Вот дверь тихо отворилась, и вошел Глеб. Сумрачное лицо. Секиру скинул с плеча, поставил в угол. Меч с поясом снял, повесил на колышек у двери.
Кивнул братьям, воззрившимся на него тревожно:
- Я с миром. Или вы чего-то иного от меня ждете? Фома сцепил под столом вспотевшие, дрожащие руки:
- Мы от тебя давно ничего не ждем.
- Отрезанный ломоть!.. - задиристо воскликнул кто-то из средних, но Фома посмотрел на того зло.
А Глеб пропустил обидные слова мимо ушей. Сел к столу, с торца сел, - что ближе к выходу. Отщипнул от краюхи крошку, плеснул в глиняную чашку вина.
Сказал негромко:
- Встретил я людей в лесу. Сказали мне про беду. Встретил и в поле людей. Показали они место, где родителей наших нашли. Встретил пастуха за околицей. Он пугал меня лесными разбойниками и стращал половецкими ханами. А правды не сказал! Кто убил? У кого рука поднялась на стариков?
На брата недобро взглянул Памфил:- Из леса приходил кто-то. Не из твоих ли дружков? Не из разбойников ли?..
При этих словах сжались, побелели кулаки Глеба. Вмешался Фома:
- Молчи, Памфил! Не время затевать ссоры. А ты, Глеб, не слушай его. А слушай меня, старшего брата. Я вас обоих когда-то нянчил, саживал к себе на колени, баловал пряником…
Выпил Глеб вино, сказал спокойно:
- Тот старик, которого вы прислали, говорил…
- Мы не присылали никакого старика, - перебил его Кирилл.
Услышав эти слова, Глеб побледнел.
- Значит, это был отец, - сказал он совсем тихо.
- Как отец? Когда? Родителей наших уж два дня как нет, - зашумели братья. - Ты в своем ли уме?
Глеб кивнул:
- Теперь я понял. Это отец приходил. Он ведь один знает ко мне дорогу… Вернее, приходил дух его…
Возмущались братья:
- Почему не к нам? Почему к тебе, к разбойнику приходил?..
Пытался угомонить, шипел на братьев Фома. Когда ему это несколько удалось, спросил он Глеба:
- Скажи, брат, что он говорил тебе, этот… дух? Что отец говорил?
Грустным стало лицо Глеба:
- Он пришел среди ночи, как всегда приходил. Я уже ждал его…
- Оказывается, отец приходил к нему! А мы и не знали, - удивленно посмотрели друг на друга Афанасий и Борис.
Фома зыркнул на них грозно:
- Не перебивайте. Глеб продолжал:
- Он был бесплотен. Это я сейчас понимаю. А тогда не подумал об этом. Он был - видение. Он стоял в челне… А через минуту уж становился звуком. Отец был криком птицы, плеском волн, был эхом. Еще я помню, он был дуновением ветра - холодного, внезапного. Он разговаривал со мной как бы отовсюду. И ниоткуда…
Фома почувствовал, будто мурашки побежали у него по телу. Спросил:
- Что говорил-то он?
Но Глеб словно не слышал вопроса:
- Он был весь в белом…
- А что говорил? - спросил и Кирилл. Глеб поглядел на него печально:
- Говорил, спросить надо о чем-то у Мстислава, Святополка и Корнила.
- Спрашивали уже! - вставил Андрей. - Вон Кирилл и спрашивал.
- Что они сказали? - обернулся Глеб. Памфил посмотрел на младшего брата исподлобья:
- Сожалеют князь и люди его. Говорят, хороший был воин Аскольд. А про мать говорят: счастливая была женщина - родила стольких сыновей!..
- И все? - вскинул брови Глеб.
- Еще скорбят, - добавил Кирилл, - что защитить их не успели… Кабы, говорят, платили наши родители вовремя князю в казну, успел бы защитить их князь. А не платили они - оттого у дружины были лошади некормлены, еле двигали ноги, оттого и не успели защитить…
Нахмурился Глеб:
- И вы не увидели здесь намека? Не услышали насмешки? - Искали мы намек, - кивнул Памфил. Фома повысил голос:
- Но говорил уверенно князь, что следы убийцы ведут к лесу, - старший брат испытующе посмотрел в глаза Глебу. - Скажи нам, Глеб, не в твоем ли лесу прячется убийца?
Как сухая сосновая ветвь, вспыхнул Глеб:
- Кроме волков, я не знаю в лесу убийц.
- А может, ты дружков покрываешь? - предположили Афанасий и Борис. - Может, известна тебе рука убийцы?
Глаза злые обратил на них Глеб:
- По-моему, братья, вы не очень умны. Хотя меня и постарше!..
Никифор, доселе молчавший, голос подал:
- А может, он сам?.. Все притихли. Фома спросил:
- Что сам? О чем ты?..
Никифор в волнении сглотнул слюну:
- Сам он, может, родителей наших… за что-то… А теперь зубы заговаривает!.. Говорит, дух отца приходил!.. Почему к нам не приходил? Почему никто из нас вообще не видел никаких духов? А он видел…
Все задумались, внимательно посмотрели на Глеба.
- Вы с ума никак посходили? - потемнел лицом Глеб.
Фома так рассудил:
- А что, братья! Я хоть и не показываю на Глеба пальцем, а не вполне уверен в его непричастности. Мог ведь быть обижен наш Глеб на родителей. А значит, и выместить обиду мог!
Глеб от возмущения утратил дар речи. Братья слушали очень внимательно. Фома про- должал:
- Зачем, к примеру, какому-то разбойнику убивать в поле старого пахаря и его жену, у которых нечего взять? Разве что дохлую клячу… Но лошадь осталась на месте… - Фома ощупывал Глеба взглядом. - Мы думали тут: князь с дружиной убить могли. Другим для острастки. Чтоб вовремя платили в казну… Но зачем князю убивать работника? Зачем ему ссориться с семьей его, в коей столько взрослых сыновей? Зачем князю ссориться с Сельцом? Припугнуть ведь и иначе можно…
- Вот и мы думаем… - вставили Афанасий и Борис.
- Есть сомнения у меня, что вы думаете, - наконец ответил Глеб. - Головы ваши - как пни еловые.
Вспылил Афанасий:
- А вот я сейчас схвачу твою секиру… Крикнул Борис:
- Я меч твой схвачу… Печально покачал головой Глеб:
- Духа не хватит. Забыли вы старую истину: не всякий, кто держит меч, может им ударить; не всякого послушается секира…
Вмешался Фома:
- Сидите, братья. Он нрав!.. Не хватало нам еще здесь подраться! - он тягостно вздохнул. - К тому же я только рассуждал, предполагал. Повторяю: я не показывал пальцем.
- И показывать нечего! - ярился Афанасий. - Отцеубийца за нашим столом. Можем ли мы это стерпеть? Дух родителей вопиет…
Борис отодвинулся от Глеба:
- Ты убил! Все сходится: ты затаил обиду, ты - разбойник, столько лет пропадаешь в лесу, одичал… Тебе родителей убить, что ветку сломить… А Глеб вдруг успокоился, подавил злость во взгляде. Со вздохом поднялся:
- Все понятно мне. Князя Мстислава боитесь. Готовы родного брата, невиновного человека в отцеубийстве обвинить, лишь бы не ссориться с князем…
- Уходи прочь! - шипел Борис и все отодвигался.
Глеб усмехнулся ему в лицо:
- У таких вот детей и убивают родителей! Видно, знают, что за стариков никто не постоит.
- Осторожнее, Глеб! - сказал с угрозой Кирилл. - Нам все труднее сдерживаться.
Глеб ответил с обидой:
- Были бы уверены, что я убил, - так не сдерживались бы. Зачем же в отцеубийстве обвинять, не будучи в том до конца уверенными?
- Уходи, Глеб, - посоветовал Фома, самый старший брат. - Слова твои колют в больное место. Лишь двое неразумных обвинили тебя.
- Но остальные молчат! Фома развел руками:
- Я не хочу допустить до драки. Мы братья все же! И у нас общая беда…
Больше ничего не сказал Глеб. Отшвырнул ногой тяжелый табурет, снял со стены меч, подхватил секиру и оставил дом.
- Не верю ему! - признался Фома.
- А я тебе не верю, - сказал Кирилл. - Ты, и вправду, не хочешь ссориться с князем.
- А кто хочет? - вздрогнул Фома. Тут к нему обратился Памфил:
- Скажи, брат, а если б мы были уверены, что убил Мстислав…
- Знай место, сучок! - огрызнулся Фома.
Глава 3
Не пошел Глеб далеко в лес, на опушке затаился: лег в можжевеловых кустах и пролежал до вечера… Слушал, как в Сельце лают собаки. Едва стемнело, поднялся по склону холма к часовне, отыскал среди старых провалившихся могил две свежие - могилы родителей, сел между ними на влажную холодную землю, обхватил голову руками и замер. Сидел так Глеб долго: без слез, без горьких сетований, без клятв. Ясная была ночь, теплая…
Далеко в лесу крикнула ночная птица, ветерок прошелестел в кронах деревьев; на одной из могил с глухим стуком повалился на землю подгнивший крест.
Глеб вздрогнул. Поднял голову. Несказанно удивился, увидев перед собой могучего старца в белых одеяниях.
- Скорбишь?.. - спросил старец, стоя над ним. Глеб не ответил. В неверном свете звезд и месяца пытался рассмотреть лицо старика. Глебу чудилось, что это отец. В нем лишь изменилось что-то… Что? Прошел через смерть… Те же глаза, глядящие из запавших глазниц, тот же крупноватый тонкий нос, тот же крепкий подбородок. Только лицо это - лицо еще более старого человека. И блестящее, будто отлитое из воска. Голос глухой - как из бочки. Или… из могилы.
Дух отца?..
Глеб посмотрел на могилы, потом на старца:
- Кто ты? Ты мой отец? Старец кивнул: - Я тот, кто в начале. И тот, кто в конце. Я отец твой. И я же твой сын. Я - твоя дорога. Кому, как не мне, знать конец твоего пути. Он здесь, у ног моих…
- Не мучь меня загадками, отец, - просил Глеб. - Скажи, кто убийца?
Старик качнулся, будто он был молодым тополем и в него внезапно ударил порыв ветра:
- Спроси у Мстислава… Спроси у Святополка… Спроси у Корнила…
- Они убили?
- У людей их спроси…
- Я спрошу у них, отец, спрошу, - взволновался Глеб. - Но скажи, кто-нибудь видел, как они…
Старик глядел ему в глаза, а заглядывал будто в сердце, - такой у него был всевидящий, невероятно мудрый взгляд.