- А кого же вместо них? - озадаченно спросил Иоанн.
- Куда проще повелеть, чтоб сам народец лучших из своих же избрал. Так-то оно понадежнее будет. Опять же, на ком вина, ежели они худых выберут? Да на них самих, и государь тут ни при чем, - развел руками окольничий. - Опять же и им самим страху больше. Те, кто их ставил, уже не в Москве, до коей далече. Они тут, рядышком. Потому и судить станут по совести да по чести.
Карпов даже про болезнь забыл - настолько увлекся, втолковывая ученику эти истины. Правда, положа руку на сердце, свою роль сыграла и его собственная обида. Как тут не горячиться, когда его в свое время именно из-за худородства не раз и не два отодвигали в сторону, предлагая волости "в кормление" совсем иным, у которых всех заслуг - знатность их отцов и дедов.
- Но и простецам воли тоже много не давай, - тут же строго заметил он. - Чтоб все без перехлеста было. А если и дашь, то чтобы воля эта опять же поначалу в судебниках прописана была. То бишь и они пред ними тоже должны с согнутой выей стоять. Опять же недовольный твоим судом завсегда может в записи эти заглянуть и успокоиться - не государь неправ, но закон. А на мертвую бумагу какой прок гневаться? Вот он сердцем и отойдет. Потому, ежели восхочешь, добавь или, там, измени, а лишь потом суди, но опять-таки по написанному, а не из головы. Тогда пред твоим судом люди шапку скинут, и всяк, кто из него выйдет, никогда не скажет - блажит великий князь.
- И в святых книгах то же заповедано, - не выдержав, встрял в разговор отец Артемий. - Соблюдение правосудия - радость для праведника и страх для делающих зло. То в книге притчей царя Соломона сказано, ибо был сей царь мудр и предрек: "Егда страна отступит от закона, тогда в ней много начальников, а при разумном и знающем муже она долговечна". И еще он же сказал, что царь правосудием утверждает землю.
- А кто отклоняет ухо свое от слушания закона, того и молитва - мерзость, - добавил Федор Иванович еще одно Соломоново изречение и довольно улыбнулся.
Улыбка была как поощрение самому себе, потому что память тоже начинала потихоньку подводить его, и теперь он вел с нею каждодневный неравный бой, стремясь извлечь из ее закромов то малое, что еще уцелело, чтобы передать этому пареньку, которому вскоре предстояло занять великокняжеский стол.
- А ежели мне самому ранее написанное не по душе придется? Сам же сказывал, что жизнь меняется и человек с нею. Вот и я по прошествии лет иначе мыслить стану не так, как поначалу.
- Вначале на бумаге измени, - строго произнес Карпов. - Без того, как бы тебе ни хотелось, обязан по старому вершить, чтоб все видели - пред законом и сам великий князь голову склонил в покорстве. То - пример для послушания всем прочим. А уж когда изменишь, тогда и твори по-новому. Да прежде, чем свое слово советчикам поведать, выслушивай каждого и начинай с малых, дабы величие больших не ослепило их, а льстецы не могли повторить слово в слово, что государь произнес. Вообще же льстецов бойся больше всего, ибо от них быть худу, и ничему иному. Наипаче же тех из них опасайся, кто не просто льстив, но и умен, кто твою мысль через себя протянет, да вытянет в соцветии своих словес. Выйдет, будто он вовсе не твое глаголит, а мыслит как ты. Потому задумки все в себе храни и токмо слушай поначалу, будто у тебя покамест вовсе своего нет - в чем убедят, так и поступишь. А то наслушаешься их восхвалений, будто ты непогрешим, яко римский папа.
- А он что - и впрямь непогрешим? - удивлялся Иоанн.
- Не перебивай. Что же до папы, то он лишь мнит о себе иное, глупцов наслушавшись. Но он - латинянин, - брезгливо произнес Федор Иванович. - Им дозволено в дурнях ходить. Ты ж - государь православный, а потому в сердце должен честь и совесть иметь, а в душе веру и справедливость. Да, о справедливости и суде праведном, - вспомнил он. - Допрежь слова своего разузнай поначалу все хорошенечко, и мысли токмо о главном - кто и что содеял, а уж опосля пытайся понять - для чего. Опять же - с умыслом али как.
- А как же иначе?
- Иначе? - усмехнулся Федор Иванович. - Так ведь оно по-всякому может быть. Вот тебе загадка. Взял один купец у другого десять рублей на год. А на следующее лето они у тебя на суде. Один кричит - отдал я ему, второй - не отдавал. Что делать станешь?
- А чтобы мой батюшка Василий Иоаннович повелел?
- Хитер, - протянул Карпов, и непонятно было - то ли осуждает, то ли одобряет решение ученика. - Батюшка твой, особливо ежели бы не в духе был - непременно на дыбу повелел обоих отправить.
- Как-то оно негоже, - неуверенно протянул Иоанн. - Невинного пытать, оно…
- И к тому ж неведомо, кто крепче телом окажется, - подхватил Федор Иванович. - А ежели истинный виновник выдержит все три раза, а тот, кто прав - нет, да уже на первом разу закричит, что оболгал он, дескать. И что тогда?
- А что тогда? - озадаченно посмотрел Иоанн на учителя.
- А тогда тебе придется виноватого во всем удоволить, а невинного…
- Но это ж не по правде! - возмутился Иоанн.
- А пыткой правды и не дознаться. Ежели палач в своем деле понимает, то опрашиваемый, на дыбе зависнув, все что хошь поведает. Надо, так он поклянется, что не Иуда, а он на Христа напраслину возвел. Потому паки и паки - мысли. И не семь раз отмеряй, но семижды семь, ибо за каждым твоим словом судьбы людские скрыты. Ошибется пахарь в поле - сам голодать станет, купец проторгуется - сам по миру пойдет, а ты промашку допустишь - кто-то кровью утрется, а то и живота свово лишится.
- Так, может, тово, - робко предложил Иоанн. - Вовсе казнь отменить. Ежели у судьи промашка, так ведь невинного не воскресишь?
- А коли он живота кого лишил? - сурово спросил князь.
Иоанн молча пожал плечами:
- И в писании тако же проповедано: "Не убий".
- От дурень! - восхитился Федор Иванович, на что возившийся с приготовлением для Карпова лекарственного питья Артемий, не выдержав, неодобрительно кашлянул.
- Мне можно, - заявил князь, правильно поняв намек старца. - Потому как больной я и летами стар. Ты же, государь, внемли, что на одного прощенного невинного девяносто девять виноватых будет. Простишь их, и что? Так ведь они потом с десяток, али два таких же невиновных сызнова убьют. Выходит, ты за ради того, чтоб одного невинного уберечь, два десятка положишь? Это как?
- То не на мне грех будет, - попытался возразить Иоанн.
- Вона как! - возмутился Федор Иванович. - Стало быть, тебе главное - чистеньким остаться? Так ты, милый, спутал. Тебе тогда не на княжеский стол, а в монастырь надобно. Сиди себе, да о душе молись, чтоб в рай попасть. А коли бармы Мономаха наденешь - не о себе, но о Руси должон мыслить, ибо ты - отец державы, и все, кто в ней - дети твои. Да и не слыхал я николи, чтоб был на свете дурень, кой отменил бы казни. Ни у нас, ни в иных землях. А и сыщется когда-нибудь такой, то одно слово - дурак он и тряпка гугнивая.
- А как же "не убий"? - напомнил Иоанн.
- То к отцу Артемию, - устало откинулся на подушки Карпов. - Он растолкует.
Иоанн повернулся к старцу. Тот, разминая что-то в тяжелой медной ступке, спокойно произнес:
- Нет для государя "не убий". То Христос людям простым поведал, дабы они самосудом не занимались. Вспомни-ка получше, кому он эти заповеди говорил - разве правителю? То юноше говорилось, кой вместе с ним уйти хотел, да иным простецам. Что же до злодеев касаемо, так он прямо рек: вы слышали, что заповедано древним: "не убивай, кто же убьет, подлежит суду"? А яз реку вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду. Что из сего следует, государь? - и, не дождавшись ответа, продолжил: - То, что он согласился с оным, хотя и знал, что в суде для убийц одна кара - смерть. К тому же еще бог-отец заповедал: "Кровь за кровь и смерть за смерть", а Христос рек: "Не мыслите, что яз пришед нарушить закон или пророков; не нарушить пришел яз, но исполнить". Другое дело, ежели человек инако мыслит, вольнодумствует. Тут смертию карать негоже, как бы иные ни упирались.
Коли безвреден для тебя - оставь. Пусть мыслит далее. Глядишь, а он что-нибудь полезное надумает.
- А коль вреден? - спросил Иоанн.
- Изгони его из Руси али в келью посади, но не карай. Особливо бережно к младым умам относись. Известно, молоденький умок, что весенний ледок - и туда его течением несет, и сюда. Пусть себе перегуляет. И ты не прав, Федор Иваныч, когда про дурней сказывал, о коих ты не слыхал, - повернулся он к Карпову. - Всякие бывали. Я в житии святого и равноапостольного князя Володимира Красное Солнышко читывал, что одно время он и злодеев перестал казнить, отчего татей приумножилось в изобилии, а на попреки в том ответствовал, будто бы не казнит оттого, что боится греха. И знаешь ли, яко митрополит Руси и старцы ему ответствовали?
- Как? - спросил Иоанн.