- Так, так, так, - произнёс Маккиннон, качая головой, и улыбнулся. - Ну, это уж чересчур. Действительно чересчур. Два потрясения буквально за какие-то двадцать минут.
- Если бы вы мне объяснили, о чём вы говорите...
- О сестре Моррисон. Вам нужно с нею быть вместе. Я только что узнал, что она наполовину немка.
- О господи! Вот это да! - Сказать, что Ульбрихт был ошарашен, значит преувеличить реальность, но то, что он был поражён, в этом сомнений быть не могло. - Ну конечно же, у неё мать - немка. Потрясающе! Должен сказать, боцман, это сразу же поднимает серьёзный вопрос. Я хочу сказать, что она всё-таки моя медсестра. Военное время. Международные осложнения, вы прекрасно всё понимаете.
- Я ничего не знаю и ничего не понимаю. Вы просто оба выполняете свои обязанности. Как бы то ни было, она вскоре придет навестить вас.
- Навестить меня? Мерзкого нацистского убийцу?
- Вполне возможно, отношение её изменилось.
- Конечно, под давлением.
- Она сама это предложила и даже настаивала на этом.
- Ну ясно, придёт со шприцем. Вколет мне летальную дозу морфина или ещё что-нибудь в этом духе. Но к делу. Я вернусь к нашим шести ходячим, но не раненным. Поле поисков расширяется, согласны со мной? Подкупленный симулянт или, что то же самое, больной туберкулёзом. Как вам это нравится?
- Мне это вообще не нравится. Как вы думаете, сколько подкупленных типов, шпионов, диверсантов среди тех, кого мы подобрали с "Аргоса"? Я понимаю, что это ещё одна идиотская тема для размышления, но вы же сами сказали, что мы ищем несуразный ответ на несуразные вопросы. А если уж говорить о несуразных вопросах, вот вам ещё один. Откуда мы можем знать, действительно ли "Аргос" подорвался на минах? Нам только известно, что танкеры необычайно прочны, имеют много отсеков, а этот возвращался с совершенно пустыми баками. Танкеры погибают с трудом, и даже перегружённые, торпедированные, они выживают. Мы даже не знаем, был ли "Аргос" торпедирован. Может быть, его захватили диверсанты, чтобы иметь возможность проникнуть на наше судно. А, как вам это нравится?
- Как и вам, вообще не нравится. Но неужели вы серьёзно считаете, что капитан Андрополус мог преднамеренно...
- Я ничего не могу сказать в отношении капитана Андрополуса. Единственное, я знаю, что он может оказаться негодяем, двойным агентом, каких сейчас на море хватает. Хотя я готов обдумать любое идиотское решение наших вопросов, я всё-таки не могу примириться с мыслью о том, что капитан может пожертвовать своим судном, даже ради любой воображаемой цели. Но люди, для которых "Аргос" ничего не значит, могут с легкостью пойти на это. Было бы также интересно узнать, не набирал ли Андрополус в Мурманске новых членов команды, каких-нибудь земляков, которым удалось спастись, когда их судно пошло ко дну. К сожалению, и Андрополус, и члены его команды говорят только по-гречески, и никто больше на борту моего корабля греческого не понимает.
- Я говорю немного по-гречески, только чуть-чуть, в размере школьной программы. Просто английские средние школы уделяют значительное внимание греческому, но я почти всё забыл. Впрочем, от этого всё равно было бы мало толку, даже если бы выяснилось, что кто-то - один или несколько человек были набраны в команду "Аргоса" в Мурманске. Они сразу же все будут строить из себя обижённых и заявлять, что они вообще не понимают, о чём мы говорим. Что можно поделать в таком случае?
Ульбрихт ненадолго замолчал, а потом вдруг произнёс:
- Русские судоремонтники.
- Что русские судоремонтники?
- Те, что устраняли повреждение вашего корпуса и приводили в порядок ваш лазарет. В особенности те, что чинили корпус.
- Ну и что с ними такого?
- Минутку. - Ульбрихт вновь задумался. - Я не знаю, где и как на "Сан-Андреасе" искать подозрительные обстоятельства, но я абсолютно уверен в том, что начинать надо с новых членов вашей команды.
- Почему вы так считаете? Говорите всё. Меня, напоминаю вам, удивить невозможно.
- Вы получили повреждение корпуса, когда "Сан-Андреас" подошёл к борту тонущего корвета, прежде чем вы потопили его артиллерийским огнем. Правильно?
- Правильно.
- Как это произошло?
- Не знаю. Ни торпед, ни мин, ничего подобного. С одной стороны корвета был эсминец, который снимал его команду, а мы - по другую сторону - снимали тех, кто уцелел на тонущей русской подводной лодке.
Внутри корвета раздалось несколько взрывов. В результате одного разнесло паровой котел, другие повредили пороховой погреб, разнесли пушки, а затем в трюме возник пожар. Примерно в это время мы и получили повреждение корпуса.
- Думаю, что всё произошло совсем иначе. Мне кажется, что кто-то из членов вашей команды, из людей, которым вы доверяете, что-то взорвал в трюме, в балластном пространстве по левому борту. Этот неизвестный точно знал, какой мощности должен быть заряд, чтобы судно не пошло ко дну, но получило бы вполне серьёзные повреждения и вынуждено было бы направиться в ближайшим порт на ремонт, в нашем случае - в Мурманск.
- Что же, в этом есть какой-то смысл. Так действительно могло произойти. Но ваши слова меня всё равно не убеждают.
- А когда вы были в Мурманске, кто-нибудь видел, каковы размеры повреждений в корпусе?
- Нет.
- А кто-нибудь пытался это сделать?
- Да. Мистер Кеннет и я.
- Но, как ни странно, вам это не удалось. Не удалось, потому что вам не разрешили это сделать.
- Да, действительно так и было. Откуда вы узнали?
- Повреждённую часть корпуса, которую решили ремонтировать, покрыли просмоленной парусиной, так?
- Да, так.
Маккиннон помрачнел.
- А какие-нибудь объяснения вам дали?
- Избегать ветра и снега.
- А это каким-нибудь образом может повлиять на повреждения?
- Очень незначительно.
- Вы просили разрешения поднять парусину и посмотреть, что за повреждения?
- Да, просили. Нам не дали это сделать. Сказали, что это слишком опасно и только будет мешать работе судоремонтников. Мы не стали спорить, потому что считали, что это не важно. Причин думать иначе у нас не было. Если бы вы имели дело с русскими, то должны были бы знать, как они могут быть упрямы, когда дело касается самых странных вещей. Кроме того, они оказывали нам любезность, а у нас не было оснований для подозрений. Ну ладно, ладно, лейтенант, нечего мне доказывать, что дважды два четыре. Для того чтобы понять, что пробоина в корпусе возникла в результате взрыва изнутри, не надо быть инженером или металлургом.
- А вам не показалось странным, что второе повреждение корпуса произошло точно в том же самом отсеке, в балластном отделении?
- До данного момента не казалось. Наши любезные - наши, а не ваши - любезные союзники почти наверняка оставили там заряд с достаточно длинным бикфордовым шнуром. Вы правы, лейтенант.
- Так что нам остается только одно: выяснить, кто из членов вашей команды разбирается во взрывчатке. Вам известно подобное лицо, мистер Маккиннон?
- Да.
- Что? - Ульбрихт приподнялся на локте. - Кто же это?
Маккиннон посмотрел в сторону палубы.
- Уже какой-то толк. - Ульбрихт опустился вновь на койку. - Большой толк.
Глава 6
Было чуть позднее десяти часов утра, когда снег пошёл вновь.
Маккиннон провёл в капитанской каюте ещё пятнадцать минут и ушёл только тогда, когда заметил, что у лейтенанта слипаются глаза. Затем он переговорил по очереди с Нейсбаем, Паттерсоном и Джемисоном, который опять руководил работами по укреплению надстройки. Все трое согласились, что Ульбрихт почти прав в своих предположениях, только толку от этого никакого. Когда Маккиннон вернулся на мостик, шёл густой снег.
Он осторожно попытался открыть боковую дверь, но сила ветра была такова, что её вырвало у него из рук. Снег шёл под углом, чуть ли не параллельно палубе. Что-то разглядеть сквозь него было невозможно, но, повернувшись к нему спиной, в сторону носа, боцман смог разглядеть, как меняется характер волн. При первых проблесках рассвета уже было видно, что это не ровные ряды, а вспенивающиеся, вздымающиеся вверх стены, которые, достигнув определённой высоты, рушились, превращаясь в бесформенные пузырьки. Палуба под его ногами задрожала. Холод стал невыносимым. Маккиннон с трудом закрыл дверь, возвращаясь на мостик.
Он перекидывался отрывочными фразами с Трентом, стоявшим за штурвалом, когда раздался телефонный звонок. Звонила сестра Моррисон.
Она сказала, что готова идти к лейтенанту Ульбрихту.
- Я бы не советовал вам этого делать, сестра. Наверху штормит. Время сейчас не для прогулок.
- Должна напомнить вам, что вы мне обещали, - произнесла она голосом благовоспитанной девушки.
- Я это помню. Просто погодные условия несколько изменились.
- Ну, право, мистер Маккиннон...
- Иду, иду. Пеняйте на себя. Когда он проходил через палату В, Джанет Магнуссон посмотрела на него с неодобрением.
- Госпиталь - не место для ряженых.
- Да я просто мимо проходил. Выполняю миссию милосердия. Так, по крайней мере, считает ваша крепколобая подружка.
Выражение лица сиделки Магнуссон несколько смягчилось.
- Значит, идете к лейтенанту Ульбрихту?
- Ну к кому же ещё? Самое главное, что я его уже видел, и он показался мне вполне здоровым. Просто она чокнулась.
- Вся беда в том, Арчи Маккиннон, что вы не способны на тёплые, человеческие чувства. Во всех отношениях, а не только когда дело касается больных. Сестру же вы считаете чокнутой только потому, что она рассказывает о вас разные вещи.
- Обо мне? Да она же не знает меня!