Опустившись пониже, в свете луны экипаж смог различить медленные танкеры и грузовые суда, а также эсминцы, расставленные по флангам конвоя. Время от времени один из них прибавлял ходу, пуская дым из обеих труб. Достигнув начала конвоя, он снова замедлялся, пропуская вперед танкеры. У Союзников это называлось "индийским ходом". Вернувшись в конец конвоя, эсминец опять ускорялся, и так до бесконечности.
Для сопровождения конвоя таким образом требовалось меньше боевых кораблей.
- Сотни две, - считал Эбельхарт.
- Красные смогут продержаться месяцы, - кивнул Лихтерман. - Йозеф, что там с рацией?
- Одни помехи.
Помехи были вечной проблемой здесь, в Заполярье. Заряженные частицы магнитного поля Земли ударялись о землю на полюсах и губили электронные лампы раций.
- Отметим координаты, - объявил Лихтерман, - и радируем их, как только приблизимся к базе. Так держать, Эрнст! Если бы не ты, мы бы их упустили.
- Рад стараться. - Парень не смог сдержать гордости в голосе.
- Необходимо как можно точней определить их количество и скорость.
- Подходить слишком близко тоже нельзя, иначе эсминцы откроют огонь, - предупредил Эбельхарт. О боях он знал не понаслышке и сейчас сидел за вторым штурвалом из-за осколка в бедре, будь проклята лондонская ПВО. Он не мог не узнать огонек в глазах Лихтермана и восторг в его голосе. - И не забывай о КАМах.
- Не беспокойся, - с напускной бравадой ответил пилот, поворачивая массивный самолет в сторону вражеской армады в трех километрах под ними. - Мы достаточно далеко, да и до суши неблизко, они не успеют пустить истребитель нам вслед.
КАМы были суровым ответом Союзников на немецкую воздушную разведку. Оснащенные длинными рельсами в носовой части, они способны были запускать истребитель "Хоукер Харрикейн" для уничтожения неуклюжих "Кондоров" и даже для нападения на всплывшие подлодки. Единственный недостаток КАМов заключался в том, что истребитель не мог сесть обратно на плавучую базу. Так что запускать их можно было у берегов Великобритании или другой союзнической территории. В противном случае самолет приходилось сажать на воду, и пилота вытаскивали уже оттуда.
До суши тысячи километров, а пытаться вытащить пилота из воды в темноте было бы безумием. Нет, этой ночью ни один "Харрикейн" не посмеет подняться в воздух. "Кондору" нечего бояться, главное - оставаться вне зоны досягаемости их ПВО.
Эрнст Кесслер сосредоточенно подсчитывал количество рядов во вражеской армаде, как вдруг заметил мигающие огни на бортах двух эсминцев.
- Герр гауптман, - тут же завопил он, - они открыли огонь!
Лихтерман видел только эсминцы со своей стороны.
- Отставить, - ответил он, - это всего лишь сигнальные огни. Корабли должны соблюдать радиотишину, так они общаются.
- Виноват.
- Пустяки. Ты, главное, считай.
Они пролетали над северным флангом армады, когда тишину пронзил истошный вопль другого пулеметчика - Дитца:
- Контакт!
Лихтерман даже не успел сообразить, что к чему. Точная очередь из 7,7-мм пулемета пробила обшивку "Кондора" по всей длине самолета от вертикального стабилизатора. Дитц погиб мгновенно. Снаряды пронзили кабину, и сквозь барабанную дробь рикошетивших отовсюду пуль и свист ветра из пробоин Лихтерман различил стон товарища. Он обернулся и увидел огромное кровавое пятно, расплывающееся по куртке Эбельхарта.
Лихтерман всем весом навалился на штурвал, уходя в пике в попытке сбросить хвост.
Это было ошибкой.
"MV Эмпайр Макэльпин", запущенный лишь пару недель назад, был недавним дополнением к конвою. За пять месяцев на судостроительном заводе Бернтайленда балкер весом в 8000 тонн оборудовали летной палубой и надстройкой-островом, а также ангаром на четыре торпедоносца-бомбардировщика "Фэйри Суордфиш".
Пока "Кондор" делал круги над конвоем, пара "Суордфишей" поднялась в воздух и отошла на приличное расстояние, поэтому команда Лихтермана не заметила их во время атаки. Бипланы, экипированные тяжелыми пулеметами "Виккерс" и ручными пулеметами "Льюис", серьезно уступали "Кондору" в скорости.
Второй "Суордфиш" кружил под "Кондором" в ожидании, разглядеть его в темноте было практически невозможно. Он пришел на помощь напарнику, как только "Фокке-Вульф" спикировал.
Очередь из "Виккерса" прошлась по носу "Кондора", а второй пулеметчик уже нацеливался на его моторы.
Пули изрешетили стенки у позиции Кесслера, чудом не задев его самого. С начала внезапной атаки не прошло и пары секунд, парень даже не успел осознать страх. Но свой долг он помнил прекрасно. Стиснув зубы, он отчаянно надавил на гашетку MG-15, не обращая внимания на жуткую тряску. Кесслер управлял 7,92-мм авиационным пулеметом, как пожарный направляет струю воды при пожаре. Он видел лишь круг света перед собой, в него-то он и целился. Это был выхлоп из двигателя британского самолета.
Пули попали в цель, и нос вражеского самолета внезапно загорелся. Искры и языки пламени окутали "Суордфиш"; пули проходили сквозь металл, как горячий нож сквозь масло. Винт снесло начисто, а двигатель взорвался, словно осколочная граната. Горящее топливо заливало беззащитных пилота и пулеметчика. Контролируемое пикирование "Суордфиш" превратилось в неуправляемое падение.
Объятый пламенем "Фэйри" камнем шел вниз, закручиваясь вокруг своей оси. Лихтерман тем временем уже выравнивал "Кондор". С широко открытыми от ужаса глазами Кесслер наблюдал за горящими обломками. Крылья отвалились от фюзеляжа, ни о какой аэродинамике уже и речи быть не могло.
Оторвав взгляд от "Суордфиша", Кесслер поднял голову и увидел двадцатиметровый след дыма из левого крыла. Тут- то его в полной мере объял страх, которого он не замечал в пылу битвы. След тянулся от обоих девятицилиндровых двигателей.
- Герр гауптман! - что было мочи заорал он в микрофон.
- Заглохни, Кесслер! - прорычал тот. - Йозеф, живо сюда, мне нужна помощь. Эбельхарт мертв.
- Но, герр гауптман, двигатели... - не унимался парень.
- Да знаю я, черт тебя дери! Не лезь.
Первого "Суордфиша" нигде не было видно - скорее всего, он уже присоединился к конвою, - и Кесслеру оставалось лишь в ужасе глазеть на струю дыма, тянувшуюся за мотором. Пытаясь погасить огонь, Лихтерман вырубил внутренний двигатель и дал винту повращаться вхолостую, прежде чем снова запустить его. Послышался хлопок, мотор воспламенился.
Лихтерман попробовал перезапустить внешний двигатель, и тот загорелся, изредка попыхивая. В тот же миг пилот вырубил все еще горевший внутренний мотор, боясь, как бы огонь не перекинулся на топливопровод, и снизил обороты внешнего до минимума в попытке сохранить его как можно дольше. С двумя исправными двигателями и еще одним полуживым у них были шансы добраться до базы.
Кесслер сдерживал порыв поинтересоваться их теперешним положением. Лихтерман сам выйдет на связь, как только сможет. Внезапно парень аж подпрыгнул от неожиданности: сзади послышался странный шипящий звук. На плексигласовой перегородке стали появляться капли какой-то жидкости. Он тут же понял, что Лихтерман высчитал количество топлива, достаточного, чтобы дотянуть до Нарвика, и теперь сливает лишнее горючее, пытаясь как можно больше облегчить самолет. Сливная труба от топливного бака находилась как раз позади его позиции.
- Ты как там, парень? - спросил Лихтерман, перекрыв поток горючего.
- Вроде... вроде в порядке, - запинаясь, ответил Кесслер. - Откуда взялись те самолеты?
- Я даже не успел их разглядеть, - признался пилот.
- Это были бипланы. Ну, тот, что я подбил, - точно.
- "Суордфиш", не иначе. Видать, Союзники припасли для нас пару трюков в рукаве. Запускали явно не с КАМа, ракетные двигатели разнесли бы их на куски. У британцев новые игрушки.
- Но мы бы заметили, как они взлетали!
- Что ж, видно, они засекли нас и поднялись в воздух еще до того, как мы обнаружили конвой.
- Нужно немедленно передать информацию в штаб.
- Йозеф уже над этим работает. Правда, ничего, кроме помех, мы так и не услышали. Через полчаса будем над побережьем, там связь получше.
- Какие будут приказания?
- Сиди и будь начеку, не хватало нам еще истребителей на хвосте. Мы и сотни узлов не набираем, нас с легкостью догонят.
- А как же лейтенант Эбельхарт и унтер-офицер Дитц?
- Не у тебя ли, случаем, отец священник?
- Дед. В нашей лютеранской церкви.
- Пускай помолится, как возвратимся. Эбельхарт и Дитц погибли.
Повисло тягостное молчание. Кесслер все вглядывался в темноту, ища глазами признаки вражеских самолетов и в глубине души надеясь их не найти. Казалось бы, на войне как на войне... так откуда же это гнетущее чувство вины? Почему так трясутся руки и сводит живот? И зачем только Лихтерман упомянул его дедушку! Можно себе представить его реакцию. Он терпеть не мог глупых политиков и эту проклятую войну, а теперь еще и внук стал убийцей! Кесслер никогда больше не осмелится взглянуть ему в глаза.
- Вижу берег, - нарушил тишину Лихтерман сорок минут спустя, - так и до Нарвика доберемся.
"Кондор" летел в километре от земли. Северное побережье представляло собой малоприятную пустошь, где пенистые волны разбивались о безобразные скалы.