В разгар контрнаступления в отряде Андрея, действовавшем на самом острие, а большей частью в ближайшем тылу итальянцев-легионеров, на путях их отхода, появился Ксанти:
- Задали мы им трепку! Муссолини небось кусает локти!
- Знаешь: в составе итальянского корпуса мы обнаружили и немцев, и марокканцев, - сказал Андрей.
- Точно. По нашим сведениям, вся авиация у них - немецкая. А кроме того - и танковый корпус, и батареи разных калибров - тоже с германским клеймом. Да и техническими службами и системой связи заправляют тоже выкормыши Гитлера из легиона "Кондор". Насколько нам известно, при наступлении на Гвадалахару действовала лишь одна дивизия Франко - "Сориа", да и та наполовину не из испанцев, а из марокканцев.
- Каудильо загребает жар чужими руками?
- Кто чьими руками загребает - тут еще надо разобраться... - задумчиво проговорил Ксанти. - Скорее Гитлер и Муссолини используют Франко в своих целях: им нужно не только подавить в Испании республику и Народный фронт - им нужно опробовать в боях своих солдат и технику, отработать тактику агрессии...
- Старик говорил то же самое! - кивнул Андрей.
- Чувствую: не только здесь придется нам встретиться с их техникой и тактикой, - махнул рукой Ксанти. - И чует сердце - не так уж много времени осталось у нас на учебу.
- Не так страшен, оказывается, черт! - улыбнулся Андрей.
- Ишь вознесся! Уже и шапками готов закидать? Ну-ну, не обижайся! Если серьезно: трудно представить, что бы было, если бы ты не изловил этого болтливого капитана Феррари. Не успей мы перебросить сюда четвертый корпус, а главное - дивизию Листера и интербригады... В какой уже раз подтверждается истина: хороший разведчик стоит целого выигранного сражения. Хотя опыт опытом, а все же должна сопутствовать и удача.
- Еще бы! - Андрей вспомнил, как в темноте показались из-за поворота тропы силуэты всадников.
- И тебе пока везет, и Мадриду. Такая же удача привалила нам и в начале первого наступления франкистов, в ноябре прошлого года. Слышал, наверное?
- Ты что-то рассказывал: как Франко уже объявил о параде на Пуэрта-дель-Соль...
- Фашисты Наварры уже прислали каудильо и генералу Мола белых коней, на которых они должны были въехать в столицу. Но накануне, шестого ноября, наши бойцы, защищавшие Толедский мост, подорвали танк, экипаж уничтожили, а машину приволокли к штабу. В танке оказался франкистский полковник, а в его планшете - приказ Молы, в котором детально расписывалась вся операция: порядок продвижения, направления главного и фланговых ударов. Можешь представить, как это нам помогло! Не меньше чем показания твоего капитана.
- Неужели, если бы не этот Феррари...
- Думаю, все равно дали бы трепку фашистам. Но крови потеряли бы во много раз больше. Тогда для парада франкисты даже приволокли из Севильи икону святой девы-покровительницы, чтобы нести ее впереди своих войск, - снова рассмеялся Ксанти. - Но, судя по всему, святая дева решила покровительствовать настоящим испанцам, а не тем, кто продался фюреру и дуче! - Он достал из планшетки свою потертую на сгибах карту. - Доброе слово - дверь в душу. Но не подумай, что я притащился сюда только для восхвалений твоих подвигов.
- Черта лысого! От тебя дождешься... - проворчал Андрей.
- Под Гвадалахарой все уже решено. Собирай свой колхоз и двигай на новый участок. - Ксанти развернул карту. - Вот сюда, под Толедо. Я в тех местах сам минувшей осенью работал... Но сейчас нас особенно интересует железная дорога на участке Талавера-де-ла-Рейна - Толедо. По этой дороге в армию Молы фашисты перебрасывают через Португалию подразделения и технику легиона "Кондор". С этими гитлеровскими головорезами ты, сам признался, уже знаком. Надеюсь, укрепишь знакомство.
- Постараюсь.
Перед отъездом под Толедо - уже после того как противоборствующие стороны снова зарылись в окопы и траншеи - Андрей решил осмотреть военные трофеи на недавнем поле сражения под Бриуэгой.
Жуткое зрелище представляла эта небольшая долина меж невысоких каменистых гор, примыкающая к Французскому шоссе. Под мрачным небом, на искромсанной гусеницами и колесами, набухшей от дождя и снега земле, чернели трупы людей и остовы сожженных машин. Еще чадили итальянские танкетки-огнеметы "Ансальдо"; зарылись в черно-красную жижу тракторы-тягачи "фиаты"; щерили стволы орудия; задирали над кюветами колеса грузовики "ланча"...
Андрей приехал с Хозефой.
В последнее время, по-иному глядя на Лену, стараясь быть как можно чаще рядом с нею, он, к радости своей, отмечал: она возбуждена, воодушевлена, то и дело беспричинно улыбается, глаза сияют. Или не замечал ее состояния прежде, или она тоже... Даже голос девушки стал мягче, глубже.
- Хелло! - окликнули их.
Андрей оглянулся. У развороченного "Ансальдо" стоял высокий мужчина. Рядом с ним куталась в меховую потертую шубку его спутница, молодая женщина. "Где я его видел?.."
- How do you do? - протянул тот широкую ладонь. И Андрей вспомнил: это американец журналист Хемингуэй, с которым они познакомились на Гран-Виа, а потом посидели в баре "Чикоте". Но сейчас янки был не в мягкой куртке, а в наглухо застегнутом брезентовом макинтоше, хотя и с тем же фотоаппаратом на груди. Но что ввело Андрея в заблуждение - корреспондент за этот месяц успел отрастить бороду а ля викинг. Короткая и густая, с проседью, она старила его лицо.
Хемингуэй начал что-то энергично говорить по-английски. Его спутница попыталась переводить на испанский, однако вскоре беспомощно развела руками. Подоспела Лена. Андрей и не подозревал, что она свободно изъясняется по-английски.
- Американец говорит, что рад встрече с вами - особенно в такой знаменательный день.
- Переведите: я тоже рад. А как ему нравится все это?
- Он участвовал в сражении и утверждает, что в военной истории Бриуэга станет в один ряд с решающими битвами.
- Пожалуй, - согласился Андрей.
- Он говорит: "Но если даже история когда-нибудь и запамятует Гвадалахару, то фашисты ее крепко запомнят: это их первое серьезное поражение и первая большая победа республики. Пусть она станет началом общей победы над фашизмом!"
- Будем надеяться... Скажите ему: он симпатичный парень. - Лаптев протянул американцу руку.
- Он говорит, что ему хотелось бы часок-другой побеседовать с вами. Пленные итальянцы, с которыми он встречался, в страхе рассказывали о "красных дьяволах": на дороге, проверенной саперами, вдруг поднимались огненные смерчи и сами камни начинали стрелять... - Лена тряхнула головой. - Он спрашивает, не наша ли это работа и не мы ли "красные дьяволы"... Ксанти пообещал, что вы поможете ему в работе над книгой о республиканцах-диверсантах. - И сама спросила у Андрея: - Кто он? Откуда он знает Ксанти?
- Это корреспондент и писатель Хемингуэй.
- О! Эрнест Хемингуэй! - Девушка уставилась на американца во все глаза. - Он очень хороший писатель! Я читала много его книг!
- Хорошо. Давай расскажем ему о ком-нибудь из наших... О ком?
- О Росарио! - воскликнула Хозефа и тут же добавила: - О Феликсе Обрагоне или о Варроне, о Лусьяно... О каждом можно рассказать.
"Почему журналистов и писателей так интересуют люди нашей профессии?.. Может, и вправду наша работа выявляет все резервы человеческого духа?.."
- Прошу! - словно бы приглашая к столу, показал он на сизую от окалины броню сожженного танка. - Давайте побеседуем...
13
Отряд Лаптева, опять же под видом саперного батальона, влился в бригаду, стоявшую в городке Мора, который находился среди холмов у реки Тахо.
За стенами мрачной казармы уже буйствовала весна: фруктовые деревья стояли будто в бело-розовой пене, днем под солнцем парила земля и раскалялись камни, а ночами все ниже опускались звезды.
В нескольких километрах от городка, за широкой и стремительной Тахо, лежал Толедо. То была уже вражеская территория. Линия фронта проходила по реке. И за рекой предстояло действовать диверсионным группам Лаптева.
Андрей чувствовал, что его отряд стал большой и дружной семьей. Нечто подобное испытывал он, когда учился в Кремле, а потом воевал с курсантской бригадой на Украине. Конечно, иное время, другие условия. Да и у горячих, темпераментных его бойцов неповторимый национальный характер. Но роднило общее - идея и самоотверженность. Они стали будто бы его братьями - Лусьяно, Обрагон, Гонсалес, Росарио, Божидар.
Офицерская форма особенно шла пикадору. Андрей видел: женщины в городке провожают лейтенанта выразительными взглядами. А однажды в лунном свете, заливавшем двор казармы, Андрей приметил в дальнем краю, на парапете, огораживавшем заброшенный фонтан, парочку. Что за женщина появилась в расположении отряда? Непорядок!..
Он окликнул. Отозвался, подошел Эрерро. Его напарница как в воздухе растаяла. Может, показалось? Померещились сплетенные руки, почудился шепот? На самого неодолимо действует весна?..
Нет, он - солдат! Он - командир! Он должен думать только о деле! И пусть испанцы посмеиваются. Вон даже Феликс Обрагон, коммунист, сказал как-то вечером: "Пойдем, амиго, и для тебя есть красивая мучача!" Хорошенькие дела!