- Бросьте, дядя. Участь моя, думаю, уже решена. Глупо, конечно, получилось
с этим разбойником. Выходит, для меня было бы гораздо лучше прирезать его тогда
прямо на месте, около домика кузнеца, а я, как последний дурак, понадеялся на
справедливый суд графа.
- Ты поступил по чести, племянник.
- Единственное, на что я теперь надеюсь, так это на то, что перед боем с меня
не потребуют отстегнуть меч и кинжал. Булавой я владею неважно, но уж мечом и
кинжалом сумею за себя постоять.
- И все же, ты недооцениваешь герцога. Это не какой-нибудь тебе
зажравшийся граф Стефан. Готфрид, прежде всего, рыцарь в высшей степени
доблестный, благородный и справедливый, потому я и служу ему верой и правдой
столько лет. И не думай, что я при его дворе мало значу. Ты же видел драгоценности
моих женщин и мой замечательный ковер? Так вот, я приобрел все это на службе у
герцога. Открою тебе один секрет. Вот, видишь это красное пятно на моей левой руке?
В детстве я играл на кухне, и кухарка случайно обварила меня кипятком. Она снимала
котелок с огня, а я как раз пробегал мимо и чуть не сбил ее с ног. Мне тогда было
шесть лет. Кипящая вода попала мне на руку, и я орал так, что сбежался весь замок.
Несчастную кухарку засекли насмерть, а я от боли долго не мог толком ничего
объяснить. После того случая на левой руке у меня на всю жизнь осталось это пятно.
Так вот, с тех пор я стал очень чувствительным ко всему. К еде, к вину, к людям, к
погоде. Ко всему, понимаешь? Не знаю, как объяснить тебе это, но я могу определить
доброе угощение или нет, могу предугадать перемену погоды, могу чувствовать даже
плохие и хорошие намерения людей. Думаю, эти способности я унаследовал от своей
бабки со стороны матери. Говорят, что она была колдунья и могла останавливать
кровь из ран заговорами.
- А при чем же здесь тогда ваше пятно на руке, дядя?
- Именно после того, как оно появилось, я и начал все чувствовать. Теперь,
если что-то нехорошо, оно краснеет и начинает зудеть. И герцог очень доверяет мне.
Он вверяет мне свою жизнь. Где бы и чем бы ни угощали Готфрида, я пробую все
угощения первым и только потом разрешаю или нет подавать ему, смотря по тому, как
ведет себя мое пятно и по разным другим ощущениям. Думаю, тебе все это трудно
понять, но знай, что я у герцога не только разливаю вино и пробую пищу. Я спасаю
его от врагов.
- И что же, у герцога много врагов?
- Хватает. Во-первых, почти все немецкие бароны Швабии и Саксонии,
которых он приструнил вместе с императором, во-вторых, хоть он и помирился с
папой римским, многие епископы, против которых он воевал, до сих пор жаждут
мести, да и еще толпа всяких недоброжелателей помельче. Так что, если бы не я,
герцога могло бы уже не быть на этом свете. И он это хорошо знает. Герцог ценит мои
услуги. А я не хочу, снова обретя племянника через двадцать лет, потерять его
навсегда уже завтра из-за дурацкого умысла какого-то тупоголового графа. Уверен,
что герцог мне не откажет и постарается помочь.
- Нет, дядя. Спасибо, конечно, за ваше желание помочь мне, но, боюсь, будут
затронуты правила рыцарской чести. С моей стороны жаловаться на брата своего
сюзерена немыслимо никому, кроме как, разве что, самому сюзерену. Но вряд ли из-за
меня братья станут ссориться. Да я и не хочу этого. – Обреченно произнес Гуго де
Пейн.
- И все же, я настаиваю на разговоре с герцогом. Впрочем, вот он и сам сюда
идет.
По широкому, освещенному факелами, коридору шли несколько человек. Даже
издали Готфрида Бульонского невозможно было не узнать по сверкающей
бриллиантами герцогской короне. Перед предстоящей вечерней встречей с графами де
Блуа, одет он был торжественно, и все знаки его герцогского достоинства были при
нем. Шел герцог широким шагом, спина его была прямая, левой рукой он
придерживал меч в черных с золотом ножнах. Это был любимый клинок Готфрида.
Великолепный старинный меч особой выделки, выкованный, как говорили, еще
Нибелунгами, один из мечей, принадлежавших когда-то самому Карлу Великому.
Наброшенный на плечи красивый плащ из темно-синего бархата с небольшим белым
лебедем, искусно вышитым над сердцем серебряными нитями, развевался за спиной
Готфрида от быстрой ходьбы.
На шаг позади за герцогом следовали его неизменные оруженосцы и
телохранители братья-близнецы Летальд и Энгельберт Турнейские. Оба широкие в
плечах и огромного роста, чуть ли не на целую голову выше самого Готфрида. Они
были почти что при полном вооружении, только без шлемов. После недавнего
покушения на жизнь герцога в Кельне, когда наемник, подосланный его кровными
врагами, метнул отравленный кинжал из толпы, Готфрид вынужден был постоянно
держать при себе охрану. Кинжал тогда попал герцогу острием прямо в грудь, но, к
счастью, под бархатным камзолом на нем в тот день была надета тонкая кольчуга, и
кинжал не причинил вреда. Покушавшегося удалось изловить, и в подземельях замка
Бульон он сознался, что был нанят родственниками Рудольфа Швабского, когда-то
павшего от руки Готфрида. Имелись веские основания полагать, что покушение
вскоре может повториться, и теперь оруженосцы герцога в людных местах носили с
собой даже заряженные арбалеты. Правда, сейчас арбалетов у братьев Турнейских не
было.
Справа и слева от Готфрида шли двое стареющих, но все еще могучих рыцарей:
барон Рембот Кротонский и барон Бернар де Сент-Вале. Первый являлся коннетаблем
при дворе герцога, а второй - сенешалем. Герцог о чем-то негромко разговаривал с
ними. Это были самые надежные и проверенные временем люди из его придворного
окружения, и герцог мог полностью доверять этим двоим: оба они служили еще его
дяде, Готфриду Горбатому.
Процессия неумолимо приближалась, коридор был достаточно освещен
факелами, и де Пейн имел возможность хорошо рассмотреть герцога Нижней
Лотарингии. Герцог был русоволосым и носил небольшую бородку, а взгляд его
светлых серо-голубых глаз казался сосредоточенным, но не тяжелым, а скорее
внимательным. Воля и ум чувствовались в этих глазах. Говорили, что герцог похож
лицом на своего предка Карла Великого, наверное, так оно и было.
Чем ближе подходили лотарингцы, тем сильнее билось сердце Гуго де Пейна. В
сравнении с этими высокими сильными светловолосыми людьми в роскошных черных
одеждах, расшитых орлами и лебедями, он чувствовал себя в своем суконном зеленом
плаще, местами выпачканном дорожной грязью, каким-то ничтожным, жалким и
очень смешным. Он совсем уже растерялся, когда еще издали герцог вдруг
неожиданно воскликнул, обращаясь к Гуго де Сент-Омеру:
- Ба! А вот и наш славнейший Гугон! Воистину, вот только сейчас я сказал
Бернару, что зря он не позвал тебя на эту вечернюю встречу с графами Блуасскими,
так вот он ты. Как раз вовремя. Присоединяйся! - И Герцог сделал приглашающий
жест правой рукой. И тут же, остановившись, он той же рукой указал на де Пейна.
- А это кто тут с тобой? Раньше я его не видел, но, клянусь, он немного
похож на тебя самого! - Сказал герцог.
- Это мой племянник, шампанский рыцарь из Пейна. Его тоже зовут Гуго, как
и меня.
- Я и не знал, что у тебя в Шампани остался племянник.
- Я не видел его целых двадцать лет, и вот сегодня я встретился с ним снова.
- Что ж, он славный малый, - сказал герцог, внимательно осмотрев де Пейна
с ног до головы проницательным и немного колючим взглядом. В это же время и все
сопровождающие герцога стали внимательно разглядывать шампанского рыцаря, и в
мыслях своих от стыда он уже не знал куда деваться, но все же смотрел лотарингцам в
глаза прямо и с гордо поднятой головой.
- Да он то славный, но попал вот в историю… - Начал де Сент-Омер.
- Вы идите, а мы с Гугоном сейчас догоним, - сказал герцог своим
сопровождающим и те, все четверо, пошли без него вперед по коридору.
- Так что за история? - Спросил герцог. И Гуго де Сент-Омер, не стесняясь
в выражениях о тупости графа Стефана де Блуа, быстро пересказал герцогу суть дела.
- Скверно. Но не волнуйся, мы что-нибудь придумаем. А сейчас пошли. -
Сказал герцог де Сент-Омеру. И они вместе отправились к остальным: двое баронов и
двое телохранителей-оруженосцев ожидали своего герцога шагах в пятнадцати
дальше по коридору.
Через полминуты Гуго де Пейн остался один. Некоторое время он постоял в
нерешительности, размышляя над тем, что ему следует сделать сейчас, потом решил
выйти на воздух. В дворцовом саду было прохладно, хотя и безветренно. Ночь
вступала в свои права, на ясном небе в окружении звезд висела половинка луны. От
пруда тянуло сыростью. Пахло еще не подсохшей весенней землей. Со стороны
86
графских покоев слышалась грустная песня местного слегка гнусавого трувера о
каком-то геройски погибшем рыцаре.
Кутаясь в свой зеленый плащ, Гуго просто брел по аллее, слушая довольно
заунывный мотив труверской песни. Молодой рыцарь думал о том, что надо было бы