Там, за земляным валом и деревянными палисадами, стояли пушки, у которых дежурили немцы. Волы, перетаскивавшие эти тяжелые бронзовые орудия на низких тележках с маленькими колесами, паслись на приречных лугах под присмотром скотников и погонщиков. Ярма и дышла выстроились возле изб в ограде крепостцы. Когда немецкий капитан получал приказ о передвижении, глашатай трубил с вершины холма в горн, и погонщики гнали сивых волов к дороге, которая так и называлась - Пушечная.
На западе, на одном из склонов холма, увенчанного крепостцой, на Конюшенном лугу и на Конной поляне дежурила посменно господарская конница из Верхней Молдовы. Под Кицоком находилась конница из Нижней Молдовы. Выше по течению речки Васлуй стояли боярские дружины.
Трудно было понять, где и как размещались бояре, которые являлись на смотр вместе со своими дружинниками. Только тот, кто видел все это собственными глазами, мог представить, сколько народу собиралось в таком городке, как Васлуй. Сколько домов было в Васлуе? Примерно триста. Среди них много лавчонок, так что улица, на которой они расположены, так и называется - Торговая. Эти лавчонки и корчмы построили торговцы в незапамятные времена для проходящих через город чабанов, а также горцев, спускавшихся с гор в поисках хлеба. Здесь же устраивались и ярмарки дли крестьян, съезжавшихся со всей округи. Сюда пчеловоды везли мед и воск, а рэзеши - лошадей и рогатый скот, чабаны - брынзу, баранье сало и шерсть. Горцы доставляли дранку, гончары - горшки, а ложкари - деревянные ложки и миски. Из Белгорода, что на Днестре, приходили коробейники с дорогими безделушками, кораллами, стеклянными бусами и серьгами. Здесь бывали и прасолы, покупавшие молдавских волов, чтобы увести их потом аж в немецкую страну, что лежит за страной ляхов и за Литвой, - где-то у черта на куличках. Сюда приезжали купцы из Леванта продавать дорогое оружие и султаны из ценных перьев. Были тут и брашовяне с сукном, кушмами и простым оружием.
А как вы думаете, где останавливались во время большой иванокупальской ярмарки, длившейся две-три недели, те, кто торговал медовухой, вином, горилкой и пивом? Конечно, в Васлуе. А кроме торговцев, здесь останавливались бояре Штефана-водэ, и богатые рэзеши, и многие другие, у кого случались дела в господарской канцелярии, городские правители и дьяки, прибывавшие по приказу князя, и всякие жалобщики, домогавшиеся справедливости.
Чтобы проникнуть в город, вашим милостям непременно надобно знать васлуйский край и дороги этой местности.
Мы, васлуяне, думаем, что нет на земле краше нашего края. Горы здесь высокие - до самых небес, ущелья глубокие - до преисподней. Холмы покрыты лесами. В низинах текут тихие воды. В удобных местах раскинулись села, по склонам холмов - пашни, на равнине - богатые пажити. Выходят крестьяне на опушку леса и закладывают там пасеки. Пасечник облюбует местечко и расчистит его на несколько сажен вокруг, не дальше, чем можно швырнуть топор. В дуплах деревьев устроит ульи. Из стволов и пней сделает омшаник, лачугу и навес. Знали бы вы, какой мед у васлуян, какой воск и какую медовуху они варят! Такого напитка не было ни у татар, ни у турок, ни у венгров; во всем свете такого не найдешь. А мед? Право, самой богородице впору отведать нашего меда в райских садах. Святому Пахомию пить бы такой медовый напиток. А святому Петру зажигать бы свечи из нашего воска вокруг престола, на коем восседает господь бог, а одесную от него любимый сын его Иисус Христос.
Но какие тут дороги? Какой шлях? Нет здесь ни дорог, ни шляха, - не то что в Верхней Молдове. Есть только тропинки и дорожки. Ежели тропинку очень сильно размоет дождем, то нужно подниматься прямо по склону. В засуху тропинка тверда как камень, лошади могут разбить о нее копыта, и тогда уж следует ехать болотом. Там, где нынешней весной было болото, сейчас самая подходящая дорога для наших неподкованных лошадей. И потом вот еще что я вам скажу. Наши лошади - работяги. Вытащат из любой беды. Трудно пробираться пешком по горам, долинам и оврагам. А конь, бедняга, отовсюду вытащит. Потому коней мы держим без счету. Мы выпускаем их пастись косяками на луга. А коли требуется, идем и ловим их арканом. Очищаем коням хвосты и гривы от репьев, подрезаем челку, пучком соломы протираем спины, чтобы блестела шерсть, седлаем - и в таком виде можем предстать и перед господарем. А иной раз и для не столь важных дел: когда нужно поехать в соседнее село или в церковь, что стоит на другом холме, или побывать на кладбище, спускающемся по склону, а то и просто послать ребенка за ситом к куме, что живет за долиной, нам ни к чему седло и потник. Мы забираемся прямо на спину лошади, и так вот ездим по своим делам.
Кое-кто говорит, что Штефан-водэ устраивал военный стан в Васлуе по своим особым соображениям. Ведь здесь и наши наемные ратники, и рэзеши передвигались легко и свободно, зная каждую рытвину, каждый овраг, все поляны, убежища, потайные уголки в глухих лесных чащобах; а чужому войску, - к примеру, орде измаильтян, - не пройти безопасно по таким местам. Что могут поделать нехристи, как им тут пробраться? Господарь со своею ратью находился бы в этом краю, как в крепости: к ней трудно было приблизиться, еще опаснее обойти ее и оставить позади себя.
Но мы, васлуяне, думаем, что не из-за этого князь разбивал здесь воинский стан. Не иначе как ему просто нравилось у нас. Он раскидывал свой лагерь в ту пору, когда на лужайках начинает краснеть земляника, а в овчарнях появляется сыр. И стояли здесь шатры до тех пор, пока не созревали отборные поздние яблоки и не появлялось молодое вино, которое шипит во рту, когда им запиваешь пастраму из молодого барашка.
Есть и еще одна причина: для войск его светлости здесь всего было вдоволь - и хлеба, и брынзы, и мяса. Кроме богатства нашего края, сюда привозили и приносили всякую всячину и сверху и снизу. Сверху потому, что пастухи получили приказ не обходить Васлуйский стан, снизу потому, что жители Бырлада и торговцы хлебом из степных краев знали, что за их припасы здесь заплатят дороже, чем в других местах. Казна господаря никогда не пустовала. Чабан, землепашец, рыбак, виноградарь - каждый был уверен, что получит здесь причитающуюся ему плату звонкой монетой.
Стоило заглянуть в княжеское казначейство в тот день, когда сюда приходили войсковые начальники, а вслед за ними - придворные, а затем немцы - рейтары, пехотинцы, посыльные, татары и гонцы из крепостей, чтобы получить господарское жалованье! Держа шапки в руках, все низко кланялись капитану. Получат деньги, еще раз поклонятся и лишь потом выходят. В такие дни любо-дорого было посмотреть, как немцы пьют пиво, молдаване - вино, а казаки и татары - медовуху, как все потом веселятся и каждый поет свое. Пили до тех пор, пока, бывало, не захмелеют, пока не закружится голова, пока туман не застит очи. В такие дни ни одному воину не дозволялось носить при себе оружие.
А еще больше мне по душе другое зрелище: когда прибывали верховые из степей и из-за гор, как они гарцевали перед княжьим крыльцом и как князь выходил к ним, расспрашивал о том, о сем, а затем осматривал их оружие. Жители гор, как и остальные молдавские рэзеши, не получали платы из господаревой казны, да она и не требовалась им: они были избавлены от налогов, наделены землей, имелись еще и другие, особые условия расчетов с князем, как у коренных жителей Молдовы.
После того как кончался смотр и проходили рэзеши перед князем, они доставали бочонки, притороченные к седлам, и разную снедь. Едят, бывало, пьют за здоровье князя, потом один из них выходит с волынкой на поляну, и начинаются танцы и веселье - уж таков нрав жителей Молдовы, особливо горцев; им не надо было идти в корчму, потому что все они привозили с собой; они не звали цыгана с цитрой, потому что у них имелся свой волынщик. Разумеется, если бы я был торговцем, мне бы это не понравилось. Но так как я сам прутский рэзеш из-под Бырлада, то мне это нравится, ибо и у нас, в долине Ялана, зря деньги не тратят; получать мы любим, а вот отдавать - отдаем лишь по крайней надобности. Ходит слух, будто у нас кое-кто хранит брынзу в бутылках, а кошек поит уксусом. Но это неправда. Какими бы скупыми мы ни были, а так мы не поступаем. Нам по нраву веселая, но пристойная жизнь. На ярмарках мы не любим пить допьяна, не лезем вперед, не кричим и не беснуемся, ибо все мы в родстве между собой, и нам было бы совестно, ежели слухи о таком озорстве дошли бы до нашего князя.
- Как зовут тебя, твоя милость? Вижу, что ты человек знатный и при тебе слуга, - спросил старый мельник.
- Меня зовут Ионуцем.
- Дай бог тебе здоровья. Вот здесь, на берегу Бырлада, возле моей мельницы, все делают привал - и те, кто идет к князю, и те, кто возвращается от него. Я всех вижу, слышу их разговоры, привык различать, что это за люди. Разные бывают деревья, разные и люди. Ты, должно быть, голоден, хотя по тебе этого и не видно.
- Да, дед Иримие, я голоден.
- Ты даже знаешь, как меня зовут? Вот удивительно!
- Знаю, ибо не забыл той поры, когда несколько лет назад был здесь с отцом…
- Вот оно что! Это хорошо. А я уж подумал, не колдун ли ты. Однако для колдуна слишком уж молод. Скажи имя отца твоей милости, с которым, говоришь, останавливался, здесь несколько лет назад.
- Конюший Маноле Черный.
- Ну, тогда я тебя знаю. Конечно, ежели бы ты не назвался, я бы тебя не узнал. Тогда ты был ребенком, а теперь - мужчина. Ты, стало быть, тот, которого зовут Маленьким Ждером, сын боярина Маноле?
- Тот самый, дедушка.