***
Мотак сел у кровати, взирая на бледное лицо своего бесчувственного господина. Вопреки велению лекаря, фиванец открыл оконные ставни, чтобы яснее видеть черты Пармениона. Несмотря на загар, спартанец выглядел серым, глаза его запали, а щеки ввалились. Когда Мотак приложил руку к Парменионовой груди, сердцебиение было слабым и прерывистым.
Первые два дня, пока Парменион спал, Мотак не отчаивался. Каждый день он помогал лекарю Хорасу делать спартанцу кровопускание - веря Хорасу, который сказал, что взятие Кадмеи отняло у Пармениона много сил и теперь он просто отдыхает.
Но сейчас, на четвертый день, Мотак в это уже не верил.
Лицо Пармениона исхудало, и не было никаких знаков прихода в сознание. Наполнив кубок холодной водой, Мотак приподнял голову Пармениона, держа кубок у самых его губ. Вода вытекла изо рта спящего, и Мотак поник.
Услышав, как открылись ворота, он вышел к двери. В дом вошел Хорас, проследовав по лестнице в спальню, где и развернул свой сверток с ножами. Мотак тяжело глядел на высокого, худощавого лекаря; он не любил хирургов, но завидовал их знаниям. Он никогда бы не подумал, что когда-нибудь помешает столь опытному и ученому человеку. Но он знал, что сегодня никаких кровопусканий не будет, и подошел к целителю.
- Убери свой нож, - сказал он.
- Что? - не понял Хорас. - Ему нужно кровопускание. Без этого он умрет.
- Он и так умирает, - промолвил Мотак. - Оставь его.
- Чепуха, - отрезал Хорас, поднимая скелетоподобную руку в попытке оттолкнуть Мотака в сторону. Но слуга стоял на месте, и лицо его начало багроветь.
- У меня была жена, мастер целитель. Ей тоже усердно делали кровопускания - пока она не умерла. Я не хочу, чтобы Парменион последовал за ней. Ты говорил, что он отдыхает, набирается сил. Но ты ошибся. Так что уходи. - Он посмотрел вниз, на руку лекаря, которая все еще упиралась ему в грудь.
Хорас поспешно отдернул ее, спрятал нож и скрутил сверток. - Ты рассуждаешь на темы, в которых ничего не смыслишь. - Проговорил он. - Я пойду к судебным властям и добьюсь, чтобы тебя силой вышвырнули из этой комнаты.
Мотак ухватил мужчину за его голубую тунику, притянул ближе. Все краски сошли с его лица, и глаза его горели зеленым пламенем - Хорас побледнел, когда заглянул в них.
- Что ты сделаешь первым делом, лекаришка, так это свалишь отсюда подобру-поздорову. И если предпримешь что-либо, что принесет Пармениону смерть, то я буду охотиться за тобой до тех пор, пока не вырежу твое сердце. Понял меня?
- Ты безумен, - прошептал Хорас.
- Нет, вовсе нет. Я всего лишь человек, который выполняет свои обещания. А теперь пошел! - И Мотак подтолкнул лекаря к двери.
После того как врач удалился, Мотак сел на стул подле кровати. Он не имел ни малейшего понятия, что же делать теперь, и возрастающее чувство паники заставило его руки задрожать.
Удивленный собственной реакцией, он вгляделся в лицо Пармениона - впервые осознав, насколько дорог ему стал человек, которому он служил. Как странно, подумал он. Парменион был далекой от него личностью, его помыслы и грезы оставались для Мотака загадкой; они редко разговаривали о высоких материях, никогда не перешучивались друг с другом, не обсуждали свои тайные мечты. Мотак откинулся в кресле и посмотрел в открытое окно, вспоминая первый вечер, когда пришел в дом Эпаминонда, смерть Элеи вновь вонзилась горячим ножом в его сердце. Парменион сидел тогда с ним, в молчании, и он ощущал его соболезнования, чувствовал его заботу безо всяких слов.
Три года, что он прослужил у Пармениона, были счастливым временем, к его удивлению. Мысли об Элее никуда не исчезли, но острые, рваные края душевной раны сгладились, позволяя ему, по крайней мере, испытывать редкие моменты радости.
Скрип ворот прорезался сквозь его размышления, и он встал, вынимая кинжал. Если лекарь привел с собой офицеров стражи, то он сейчас увидит, как Мотак держит свое слово!
Дверь открылась, и в комнату вошел Эпаминонд. Лицо фиванца исхудало, глаза были темны, с синяками. Он медленно прошел к кровати и взглянул на спящего.
- Что, никаких улучшений? - спросил он у Мотака.
Слуга спрятал клинок. - Нет. Я заставил хирурга прекратить кровопускания; он грозился пойти к судьям.
Эпаминонд расположил свое изможденное тело на стуле. - Калепий сказал мне, что Парменион страдал от страшных болей в голове.
- Это случалось иногда, - ответил ему Мотак, - особенно после пробежек. Боль была нестерпимой, и порой он был близок к потере сознания. Но только месяц назад Парменион сказал мне, что приступы набирают силу.
Эпаминонд кивнул. - Мне пришло письмо от друга из Спарты; его зовут Ксенофонт. Он был учителем Пармениона на протяжении нескольких лет и оказался свидетелем самого первого приступа. Тогда лекарь был уверен, что в черепе Пармениона растет опухоль. Я надеюсь, что он не умрет. Мне хотелось бы его отблагодарить. Ведь я не смог бы вытерпеть новых… наказаний.
- Он не хочет умирать, - сказал Мотак.
Какое-то время Эпаминонд ничего не говорил, затем посмотрел на слугу. - Я ошибался в тебе, друг мой, - признался он.
- Сейчас это не важно. Не знаешь ли ты кого-либо, кто сумел бы помочь ему выкарабкаться?
Эпаминонд поднялся. - Есть один целитель, травник по имени Аргон. В прошлом году Гильдия Хирургов добивалась его изгнания из города; утверждали, что он - шарлатан. Но один мой друг клянется, что Аргон спас ему жизнь. И я лично знаю человека, ослепшего на правый глаз, который благодаря Аргону теперь может снова видеть. Я пришлю целителя сюда, этой же ночью.
- Я слышал об этом человеке, - сказал Мотак. - Расценки у него просто огромны. Он толстый и неповоротливый, и мучает своих слуг хуже чем рабов.
- Я и не говорил, что он будет хорошей компанией. Но давай на чистоту, Мотак. Парменион умирает: я не думаю, что он протянет еще одну ночь. Но не переживай из-за расценок; я это улажу. Я многим обязан Пармениону - все Фивы в неоплатном долгу перед ним.
Мотак усмехнулся, сухо, без юмора. - Да, я заметил, как часто наведываются Калепий и Пелопид, чтобы посмотреть, как он уходит от нас.
- Калепий выполняет последний приказ Пармениона, - поведал ему Эпаминонд. - Он отбыл в Афины, чтобы найти там поддержку против мести Спарты. А Пелопид тренирует гоплитов, пытаясь сформировать армию на случай, если Клеомброт решит напасть на нас. Оставайся здесь, с Парменионом. Я пришлю Аргона. И, Мотак… поешь чего-нибудь и отдохни немного. Если ты захвораешь, то ничем не поможешь своему господину.
- Я силен как бык. Но ты прав. Пойду посплю немного.
Было уже темно, когда Аргон пришел в маленький дом. Мотак задремал во дворе и проснулся, увидев невероятных размеров фигуру, закутанную в красный с желтым плащ, облегающий ее.
- Ну, приятель, где умирающий? - спросил Аргон голосом, который, казалось, эхом отражается из каких-то глубин в его груди.
Мотак встал. - Он в спальне наверху. Следуй за мной.
- Я должен чего-нибудь поесть для начала, - заявил Аргон. - Принеси мне немного хлеба и сыра. Я голоден. - Толстяк сел за стол во дворе. На миг Мотак остался стоять и смотреть, затем повернулся и зашагал на кухню. Он сидел и наблюдал, как Аргон уплетает широкий каравай и куски сыра и сушеного мяса, которыми можно было накормить семью из пяти человек на целый день. Еда просто-напросто исчезала на глазах, без малейшего намека на пережевывание. Наконец врач рыгнул и откинулся назад, выпутывая крошки из окладистой черной бороды. - А теперь немного вина, - промолвил он. Мотак наполнил кубок и протянул его через стол. Когда Аргон потянулся и его жирные пальцы обхватили кубок, Мотак заметил, что каждый из них украшен золотым кольцом с драгоценным камнем.
Врач выпил вино одним глотком и затем тяжело поднялся. - Вот теперь, - объявил он, - я готов.
Проследовав за Мотаком в спальню, он остановился, глядя на Пармениона при свете фонаря. Мотак стоял в дверях, наблюдая за сценой. Аргон не принес с собой ножей, и это уже было отрадно. Целитель перегнулся над кроватью и дотянулся до лба Пармениона; как только его пальцы прошлись по огненной коже, Аргон закричал и отшатнулся.
- Что с тобой такое? - спросил Мотак.
Аргон сначала не ответил, и его глаза сузились, глядя на умирающего. - Если он выживет, то изменит мир, - прошептал целитель. - Я вижу руины империи, падение народов. Лучше будет оставить его так.
- Что это такое? Говори, человек, я не могу тебя понять! - сказал Мотак, подойдя ближе к целителю.
- Так, ничего. А сейчас молчи, пока я буду его осматривать. - Несколько минут толстяк не говорил ни слова, а его руки аккуратно обследовали череп Пармениона. Затем он вышел из комнаты. Мотак последовал за ним во двор.
- У него рак, - проговорил Аргон, - в самом центре мозга.
- Как ты можешь сказать об этом, если это внутри его черепа?
- Это мой череп, - ответил Аргон, сидя за столом и вновь наполняя свой кубок. - Я проник в его голову и отыскал опухоль.
- Так он умрет? - спросил Мотак.
- Это еще не ясно - но очень вероятно. У меня есть с собой растительное лекарство, которое приостановит рост опухоли; оно изготовлено из растения сильфиум, и он должен будет отныне каждый день принимать порцию этого лекарства, на протяжении всей жизни, ибо опухоль не исчезнет. Но есть еще кое-что - и этого я обеспечить не смогу.
- Что? - спросил Мотак, когда толстяк погрузился в молчание.