Жилось им при дворе в Бакэу хорошо, всего у них было вдоволь. Как-то раз Александру-водэ пожелал куда- то тайно выехать под охраной Гоголи и Богата, и ему по нраву пришлось, как вели себя мои товарищи. Княжич похлопал их по плечу и похвалил. Потом… Сейчас слушай внимательно, хорошенько слушай. И подай знак татарину, чтобы он заткнул уши. Ибо то, что ты сейчас услышишь, опасно для любого, но в том, что повелел моим товарищам Александру-водэ, таилась опасность пострашнее. Княжич сказал:
- У меня есть причина ненавидеть все, что я когда-то любил. Был у меня друг, и он предал меня. Он живет в Тимише, на берегу Молдовы-реки. Это второй конюший на княжеском конном заводе. И хочу я хоть немного отплатить ему за обиду, которую он мне нанес. Как-то раз, когда я был еще глупым и озорным юнцом, вы хотели выкрасть коня самого господаря, моего отца; но тогда вам это не удалось. Что, если вы попытаетесь сделать это сейчас? Я хочу сегодня развеять по ветру славу конюших, к которым благоволит князь, доказать, что у меня есть храбрецы посильнее, чем у господаря. Повелеваю вам отправиться и сделать то, что я сказал; а плата, которую получите, вам и во сне не снилась.
Атаман Гоголя, как он мне позже рассказал, постоял, подумал и попросил два дня на размышление.
- Нет, решай сейчас, - приказал Александру-водэ, - я взял тебя на службу, чтоб ты исполнял мои приказания, а не раздумывал. Думать буду я.
Атаман Гоголя огорченно вздохнул. В трудное положение он попал, а ведь я предостерегал его.
- Нехорошо все складывается, Гоголя, - сказал я ему. - Ты человек толковый, привык обдумывать свои поступки и мог бы смекнуть, что сам лезешь в петлю. Ты легко согласился поступить на такую службу, ибо тайна казалась тебе мелочью, зернышком. Теперь из этого зернышка выросла ядовитая белена. Как посмеешь ты пойти против самого господаря? Он лишь пальцем шевельнет, и ты погибнешь. Мы с тобой под пятою князя Штефана-водэ малы, будто семечко конопляное. Стоит ему лишь взглядом подать знак - и конец нам, как блохе под ногтем у бабы: обоих прикончит палач. Если удастся выполнить приказ, нам все равно грозит большая опасность. А может, и не удастся выполнить, ибо там живут те самые конюшие, с которыми мы однажды уже столкнулись. Тогда нас было много, и то ничего не вышло. А ведь сейчас конюшие набрались сил, мы же ослабели. Стало быть, и с одной стороны плохо, и с другой не лучше.
- Пресветлый княжич, - сказал Гоголя, - мы не уславливались нести такую опасную службу; приказ твой очень трудно выполнить.
Тогда княжич пристально посмотрел на него и сказал:
- Хорошо.
Однако Гоголя понял, что хорошего тут мало, - неспроста лицо у княжича позеленело, а правая рука задрожала на рукояти кинжала. Он всегда носит на поясе короткий кинжал, рукоять которого отделана золотом.
- Даю тебе, Гоголя, день на раздумье, - сказал княжич, да так сказал, что у атамана Гоголи защемило сердце.
- Я понял тебя, пресветлый княжич, - смиренно ответил он, поклонился и поцеловал полу его одежды.
Атаман Гоголя и Тома Богат прошли в свою каморку, вытянулись на лежанках и уставились в потолок. Они лежали и думали молча. Если бы в тот миг кто-нибудь ударил их кинжалом, то кровь не пролилась бы, застыла она от страха.
- Что делать? - спросил наконец Тома. - Надо пойти к Александру-водэ, пасть на колени и просить прощения: не можем, дескать.
- Иди и сделай это, Тома. А я боюсь.
- Тогда, атаман Григорий, пойдем и скажем ему, что мы согласны.
- Вот так-то лучше, - ответил Гоголя. - Скажем, что согласны, отправимся и больше не возвратимся. Мне надоел такой хлеб. Уйдем куда-нибудь на край света.
- Это самое лучшее решение, атаман Григорий. Пойди и скажи княжичу.
- Нет, я не пойду, Тома. Иди ты. Я боюсь.
Тома Богат поднялся с лежанки и скрепя сердце пошел к княжичу.
- Я пришел с ответом к княжичу, - сказал он привратникам. - Пропустите меня. Я тороплюсь.
Один из привратников говорит:
- Сейчас к княжичу нельзя. Подожди немного, потом войдешь. Он вызвал к себе начальника дворцовой охраны, его милость капитана Балана.
- А зачем он его вызвал?
- Неизвестно. Видно, отдать приказ.
- Тогда я приду попозже.
- Постой, - сказал привратник. - Ты же говорил, что спешишь. А вот его милость капитан Балан выходит.
Тут как раз вышел капитан Балан и увидел Тому Богата.
- Что случилось, Тома? - спрашивает с улыбкой капитан Балан.
- Я пришел, - отвечает Тома, - чтобы дать ответ пресветлому княжичу Александру-водэ.
Капитан минуту подумал. По природе он был человек добрый. Потом сказал:
- Ладно, Тома, войди к княжичу и сообщи ему, что ты хочешь, а я подожду тебя здесь.
- Но сначала к княжичу вошел привратник - спросить соизволения. Пока он находился во внутренних покоях, Тома молча ожидал. Так же молча ждал и капитан Балан.
Наконец выходит привратник и подает Томе знак войти.
Александру-водэ стоял посреди комнаты и лишь на мгновение повернул голову; лицо его было хмурым. Потом он уже и не смотрел на Тому: глядел то в окно, то в угол комнаты, то на печь.
- Говори, - приказал он.
Тома подошел, встал на колени и поцеловал полу его одежды.
- Пресветлый княжич, мы решили отправиться.
- В самом деле?
- Да.
- Ты уверен в этом?
- Мы уверены, твоя светлость.
- Неужели? Хм! Тебя, кажется, зовут Томой. А другого - Гоголей. Когда отсюда выходил Гоголя, он смиренно поклонился мне. Почему же ты не сделал этого?
- Пресветлый княжич, сейчас ведь я поклонился и поцеловал полу твоей одежды.
- Ладно. Иди и скажи капитану Балану, чтобы он выполнил мой приказ.
Александру-водэ так произнес эти слова, что у Томы стало двоиться в глазах. Княжич хлопнул в ладоши: створки дверей раздвинулись, и тотчас капитан Балан схватил Тому за правую руку. Известно было, что у Томы правая рука особенно сильна. На ней повис и один из стражей, а другой расстегнул его пояс и снял саблю.
Пока Тома находился во дворце, атаман Григорий Селезень не терял времени. В глубине души уверенный, что теперь исполнится пророчество и ему не избежать смертной казни, он вскочил, стремглав бросился к конюшням, мигом оседлал коня и погнал ко двору.
У задних ворот он крикнул:
- Государево дело! - и стрелой помчался по дороге.
В это время капитан Балан передал Тому в руки стражей, чтобы отвели его в подземелье наворотной башни и забили в колодки. Затем пошел в каморку, где оставался Гоголя. А того и след простыл. Ищи-свищи. Поднялся тут крик, отдали приказ страже вскочить на коней и догнать беглеца, догнать во что бы то ни стало и доставить обратно, дабы палач вздернул его на виселицу вместе с его другом Томой Богатом.
За атаманом Григорием помчалась целая ватага; погоню пустили во все стороны. Но Гоголе посчастливилось добраться до Васлуя: именно тогда, когда Штефан-водэ прибыл в свой летний стан. Атаману было известно, что я, его друг, нахожусь среди служителей двора. Ввалился он ко мне, усталый и голодный.
- Что с тобой, брат дорогой? - спросил я.
Тут он и рассказал мне все, как было.
- Как же ты хочешь поступить?
- Еще не знаю. Вот ты накормил меня, дед Илья, и я пришел в себя, а теперь придумаю, что сделать, чтобы спасти свою жизнь. Припасть к ногам господаря Штефана-водэ и просить у него пощады. Вряд ли это поможет. Он ведь отец Александру-водэ и, верно, разгневается на меня, и тогда мне не миновать смерти. Было бы лучше предстать перед отцом Амфилохие, самым близким советником князя. Я осторожно поведал бы владыке обо всем, а он пусть проверит, правду ли я говорю, а пока суд да дело, умолю его защитить мою жизнь. Я знаю, что надо мною навис меч и держится на волоске. Петли я не боюсь. Только сабли. Пусть бы мне сохранили жизнь для служения господарю. В войне, которую он будет вести, я готов погибнуть от сабли.
Я говорю: Гоголя, дружище, плохо ты соображаешь. Ведь святейший Амфилохие захочет уберечь князя от забот, а его сына - от доносов, так что опасность остается для тебя такой же: ты погибнешь.
- Нет, дед Илья, - отвечает мне Гоголя, - я знаю больше, нежели ты; а из разговора с княжичем узнал еще больше. Я вручаю свою судьбу архимандриту.
И вышло, что Гоголя верно рассудил. Поступил так, как сказал, и все обошлось хорошо. Вначале я обрадовался, а потом опечалился, ибо до меня дошла весть из Бакэу, о том, что Тому Богата повесили. Я поплакал о Томе, брате моем и достойном человеке, о его печальном и столь неожиданном конце. И с тех пор я боюсь, как бы не узнали, что Гоголя прячется здесь, в тайнике под часовней. Святейший Амфилохие держит его взаперти, а надзирать за ним поставлен отец Емилиан. А вдруг пресветлый княжич Александру-водэ дознается обо всем? Либо в Бакэу дойдет до него весть, либо кто-нибудь сообщит ему об этом, когда он приедет сюда, к своему родителю. Ежели сие случится, то за жизнь Гоголи я гроша ломаного не дам. Тогда остается и мне сложить руки на груди и лечь в землю. Пусть ударит меня палач по виску дубиной, и всему будет конец.
Ждер внимательно и спокойно выслушал рассказ Ильи Алапина. Задумался. Потом спросил:
- Дедушка, откуда тебе это известно? Тебе Гоголя все сам рассказал? Ты был у него?
- Был. Он попросил у святейшего Амфилохие дозволения повидаться со мной. Собирается составить завещание. Нет у него больше друзей на этом свете, один я остался. К тому же он болен, и только я могу исцелить его, пустив ему кровь. Я так лечил его и прежде.
- Значит, обо всем ты узнал от него самого?
- От него самого.
- Откуда же ты знаешь о том, что произошло с Томой, капитаном Баланом и Александру-водэ?