- Вот и ладно. Взять бы и другим с него пример. А что до этой греческой царевны, так пусть себе приезжает на здоровье. А если Дэмиан привезет боярыне Илисафте обещанный кусок шелка, так будет совсем хорошо.
- Непременно привезет, - поспешно заверил Иосип. - Поклонится мой господин князю и не мешкая последует сюда, к своим родителям. Не забыл он и о фландрском сукне. Низкий поклон вам от его милости. Желает он видеть вас в радости и добром здравии. А пока суд да дело поведать могу разные новости. Иными вестями полнится вся ляшская земля. Другие ведомы только нам.
Конюшиха Илисафта заметалась в своем уютном уголочке.
- Конюшего, как видно, новости не занимают. От него самого я узнала о греческой царевне, а теперь притворяется, будто и слыхом о ней не слыхал. Самому небось не терпится узнать поскорей обо всем на свете, а вот же, воротит нос, все ему нипочем. А я до новостей охоча. Чем же еще в этой пустыне потешиться? Другие изъездили весь свет, а мы тут сиднем сидим; другие знают все, а мы ничего не знаем. Как же не желать услышать новости хотя бы на три дня раньше других… Но уж не принес ли ты весть о том, что сын наш Дэмиан задумал жениться? Мне во сне привиделась свадьба.
- Будет к свадьба весной, - признался Иосип Нимирченский. - Об этом пока что одни разговоры. Приглянулась ему во Львове дочь литовского купца, да не сойдутся никак в приданом.
- Раз не сошлись, значит, ничего такого и нет, - пробормотал конюший.
- А ты потерпи, не торопись, - успокоила его боярыня Илисафта. - Одни мы, женщины, знаем, какого труда требует такое дело.
- Не столько труда, сколько слов…
- Да будет известно твоей милости, что без слов ничего не делается на этом свете.
- Доказательство налицо, боярыня Илисафта: Иосип ждет, поглядывая по сторонам, и слова вымолвить не может.
- Так он и рад бы говорить, да честные конюшие не дают.
Старый Маноле смягчился и, смеясь, умолк. Симион, только что прискакавший сверху, стоял, прислонившись к столбу. Маленький Ждер, намучившись за день от всяких трудов, зевал до слез.
Наконец Иосип смог продолжить свой рассказ.
- В дни ногайского набега мой господин находился в местечко Броды, где он закупал пушной товар у королевских лесничих. Такие там были рысьи шкуры, что и не найти им равных. Мой хозяин назначил цену каждой в отдельности. Только отобрал он одиннадцатую, гляжу - скачут королевские вершники и что есть силы кричат о беде. Господин мой рассмеялся: "Какие еще ногайцы? Хе-хе-хе, тут до рубежа далеко". И стал считать шкуры. Расплатился он с лесничими, я собрал товар, и пошли мы на квартиру. А там новые вести: обезумевшие от страха беглецы. И узнали мы вскоре, что орда прорвалась в Подолию, но побоялась вторгнуться и на Волынь. Поскакали мы во Львов. По пути я все оглядывался: далеко на востоке чернела туча. Там горели селения. Добрались мы благополучно до Львова, и стали тут прибывать вести одна грознее другой; мурашки по телу бегали, волосы вставали дыбом от эдаких известий. Только из Молдовы шли утешительные слухи. Узнали мы, что подольские беглецы потянулись туда под руку Штефана-водэ. Выехал я как-то по делу моего господина в село подо Львовом и встретил там знакомца, побывавшего недавно у вас, в Тимише. Если сказать вам, что глаз затянут у него пластырем, так вы, ваши милости, сразу вспомните его, А если еще добавить, что зовут его Ильей Алапином, то вы, наверное, удивитесь: какие у меня могут быть дела с эдаким купцом? У меня с ним никаких дел не было, а он, хитрая лиса, все заводил речь об уговоре атамана Гоголи с опальным боярином Миху и все дознавался, кто мог послать весть в Молдову о замышляемом похищении коня. Я ему ответил, что ведать не ведаю и знать не знаю.
"Может статься, ты и не знаешь, куманек, - заметил мне проклятый кривой дед, - а я вот знаю. И вот я думал, гадал и так и эдак, кто бы мог поехать изо Львова в Молдову, что за купцы ездят туда от нас. И еще, с какими балагурами и добрыми выпивохами проводили время наши люди - мои и атамана Гоголи - в харчевнях Львовского посада. И с какими здешними молдаванами дружат слуги пана Миху".
"Невдомек мне, о чем ты говоришь".
"Жаль, что ты такой тугодум, - рассмеялся дед Илья. Так знай же, что мы ходили в Тишин, хотели выкрасть белого коня да вернулись ни с чем. А узнав про любовные шашни княжича, снарядили охотников изловить лисенка, да и тут промахнулись. Одна польза: встретился нам удалой молодец и достойный муж - конюший Симион, и крепко мы с ним подружились. А потом познакомились мы и с маленьким конюшим - в том кровь так и кипит. Понравился нам сей юноша - и мне, и Григорию Гоголе".
Старый конюший прервал служителя:
- Хватит сказки сказывать, Иосип!
- Да какие же это сказки, честной конюший? Сейчас узнаешь, отчего я так подробно все описываю. "Послушай еще одну новость, - говорит мне тогда дед Илья. - Посоветовались мы с Гоголей и порешили засунуть боярина Миху в мешок, взвалить его на коня и привезти к Штефану-водэ. Лукавый боярин нарушил слово, не дав нам обещанных злотых. Так что передай это нашим приятелям в Тимише. А чтобы они увидели, что мы говорим дело и не изменяем дружбе, передай им еще одну весть".
Тут рассказчик замолк и поскреб висок.
- Что он тебе еще наплел? - ухмыльнулся конюший Маноле. - Говори, не томи, видишь, боярыням не терпится узнать поскорее.
- Наговорил он мне с три короба, - пробормотал львовский посланец, - и былей и небылиц. Я уж и не знаю, было ли то на самом деле, и не хочу зря болтать и боюсь прогневить кое-кого из молодых бояр.
- Да говори же, милый человек, - жалобно взмолилась конюшиха Илисафта.
- Он сказал, что ему и Гоголе ведома судьба некой княгини и ее дочки.
Маленький Ждер чутко поднял голову, потом снова пригорюнился, устало зевнул, не спеша отошел и скрылся в доме. Боярыня Илисафта проводила его жалостливым взглядом и тут же заторопила Иосипа:
- Теперь можешь говорить открыто.
Иосип продолжал, понизив голос:
- "Их милости тогда уверятся в нашей дружбе, - сказал мне старый Илья, - когда узнают, что мы шли следом за нехристями и, сговорившись с нашими хлопцами в Приднепровье, стали нападать на отдельные отряды. Каким путем мы проведали об угоне княгини Тудосии, не обязательно всем знать. Может, попала она в руки татар по милости кое-кого из беглецов. Узнав об этом, Гоголя вспомнил своих друзей и пошел следом за ногайцами, покуда не встретился с очаковскими работорговцами. За Бугом, прежде чем вступить в свои степи, мурзы продают часть захваченного товара. Четыре польские княгини и одна молдавская со своей дочерью были проданы тут же, как только кибитки перешли вброд через Буг. Купцы повезли их в Очаков. Там в бугском лимане, ждали турецкие галеры. Молдавских рабынь погрузили, заодно со всякой купленной утварью, на судно Сулейман-бея, начальника султанской крепости, построенной в дунайских плавнях, супротив Килийской твердыни. Вот все, что мы узнали, - говорил мне дед Илья, - может, дойдет эта весть до княжича Александру и приятелям нашим будет от этого выгода. А нам от этих приятелей только одного надо: узнать у светлого князя Штефана, потребен ли ему наш товар - опальный боярин Миху. Получив ответ да узнав цену, мы тут же и доставим его".
Воротился я во Львов и доложил обо всем своему господину. "По всему видать, - сказал мне он, - что цена, которой добиваются разбойники, не превышает ковшика золотых. Хорошо, кабы родитель наш шепнул о том словечко господарю. А уж договориться мне нетрудно. Я таким товаром не промышляю и, как честный купец, не хочу встревать в чужое дело".
- А другим такого добра и вовсе не надобно, - пробормотал старый конюший. - Вряд ли заплатит господарь такую цену за шкуру беглеца, пригодную разве что на чучело.
- Кто знает… Торговое дело изменчиво. После всего, что случилось, шкуры могут подняться в цене.
Конюший Симион отодвинулся от столба, к которому прислонился.
- Друг Иосип, - угрюмо проговорил он, - второй раз замечаю, что в ляшской земле рассказы длинны сверх меры.
- Однако мой рассказ в тот приезд оказался не без пользы для коней, - рассмеялся львовский посланец.
- Может, и этот принесет кому-нибудь пользу. За первый рассказ мы тебе много благодарны. За этот - поменьше. Ступай в людскую, там дожидаются тебя добрые товарищи.
Иосип поклонился боярам и вышел. Симион Ждер приблизился к матери и поцеловал у нее руку.
- Видела, маманя, - спросил он, - как посмотрел на него Ионуц? И слушать не стал. Понял, видать, что делать нечего.
- Внял умным советам старших, - угрюмо подсказал конюший Маноле.
- Должно быть, так, - печально опустив голову, согласился Симион.
- Может, оно и к лучшему, - заключила конюшиха Илисафта. - Вот уж третья суббота, как и я и Кира шепчем над ним наговоры и отводим чары. Завтра велю отцу Драгомиру отслужить молебен об исцелении.
Маленький Ждер слышал весь рассказ Иосипа. Отошел он, охваченный страхом, как бы не натворить чего-нибудь, не выдать себя. Очутившись в маленькой горенке по соседству со светлицей боярыни Илисафты, он неслышно приник к стене и напряг слух, И услышал все.