- Как видишь, - ответил казначей Кристя.
- Что же, опять не удостоились лицезреть государя?.. В Тимише он проехал мимо. А тут только прибыл и снова умчался. А мы лишь вздыхаем, не видя его светлого лица.
- Государя ты не увидишь, - подтвердил казначей. - Но ты же приехала сюда и ради других удовольствий, боярыня Кандакия. Покуда привезут тебе изо Львова новый наряд, вернется и господарь.
Кривэц дружелюбно кивнул.
- Господарь в самом деле прибудет в Сучаву к Иванову дню.
- Ага! Значит, ждать до Иванова дня, - заметил казначей и примялся считать по пальцам. - Осталось две недели.
- Что же делать!.. - вздохнула казначейша. - Придется покориться и ждать!
- Как?
- Раз господарь повелел, придется ждать.
Казначей уставился на жену, пытаясь понять, куда она клонит, затем вспыхнул и яростно замотал головой.
- Как так? - крикнул он. - А мои дела? Нет, я оставляю братца здесь и уезжаю. Господарь требует от меня дел, а тут, на улице оружейников, мне делать нечего. Где пан Иохан? Пан Иохан!
- Я, ясновельможный боярин…
- Накорми, пан Иохан, коней и людей. Досыта накорми.
- Накормлю и тебя, ясновельможный боярин. И думается мне, не след сердиться такому вельможе, которого господарь держит в почете. Завтра день отдыха. Послезавтра можно оглядеться, посмотреть, как мы живем. В среду прибудет львовский купец. А в пятницу, глядишь, придет и весть о возвращении господаря.
Кристя Черный, шумно отдуваясь, принялся ходить под низкими сводами харчевни. Боярыня Кандакия прошла в свою комнату в сопровождении пани Мины, которая, обняв ее, шептала на ухо приятные слова и улыбалась, кося глазом в сторону мужчин.
Ионуц посмотрел на медельничера и рассмеялся.
- Так что завтра казначей Кристя представит тебя ко двору и передаст в руки княжича Алексэндрела-водэ, - продолжал служитель князя, дружески хлопая его по плечу. - И указано вам прежде всего поклониться княгине Кяжне. А уж потом зачнут и тебя мучить наставники княжича Алексэндрела.
- Как? - спросил, очнувшись от своих дум, казначей и повернулся к нему. - Что еще за наставники?
- Да неужто ты их не знаешь, честной казначей? Один из них - архимандрит Амфилохие Шендря. А ты, пан Иохан, не стой развесив уши, а достань-ка все потребное для честного боярина. А потом и нам поднеси, чтобы ему не скучать. Мне - поболее, юнцу - поменее. И больше всего - казначею. Так вот, первый наставник - отец архимандрит, дядя молодого боярина Шендри, второго гетмана, женатого на младшей сестре государя. Ты, казначей Кристя, знаешь все на свете, значит, и про это наслышан.
Кристя Черный, смягчившись, что-то пробормотал в ответ.
- Архимандрит Амфилохие прошел в Византии такое множество наук, что в нашей земле не найти человека ученее его. И эллинский превзошел, и латынь. А спроси его я, смиреннейший медельничер, как надо коптить мясо дикой козы, так он и это знает. Истинно говорю, добрые люди, - кладезь премудрости! Конечно, он не без придури, только она редко находит на него. Преподобный Амфилохие - главный наставник княжича. Второй наставник учит его сербскому языку , на котором у нас исстари читают молитвы и правят государевы дела. Сербский монах отец Тимофтей - человек весьма достойный. Только тучен сверх меры, в дверь не пролезет. Целый день ищет, где бы ему поесть да выпить, а потом казнит себя за невоздержанность. А сам, государи мои, косноязычен, бормочет быстро и невнятно. Бывает, выпалит свои непонятные слова с такой силой, аж борода раздувается. А в субботу вечером на исповеди кается под епитрахилью отца Амфилохие, прося прощения за свою прожорливость; преподобный улыбается и прощает; сам же, чтобы иметь право прощать, живет постником - по понедельникам, средам и пятницам пробавляется одной водичкой.
- Стало быть, архимандрит человек кроткого нрава? - уже спокойней спросил казначей и опустился на стул.
Иохан принес кувшин с вином и три кружки. По ляшской моде служанка поставила на стол большую миску с куриным бульоном и клецками из гречневой муки. Когда Кристя и его младший брат насытились, медельничер наполнил кружки и продолжал начатый разговор.
- Нрав-то у него кроткий, а вот есть у отца Амфилохие недостаток, как я уже говорил. В нынешнем году, ни далее как во второй день светлой седьмицы, он гневно выговаривал с амвона в обители святого Иоанна боярыням, ревностно внимавшим ему. "О женщины, - воскликнул он, - как же вы дерзаете покрывать щеки румянами, укоряя тем самым господа за то, что сотворил он вас не такими красивыми, как вам хотелось бы! На заутреню вы опаздываете, - времени у вас мало! Истинно говорю вам: скорее успевают слуги очистить конюшни сорока государевых коней, нежели вы - надеть свои юбки, серьги да булавки…"
Ионуц смеялся, слушая эту строгую отповедь; а между тем Кристя, равнодушно буркнув что-то, доедал деревянной ложкой бульон с клецками.
- А однажды в боярской раде рассказал он такую притчу, - продолжил медельничер, призвав Ионуца осушить кружку. - Стоит-де господарю чихнуть, как у всех бояр в совете начинает свербеть в носу. Такой идет чох, что вся крепость сотрясается. От этих слов чуть было не разгневался митрополит Феоктист.
- Как тут не разгневаться, - пробормотал Кристя.
- Оно конечно! Меня он тоже как-то почтил советом. "Гляди, медельничер Думитру Кривэц, - сказал он мне, - не очень-то веселись со своими дружками, ибо нынешние дружки что тени: видны только, покуда светит солнце".
- Это мне больше по душе, - заметил Ионуц. - Однако тут святой отец дал маху.
- А вот доживешь, как я, до седых волос, тогда узнаешь, дал он маху или нет. Я ему тоже ответил, Ионуц, что в Молдове нет ничего лучше и приятнее дружбы. А старец подумал-подумал, да и согласился со мной. "Что верно, то верно, медельничер Думитру Кривэц, - сказал он. - Когда лукавый, искушая спасителя нашего Христа, проносил его по свету и привел на крышу храма, не было весны, да и над Молдовой они не проносились; а то божий сын согласился бы остаться в нашем краю".
Между тем казначей, осушив еще одну кружку, приступил ко второму блюду - пшенной каше с мясом. Он был погружен в свои мысли и все считал на пальцах дни. Насытившись, Кристя встал из-за стола и отправился к супруге за советом. Корчмарь повел его. Тут же в комнату вошла пани Мина. В каждой руке она держала по медному подсвечнику с сальной свечой. Поставив светильники по обеим сторонам кувшина, корчмарша уселась рядом с Ионуцем.
- Пани Мина наша добрая подружка, - мигнул медельничер своему юному собеседнику. - Я наведываюсь порой сюда, чтобы позабыть невзгоды. У пана Иохана торговые дела в польской земле. Когда он туда уезжает, вино становится еще вкуснее.
Кочмарша легонько придвинулась к молодому боярину и ласково положила ручку на его руку; Ионуц отпрянул.
- Он еще пуглив, - улыбнулась она. - Значит, отведешь его к княжичу? Это о нем ты мне говорил?
- О нем.
- А княжич ждет его, чтобы отдохнуть от своих наставников и суровых порядков княгини Кяжны?
- Так оно и есть, пани Мина, - кивнул Кривэц. - Я - смиреннейший медельничер и воин господаря - и то живу вольготнее и веселее княжича. Да мне, простому медельничеру, много и не надо: лишь бы ходить сюда да слушать, как ты смеешься. Выпей, боярский сын, еще винца да посмотри на пани Мину. А ты, красавица, прижмись к нему и поцелуй, посмотрим, по вкусу ли ему придется.
Она прижалась к нему всем своим налитым как у куропатки телом, и губы ее обожгли юношу поцелуем. Голова Ионуца пошла кругом.
- Самая полезная наука, - смеялся смиреннейший медельничер. - Княжич тоже вздыхает о подружке. Случилось так, что князь повелел тебе представиться ко двору завтра, а сам от правился по своим господаревым делам и оставил тут княжича - встретить тебя, нового товарища и служителя. И повелел господарь, чтобы мы, служители и свита княжича, отправились вслед за ним в хотинскую землю. А мы по пути завернем к ляшскому рубежу. Есть там одно местечко, куда давно порывается княжич Алексэндрел.
- Ионэшень? - изумленно и радостно спросил Ионуц. Кривэц ухмыльнулся.
- Видишь, пани Мина, как он много знает, этот боярский сын? Можешь поцеловать его еще раз.
Корчмарша окинула Ионуца долгим взглядом. В его глазах сверкнуло пламя. Она так и не решилась вторично исполнить волю медельничера.