В кумирне этой расположился взвод бойцов Красной армии. Здесь же от дождя укрылась группа девушек-санитарок. У Чжи пришлось слышать немало вздорных вымыслов о девушках из Красной армии. Конечно, он не верил этим вымыслам, но все же было интересно посмотреть на них своими глазами. Оказалось, что это простые, молодые и жизнерадостные девушки. Как и остальные бойцы, они были в обмотках и фуражках с пятиконечными звездочками, но, кроме обычного военного снаряжения, они носили санитарные сумки и повязки Красного Креста. Когда У Чжи с Цзинь-хуа вошли в кумирню, несколько девушек плясали и пели. Они сразу окружили Цзинь-хуа, называя ее сяогуем , и затормошили девочку.
- Сяогуй, спой нам!
- А если не умеешь петь, то станцуй!
- Разве я могу так хорошо петь, как вы! - смущенная их вниманием, отказывалась Цзинь-хуа. Но девочку уговорили, и в кумирне зазвучал ее звонкий голосок:
Вперед заре навстречу,
Товарищи в борьбе!
Штыками и картечью
Проложим путь себе!Смелей вперед, и тверже шаг,
И выше юношеский стяг!
Мы - молодая гвардия
Рабочих и крестьян!
Мы - молодая гвардия
Рабочих и крестьян!
Когда она закончила песню, дождь уже стих, и девушки торопливо покинули кумирню. Направился было к выходу и У Чжи, но Цзинь-хуа остановила его. Потом подошла к одному из красноармейцев и сказала:
- Сяо Чжан, разреши тебя побеспокоить! Ты не мог бы дать этому товарищу свою доули?
Боец снял с гвоздя новую доули и подал ее У Чжи.
- А что останется тебе, если я возьму ее? - попытался отказаться У Чжи..
- Бери, бери, не стесняйся!
У Чжи наклонился к Цзинь-хуа и зашептал:
- Сколько стоит такая шляпа? Я оставлю ему деньги, чтобы он купил себе новую, а то мне как-то неловко!
- Ты забываешь, что находишься в советском районе, - также шепотом ответила ему Цзинь-хуа.
Видимо, боец догадался, о чем они шепчутся, и с улыбкой сказал:
- Товарищ, возьми эту шляпу, мы их сами плетем. В горах достаточно бамбука, и каждый из нас умеет их делать. Мы даже обувь себе делаем, и это нам не стоит ни гроша!
Цзинь-хуа попросила у бойцов еще две пары самодельных башмаков на кожаной подошве с шипами ("копыт", как их здесь называли) для хождения по горам.
Спустившись с горы, У Чжи и Цзинь-хуа подошли к деревне Хэтаошу. Наступили сумерки. Путники отыскали дом для приезжих, и У Чжи предложил девочке заночевать здесь, а утром возвратиться домой, но Цзинь-хуа отказалась:
- Нельзя, у меня завтра с утра много дел!
- Но как же ты сейчас пойдешь? Уже темно, а идти далеко!
- Гм! Чего мне бояться! - Лицо девочки осветилось улыбкой.
- Ты же можешь заблудиться.
- Да я эту дорогу наизусть знаю, могу пройти даже с закрытыми глазами! - Она взяла у него "копыта" и, не оборачиваясь, нырнула в темноту.
У Чжи, конечно, не сомневался в правдивости ее слов, но они его мало успокоили. Он оставил корзину и побежал за девочкой. Проводить ее далеко он, естественно, не мог, но хотя бы немного…
Когда они подошли к горной дороге, стало совсем темно. Ветер разогнал тучи, в черной бездне неба засверкали бесчисленные звезды и повисла кривая луна, залив землю нежным бледным светом, ветви деревьев и листья под тихими порывами ветра купались в серебристой лунной реке и переливались мириадами бликов, так что казалось, будто на склоне горы дрожат тысячи мелких зеркал.
У Чжи взволнованно пожал девочке руку:
- Спасибо тебе, Цзинь-хуа. Извини, что я не могу проводить тебя дальше!
- Ничего, я дойду быстро и к первым петухам буду уже дома, ты не волнуйся! - И она стала быстро взбираться в гору. Скоро ее маленькая фигурка исчезла в таинственном мраке леса.
У Чжи медленно шел обратно и думал: "Да, советский район от гоминдановских отличается, как небо от земли!" Он был в сильном возбуждении от всего виденного за день и долго еще не мог успокоиться.
Глава 8
ЕГО ЗНАЮТ ДАЖЕ ДЕТИ
Из Хэтаошу в Цинцаопин вело широкое ровное шоссе, по которому в обе стороны двигалось много прохожих: красноармейцев, ганьбу , крестьян. Во всех придорожных деревнях на стенах домов виднелись свежие лозунги и плакаты, на полях по обеим сторонам шоссе работали крестьяне: пололи, удобряли землю, поливали рис. Дети шли в школу с ранцами за спиной и с веселыми песнями. Эта мирная, наполненная деятельным оживлением картина составляла резкий контраст с тем, что У Чжи видел всего лишь несколько дней назад в полных горечи и страданий деревнях гоминдановских районов.
Первым у деревни Цинцаопин ему встретился чисто одетый круглолицый мальчик. Он лихо отсалютовал незнакомцу, чем его несказанно удивил.
- Разве ты знаешь меня?
- Не знаю, но вижу, что ты командир!
У Чжи рассмеялся.
- Ты ошибся, никакой я не командир. Наоборот, у вас тут ищу одного командира. Ты не знаешь, где мне найти комиссара Фу?
- Знаю, знаю! Я провожу тебя! - И хотя пионер выходил из деревни, он повернул обратно.
- Ты знаешь комиссара Фу? - спросил его по дороге У Чжи.
- Кто же его не знает? У нас все, даже малыши, его знают!
- Это почему так?
- Он поднял крестьян на борьбу с кулаками, руководил разделом земли, организовал у нас Красную гвардию и молодогвардейский отряд. А когда у него бывает свободное время, он помогает крестьянам по хозяйству, рассказывает детям разные интересные истории. Как можно его не знать?!
Мостовая в деревне была выложена камнем. По-видимому, сегодня был базарный день. Вдоль улиц стояли лотки и палатки, в которых торговали сельскохозяйственным инвентарем, предметами первой необходимости, продуктами питания, напитками. Мальчик проводил У Чжи в восточный конец деревни и показал ему на один из домов:
- Комиссар живет в том доме, где висят свитки с изречениями .
У Чжи поблагодарил мальчика и подошел к дому. Изречение гласило:
Топором открываем новый мир,
Серпом выкорчевываем остатки старого.
К удивлению У Чжи, у входа не оказалось часового.
Он толкнул дверь и вошел. В глаза ему бросилась простота обстановки и убранства комнаты. В углу на ящике примостился молодой красноармеец, по-видимому ординарец, который что-то писал.
- Комиссар Фу здесь?
При появлении У Чжи красноармеец поднялся и сказал:
- Комиссар сейчас на собрании, но он скоро вернется.
- А что ты пишешь? - с любопытством спросил У Чжи.
Парень смущенно улыбнулся.
- Да вот учусь… Ты присаживайся!
У Чжи сел на подвинутый ординарцем стул и внимательно осмотрел комнату. Кроме двух кроватей, в ней стоял сколоченный из белых досок стол, два стула. У стен - две длинные скамьи. На столе лежала стопка книг.
Ординарец налил гостю чаю и снова углубился в занятия.
У Чжи развязал свой мешок, достал из него крестьянскую куртку и перочинный ножик и начал подпарывать подкладку, чтобы извлечь оттуда письмо командующего Ли. Он осторожно орудовал ножом и с беспокойством думал:
"У меня с собой нет рекомендательного письма, поверит ли мне комиссар? Получили ли они из Шанхая сообщение обо мне?"
Но тут дверь открылась, и в комнату быстрыми шагами вошел высокий худой военный лет тридцати. Одет он был в синюю форму с пятиконечной звездой на фуражке. Он пожал руку У Чжи и спросил с явным сычуаньским акцентом.
- Товарищ, ты откуда прибыл?
У Чжи догадался, что это и есть хозяин комнаты, но на всякий случай спросил:
- Ты комиссар Фу?
- Да.
- Меня зовут У Чжи. Я пришел из Южной Шэньси по заданию подпольной партийной организации.
Комиссар снова обеими руками пожал его руку и сердечно сказал:
- О, пробраться к нам нелегко! Ты ел что-нибудь? Что будем сначала делать: обедать или беседовать?
Ординарец поставил на стол керосиновую лампу, и комиссар пригласил У Чжи присаживаться к столу. Он налил гостю традиционную чашку чаю и выжидательно посмотрел на него.
- Конечно, сначала поговорим! - ответил на его вопрос У Чжи, достал из-под подкладки письмо командующего Ли и вручил его комиссару. Хотя куртка побывала в реке, но клеенка, в которую было завернуто письмо, спасла его от воды, и иероглифы на платке читались хорошо.
Комиссар взял это необычное письмо и стал быстро его читать.
Только теперь У Чжи рассмотрел его грубоватое, волевое лицо с черными как смоль густыми волосами и щеткой бровей над живыми, проницательными глазами.
У Чжи с некоторым беспокойством начал объяснять: