8
И вот снова Испания. Но не Севилья, отвоеванная у мавров триста лет назад, а Галисия, под маврами почти что и не бывшая. Тут даже лица другие… Как бы больше похожие на наши, поморские, что ли? Хотя откуда бы?
Федька не знал, и не узнал никогда, что сходство он подметил точно: в отличие от остальной Испании, тысячу лет назад завоеванной вестготами, здесь, на крайнем северо-западе, образовалось - таковы были капризные пересечения народных судеб в ту пору, пору Великого Переселения Народов - королевство свеев. Завоеватели его были предками шведов, но немалую их долю составляли… аланы, предки осетинов! И я затрудняюсь точно сказать, кто в том королевстве был более неуместен и сенсационен: аланы ли, проделавшие более длинный путь из предгорий Кавказа, или свеи, пересекшие все климаты Европы по пути из еловой тайги в вечнозеленые леса из буков, каштанов, пробковых дубов и тому подобных теплолюбов.
Сначала их долго промурыжили таможенники: обыскали подробно, ничего не нашли, изучили клейма на ножах (Толедо!), на фляжках (Куэнка - на глиняной и Баракальдо - на оловянной) и всем прочем, дважды записали рассказ о причинах появления здесь - сначала по отдельности они рассказывали двум чиновникам, потом оба вместе.
Они нигде не запутались, прицепиться было решительно не к чему. Но таможенники (сами-то по себе ребята неплохие. Федор даже выпросил у "своего" допросчика писчее перо и "настоящие испанские" игральные карты, в колоде которых не хватало двух красных тузов и валета треф, на память) спихнули дело своему старшине, который ушел обедать и потом подремать, отложив дела на потом. В общем, первую ночь они провели на дерюжке, дрожа от промозглой ночной сырости, и только назавтра после полудня их освободили, выдав бумажку о том, что таможенный досмотр они прошли.
Но на бумажке, правда, одной на двоих, были написаны слова, делающие ее бесценной: "…прибыв в Испанское королевство законным образом, вышеозначенные двое намереваются совершить благодатное паломничество к мощам Св. Иакова Компостельского и затем путешествие по Испании до столицы графства Барселонского. Оные два паломника обязались соблюдать нижеприлагаемый маршрут, не сворачивать в столицу королевства, дабы не увеличивать тамошнего избыточного многолюдства, не вступать в споры о вере с мирянами и духовенством, не пытаться проникнуть в заморские владения испанской короны, не чинить заговоров, не играть в азартные игры, не соблазнять замужних женщин, а также вдов и девиц, не… не… не…" - всего дотошный Федор насчитал тридцать девять запретов.
Правда, никакого "прилагаемого" описания разрешенного им маршрута не дали - "Много чести!", а в азартные игры предложил поиграть сам таможенник, сей запрет на бумаге изложив и песком посыпав, чтоб осохли чернила…
Замечу, что так было и во все их испанское путешествие: им сообщали устно или письменно множество строжайших запретов, которые на деле не соблюдались, им выдавали бумаги со ссылками на приложения, которые никто и не думал к тем бумагам прикладывать. Ни один вопрос не решался сразу. Его откладывали до "сейчас начальник придет", потом, когда придет, откладывали вновь "до обеда" - ну а после обеда вообще никто ничего не делал и все переносилось на "завтра утром". Назавтра их отпускали, не вникая ни в их бумаги, ни в их рассказы и объяснения.
Видимо, просто-напросто держали, пока не отчаятся взятку содрать. Поймут, что безденежные, - пару пинков дадут и - иди куда хочешь…
Дрейк задумчиво цедил:
- С такими чиновниками и вообще с такими порядками не то удивительно, что иногда мы, маленький остров, их пощипываем, а то и бьем, - а то, что они вообще еще не рухнули, как описанный в Ветхом Завете колосс на глиняных ногах!
Федька, который повидал в жизни еще много меньше, чем его капитан, не особо удивлялся. Ему тут казалось все похожим на Россию. Вот все инакое - и вера, и что бедняки едят, и одежда, и домы, и язык. И все очень похожее. Народ лихой, удалый, нерасчетливый. Горячий народ. Русские туго заводятся, а эти моментом, но уж как заведутся - не вдруг отличишь.
Окончательно он в сем странном сходстве уверился, когда увидел то, чего нигде в Европе не видал: поспорили два погонщика мулов о чем-то, и - шапку оземь!
Дрейк, тоже это видевший, увидел и понял другое:
- Хоть и говорят, что галисийцы в Испании считаются холодными людьми, а такие же петухи, как и андалусийцы. Только и разницы, что не такие черные да песни другие поют.
Это точно: тут пели не такие тягучие, с бешеными вдруг всплесками, а напевные, мягкие, тоже чем-то похожие на российские песни. И бабы тут ходят часто в белых платочках, низко надвинутых на лоб или вовсе уж по-русски, по-деревенски повязанных - с узлом под подбородком. Вот только в церкви ведут себя иначе. И то не совсем-то иначе. Часть серьезно и тихо молится, а часть - чисто юродивые московские! Тот на полу распростерся, молотит себя по спине через плечо, на пузе лежа, цепью и орет: "Грешник я великий! Плюйте на меня, христиане!" (И ведь находятся, плюют, озорства ради более.) Помолится так, встанет окровавленный и оплеванный, капюшон ниже надвинет и - из храма. Спросишь, кто - оказывается, не юродивый вовсе, не нищий Христа ради, а известный купчина…
Правда, говаривали втихаря, что и Грозный царь так же валяется в храмах, себя бичуя, и орет: "Грешник я велми велик еси! Вяжите мя, православные!" Особливо после попойки, с похмелья…
Так вот, еще Русь Федору напоминало то самое чиновничество, что озадачивало мистера Дрейка. "Это ж наши приказные! Подьячие!" - догадался еще на второй день после высадки Федор - и все на свои места встало. Он даже частенько понимал без ошибок, чего чиновник хочет, даже если слова шли ему незнакомые прежде. До слов понимал.
И потому объяснял Дрейку, что напрасно думать, будто такое нерадивое, погрязшее во взяточничестве повальном, волокитное чиновничество - верный знак гнилости государства. Вон в России точно такое же оголтелое приказное племя - а страна стоит, и победить ее не удастся. Сама не всегда побеждала, это точно. Но зато ее победить - дело вовсе немысленное. Почему? Да, наверное, потому, что такое чиновничество - знак того, что в сей державе народ на великие дела способен, но живет при этом как бы на отшибе, властям вопреки. Они ему за указом указ - а он плевал… И лицо страны для иноземца при таком раскладе совсем не истинное. Оно и для самих той страны подданных, может быть, не то. Вот когда надо жилы рвать и из себя выпрыгивать - тогда оно истинное. А потом опять как бы полусонное…
Он это ясно чувствовал, но не мог ясно обсказать. Тем более, что надо по-английски… Вот вроде и знаешь, а неродной и есть неродной. Вот богомаз рисует, разводит краски - тут мазнет густой краской, а тут чуть-чуть, один раствор… А на чужом языке говорить и думать - все равно что иконы писать одними чистыми красками. Грубо выходит, оттенков никаких не передать…