Впрочем, Егор и сам чувствовал: скверно идут дела не только в их родной Укромовке - она лишь капля в чаше российской благодати, которой отчего-то всё меньше и меньше становилось. Но им-то, на кораблях и в казармах, всегда было хлеба и масла вдоволь. Однако ни у кого ещё кусок поперек горла не стал от мысли, какой ценой этот хлеб достаётся, хотя бы в той же Укромовке. Подумалось, что и его личная неустроенность исходит от тех же самых, ныне усыхающих корней, которыми сотни лет живо родное село. Вот занедужили они, а плохо стало ему самому, как и многим другим людям, зелеными листочками покрывавшими некогда густую Укромовскую крону. Прав был дед: на Руси подлинное благополучие обрести возможно лишь всем миром, как и большую беду преодолеть, которая обрушивается одна на всех…
Больше часа кружил Егор по посёлку. И сам не заметил, как ноги привели его к почерневшему от дождей и стужи деревянному домику, где он вместе с Катей какое-то недолгое время был всё же счастлив. Крепко сколоченный типовой финский особнячок мало изменился с тех пор, как Егор съехал отсюда. На покатой крыше всё так же дремали округлые каменюги, - будто калачиком свернувшиеся кошки, гревшиеся у печной трубы. "Это чтоб кровлю ветром не сорвало", - припомнилось.
Егор немного постоял у знакомого оконца, изливавшего неяркий тёплый свет. Там, за пёстрыми занавесками, шла своя жизнь. Слышался воркующий, ласковый женский голос, а в ответ - веселёнький детский смех.
"Живут же люди, и дай Бог им счастья", - мелькнуло в голове, и затаённая тоска вновь шевельнулась, напоминая о себе. Но негоже было слишком долго торчать под чужими окнами каким-то завистливым и роковым пришельцем. Да и скрип снега под ногами оказался довольно громким. Через приоткрытую форточку, надо полагать, он был хорошо слышен. Вот занавеска отдёрнулась и чьё-то молодое женское лицо прижалось к стеклу. Егор отпрянул к стене, хоронясь в тени. Даже дышать перестал в невольном смущении от того, что его обнаружат. Наконец, занавеска снова задёрнулась. И Непрядов, устыдившись своего нелепого положения, поспешил уйти прочь. Уж, верно, от чужого счастья так же мало тепла и света, как от севшей батарейки.
Сокрушённо качнув головой, он даже подивился своему невольному безрассудству, с каким подглядывал за чужой, неведомой ему жизнью. "Кто она? - Подумалось о той женщине в окне. - Лейтенантская или мичманская жена, поджидающая с морей своего мужа-скитальца?.. А не все ли равно! - и от души пожелал, в тайне надеясь на силу своего прорицания. - Пускай малыш твой будет здоров и весел, а муж - бесконечно влюблён и предан тебе. И сама никогда, ни при каких обстоятельствах, да не покинешь его…" То было подсознательное излияние дедова наказа: "Пожелай от сердца другому то, что самому себе хочешь. Тогда и душу свою от греховных помыслов сбережёшь".
Обогнув дом, Непрядов начал спускаться с откоса. Мороз принялся всерьёз донимать, всё сильнее пощипывая за уши и прихватывая ноги. Снова захотелось поскорее к теплу. И Егор повернул в сторону своей пятиэтажки, ярко светившей окнами в противоположном конце улицы. И здесь увидал Кузьму. Тот бодро шагал немного впереди, под руку с какой-то высокой и полноватой дамой в пушистой меховой шапке и с таким же роскошным большим воротником. Им было весело, они чему-то смеялись, похоже, увлечённые друг другом.
Первым желанием Егора было свернуть куда-нибудь в сторону, или хотя бы немного поотстать. Совсем не хотелось попадаться дружку на глаза и ставить его тем самым в неловкое положение. Не составило труда догадаться, что это была та самая женщина, которая вскружила Кузьме голову. Это о ней так нелестно говорил Вадим, как о первопричине всех бед их непутёвого друга. Звали ее Ириной Марковной. Она работала в посёлке завмагом. Егор и сам немного знал эту особу, хотя и не был с ней близко знаком. Какой представлялась? Да так себе… Не сказать, чтобы слишком красива. Но было в ней нечто такое, что всегда нравится мужчинам: свободна и весела, отнюдь не глупа и довольно разворотлива. Такая военторговская фея и разведённая мичманская жена отыщется едва ли не в каждом заполярном гарнизоне. Как полагал Егор, всяких поклонников у неё и без Кузьмы хватает. И на что тот рассчитывал - трудно понять. Да и со своей Региной, насколько было известно, Кузьма окончательно расставаться совсем не спешил.
Но уклоняться оказалось уже поздно. Заслышав за спиной скрип снега под чьими-то ногами, Кузьма обернулся, и враз широкая улыбка расплылась по его лицу.
- Ба, Егор Степа-аныч! - вальяжно протянул он, разводя руками. - А я гляжу, кто это нам пятки, того и гляди, оттопчет?
- В придачу могу еще и уши оттоптать, - хмурясь, не слишком любезно посулил Егор. Приближаясь, он подчеркнуто старался не глядеть на разрумянившееся, надменное лицо завмага.
- Не выйдет, я абсолютно трезвый, - отвечал Кузьма, со смехом обнимая Егора и совсем будто не замечая его подчёркнутой нелюбезности. Затем так же весело и запросто представил Егора своей спутнице:
- Вот, рекомендую, Ирина Марковна… Мой лучший друг, настоящий моряк и вообще - замечательный парень, каких в нашей сволочной жизни редко сыскать.
Не успел Непрядов и рта раскрыть, чтобы одёрнуть расходившегося дружка, как Ирина Марковна, как бы себе на уме, добавила лести:
- Ну, кто же такого видного мужчину не знает в нашей гарнизонной деревне? - заговорила она низким, грудным голосом и с томной поволокой в карих, подведённых тушью глазах. - Всех наших боевых капитанов по пальцам можно перечесть.
- Капитанов, как вы изволили сказать, у нас всегда хватает, и даже с избытком, - подхватил Непрядов наигранным тоном. - А вот вы у нас, очаровательная Ирина Марковна, в качестве командира военторга уникальны.
- Ах, благодарю, - произнесла она с деланой страстью. - Наконец-то вы с высоты железного капитанского мостика снизошли вниманием до скромной работницы деревянного прилавка.
Кузьма захохотал, запросто ткнув дружка кулаком в плечо и тем самым как бы намекая: "Какова все же стервочка?.."
- Да что же мы тут мёрзнем, отцы-командиры, - нашлась Ирина Марковна, - а не заглянуть ли вам к одной одинокой девушке, тем более что мы находимся совсем рядом? - Она показала рукой на ближайший финский домик и добавила. - Кстати, подходящий повод есть…
Непрядов было заколебался, поскольку подобным образом давно уже ни к кому в гости не хаживал, но получив от Кузьмы ободряющий тычок в спину, решил снова рискнуть. Подумалось, не всё же ему бояться "тележного скрипа", спасаясь от любопытных глаз и оберегая репутацию от чьих- то сплетен. Куда важнее было "прощупать" Кузьму и его весёлую спутницу.
Вскоре они оказались в довольно просторной комнате, с избытком обихоженной военторговским дефицитом. На полу и на стенах дорогие ковры. Сервант ломился от хрусталя и фарфора. А импортная мебель была так роскошна, что могла бы вполне украсить интерьер любой адмиральской квартиры.
Кузьма, уловив егорово удивление, со значением подмигнул: "Во, умеют жить люди! Не то что мы с тобой, голытьба подводная…"
Непрядов ответил ухмылочкой: "Вот именно! Ничего себе, эта "бедная" девушка…"
На столе появилась бутылка грузинского коньяку, нарезанная ломтиками баночная ветчина, ароматный паштет из гусиной печени и даже консервированные маслины. Егор забыл уже, когда их пробовал в последний раз.
- У меня это всё на скорую руку, - поскромничала хозяйка, приглашая к столу. - Извините, ваши благородия, если что не так…
Непрядов деликатно смолчал, а Кузьма в знак одобрения поднял большой палец.
- Так, по какому же, собственно, поводу честь имеем? - Напомнил Егор.
- А вот по такому, - Кузьма подмигнул. - Надеюсь, призовую стрельбу не плохо свалил?
- Ну, более-менее.
- А вот мы с Ириной Марковной только что мурманскую ревизию спихнули, на все пять балов, - и он интимно поцеловал её крепкую, схваченную золотым браслетом и кольцами руку.
- Кто это мы? - возмутилась она, с легким жеманством отстраняясь от Обрезкова. - Ты-то здесь причём?
- Вот те раз! - обиженно возмутился Кузьма. - А кто же всё это время переживал за тебя и за пуговицу, так сказать, на удачу держался? И вообще… мёрз как цуцик под окнами магазина.
- Как вы мне преданы! О, дорогой Кузьма Петрович! - отвечала она, закатывая к потолку глаза, но потом всё же посочувствовала. - Совсем, наверно, замерз, бедняжка в тельняшке.
Кивнув, Кузьма поёжился, показывая тем самым, как ему было холодно.
- Но ты зря старался, мог бы и не мёрзнуть, - она самоуверенно повела густыми бровями. - Разве ты не знаешь, что у меня всегда и во всём полный ажур: комар носа не подточит?
- Знал, верил, гордился! - скороговоркой выпалил Кузьма.
- Тогда выпьем, господа офицеры, - призвала Ирина Марковна, чокаясь с мужчинами до краев наполненной рюмкой коньяка, и первой опростала её.
Кузьма при этом лукаво подморгнул: "Вот это женщина, с такой не пропадёшь…"
"И все же что между ними общего? - пытался понять Егор, тайком поглядывая то на дружка, с аппетитом закусывавшего ветчиной, то на Ирину Марковну, которая с пресыщенным видом, будто леденец, гоняла во рту кончиком языка маслину. - На любовь это не похоже. И какая же, в сущности, это интрижка, если оба они обращаются друг к другу с подковыркой, да по имени-отчеству?"
- Так что, Егор Степанович? - предложила хозяйка, стрельнув глазами. - Выпьем-ка теперь за ваш приз.
- За это скучно пить, - уклонился Непрядов, поскольку главкомовская награда на этот раз не светила ему. - Давайте лучше за вас, дорогая Ирина Марковна.
- А за меня ещё скучнее, - она скривила рубиново напомаженные сочные губы. - Как говорил один мой знакомый грузин: "Пью за счастье женщины, а счастье женщины - это мужчина".