Не знаю, Гигла, как я сдержался, чтобы вот этим кулаком, - Сокол сжал на столе руку так, что побелели от напряжения суставы, - не влепить этого мозгляка в стену! Не знаю! Он ведь что вознамерился, гад. Он хочет устроить последний допрос с пытками прямо на этой вечеринке. Уж и срок назначен: через три дня, в субботу. В доме у Бакрадзе. Ты будешь кормить нас своими знаменитыми шашлыками! - Сокол вдруг схватил духанщика за отвороты куртки, притянул к себе вплотную: - Христом-богом тебя прошу, Гигла. Передай Васо мой подарок! - Он сунул в руку опешившему Окропиридзе маленький, обжегший ладонь холодом вороненой стали браунинг. - Скажите, его ждет смерть. Пусть устроит на прощание фейерверк. А с собой поступит, как велит ему сердце. Тут на все хватит - семь пуль.
Господин капитан, вы опьянели. Вам надо проветриться немного, - будто очнувшись от наваждения, холодно ответил Гигла, снова перейдя на "вы". - Зачем вы впутываете меня в эти дела? Я всего-навсего духанщик, и я далек от политики.
- Гигла, прошу тебя, открой глаза!
- Я все для вас сделаю, господин капитан. Только не это!
- Почему?!
- Ну как я попаду в тюрьму? Как?
- Зачем тебе самому идти в тюрьму? Ты же свой среди своих. Ты всех знаешь. Дай кому надо - и он будет у Васо.
- Я бедный человек, господин капитан. Где мне взять денег на подкуп?
- А-а, - усмехнулся Сокол. - Я забыл, что ты торговец. Сколько заплатить, чтобы ты выполнил мою просьбу?
- Вот это деловой разговор. Прикинь сам.
- Месячное жалованье?
- Гигла Окропиридзе еще не настолько потерял совесть, чтобы оставить тебя голодать. Давай любую половину. Ой, погубит тебя, Гигла, жадность!
- Двум смертям не бывать! - Капитан сунул в карман фартука Гиглы несколько радужных ассигнаций и, удовлетворенный, поднял рюмку - Ну, будем здоровы!
Кинув взгляд по сторонам - в клубах дыма трубок, папирос и сигар, кругом смеялись, пели, вытирали пьяные слезы гости духана, никому до них не было никакого дела; раскрасневшийся вестовой Еременко старательно поворачивал уже потягивающие горелым шампуры - мало обрызгивает их, неумеха! - Гигла опрокинул в рот содержимое рюмки и не почувствовал ее горечи.
- Будем здоровы, капитан!
Глава шестнадцатая
Супруга уездного начальника обожала принимать гостей. Но Бакрадзе был скуповат, и ей редко удавалось блеснуть хлебосольством и радушием.
Когда теперь она сетовала на то, что они слишком редко приглашают к себе именитых горожан, супругу было удобно парировать упреки: "Не до развлечений, милочка, в городе военное положение. Нас не поймут. И как на это посмотрит новый губернатор?"
И вдруг Ростом сам попросил ее указать духанщику Гигле Окропиридзе, где и как сервировать стол на десять персон.
- Мы принимаем гостей?
- Да, - не стал вдаваться в подробности супруг. - Группа моих офицеров будет чествовать героя японской кампании капитана Внуковского.
- Не поздно ли, милый? - удивленно подняла тонкие брови Мэри. - Война с Японией давно закончилась.
- Не поздно. Он поймал опасного государственного преступника.
- Офицеры придут с женами, милый?
- Нет, одни. Ты будешь блистать, моя радость. Только ты.
Гигла Окропиридзе превзошел самого себя.
Где и когда раздобыл он и успел приготовить со своим глухонемым слугой столько яств - только диву можно было даваться. Фрукты и пряности, птица и заливное, овощи и печенья - все это благоухало на столе, расцвеченное отблесками хрустальных графинов и фужеров, золотом и серебром изысканных приборов.
Офицеры канцелярии уездного начальника не заставили себя ждать. Входя в просторную залу, они браво щелкали каблуками сапог и галантно целовали пухлую белую ручку хозяйки.
Мэри слушала нескончаемые комплименты и млела от удовольствия. Давно ей не приходилось быть в центре внимания стольких мужчин. Она уже забыла, сколько сил пришлось потратить горничной, чтобы помочь ей затянуться в ужасно тесный корсет. Казалось, что уже и дышится ей в этом ужасном снаряжении легко и свободно, и платье ее необыкновенно воздушно, и туфли на высоком и тонком каблуке не жмут в подъеме и не трут пяток.
Ждали виновника торжества.
Коротая время, офицеры играли в карты.
- Очевидно, явится, когда наши желудки прирастут к хребту.
- Терпение, господа! Король пик.
- А я его козырем, козырем…
Наконец во дворе усадьбы послышался цокот копыт.
Сокол выглянул в окно:
- Те же и именинник с хозяином дома.
- Поглядите, господа! - хохотнул поручик. - Наш капитан как огурчик.
- Вот дьявольская изворотливость, - насмешливо процедил ротмистр. - Когда-то успел сшить новый мундир!
Зычный голос Бакрадзе, казалось, заполнил все комнаты:
- О, капитан Сокол! Рад вас видеть. Мэри, ты сегодня прекрасно выглядишь. Я не слишком заставил всех ждать? Нет? Очень хорошо. Сегодня у нас неплохой день: губернатор одобрил наши меры по борьбе с этими проклятыми бандитами. Теперь не грех отдать должное искусству Гиглы, не правда ли? Мэри, дорогая, хозяйничай.
- Господа офицеры! - пропела Мэри не лишенным приятности голосом. - Прошу к столу.
Господа с готовностью бросили карты, устремляясь к месту пиршества.
И зазвучали тост за тостом, здравица за здравицей. За отважного капитана Внуковского, покрывшего себя славой в сражениях с японцами, превыше всего ставящими порядок в ведении боя, и в борьбе с неуловимыми абреками, не признающими никаких правил в своих вылазках и нападениях на княжеские имения и на военные обозы. За дорогого и уважаемого Ростома Бакрадзе, заботливого хозяина уезда и собственного дома. За милейшую и обходительнейшую хозяйку.
- Ура! Ура! Ура! - дружно скандировали гости, а Гигла бдительно следил, чтобы звонкие хрустальные фужеры не оставались пустыми и единой минуты.
Лица гостей раскраснелись, голоса стали громче, а шутки все острее и соленее, и даже присутствие супруги начальника больше не сдерживало.
- Минутку внимания, господа! Минутку внимания! - стучал вилкой о горлышко дорогого графина духанщик.
Сердце хозяйки так и обмерло, и она едва сдержалась, чтобы не вырвать из его рук вилку: разобьет ведь, деревенщина неотесанная!
- Ну, говори, духанщик. Что у тебя?
- Сюрприз, милейшая госпожа! Сюрприз!
Мэри захлопала в ладоши:
- Господа-а! Господа-а-а! Сю-у-у-рпри-из!
Гигла сделал знак рукой, и розовощекая Лейла внесла на огромном блюде жареного поросенка.
Все давно были сыты, но поросенок был так заманчив, что вздох "О-о-о!" был громким и единодушным.
Вчера еще задорно резвившееся и пронзительно визжавшее беззаботное дитя природы было искусно украшено петрушкой и салатом. Потешная мордочка лежала на скрещенных серебряных головках двух бутылок шампанского. Казалось, стоит лишь цыкнуть на этого смуглого, лоснящегося жиром нахала, который уютно устроился на столе, и он вскочит, застучит по столу резвыми копытцами, замечется туда-сюда, роняя бутылки и опрокидывая тарелки. Вот только в спине у поросенка торчал какой-то нарядный флажок.
- О! Как это мило с твоей стороны, Гигла! - прижал руку к сердцу и потянулся к шампанскому Внуковский.
- Я так люблю шампанское, - закрыв глаза от удовольствия и явно любуясь собой, сказал капитан, - что готов просадить на этом благородном напитке всю свою премию! Все пять тысяч, полученных за этого абрека! Как его… Ну, в общем, премию… Вы знаете, госпожа Бакрадзе, наш милый духанщик за то, что я поймал этого абрека… как его… каждый день встречал меня на пороге своего духана… бокалом шампанского… со льда.
Капитан было начал сдирать с горла бутылки серебряную бумагу, но его остановил сидевший напротив Иван Сокол:
- Не спешите, дорогой капитан, приступать к призу, он еще требует выкупа!
Внуковский полез в карман за бумажником.
- Нет, нет, не то.
Зычно хохотнул Бакрадзе, колокольчиком рассыпался ласковый смех Мэри.
- Теперь я могу смело сказать, - зарокотал густой бас Бакрадзе, - что вы, наш дорогой герой, прошли еще не все испытания!
Он кивнул головой: взгляните-ка на автора сюрприза.
Лейла отступила, и из-за нее с турьим, изогнутым, как молодая луна, рогом к столу шагнул Гигла. Поднеся рог к самым глазам, будто бы близоруко вглядываясь в надпись, выгравированную на ободке, Гигла прочитал: "Герою русско-японской кампании - в память о службе на Кавказе…"
- Ай да Гигла!
- Ай да духанщик!
Бакрадзе, несколько раз вместе со всеми ударив в ладоши, встал и поднял руку, требуя тишины.
- Дорогой друг наш капитан Внуковский! Прежде чем ты примешь этот рог, я хочу сказать тебе несколько слов о нем. Этот обычай - вручение почетного рога с вином - идет от далеких предков. Когда-то отличившемуся в походе, в сражении на всенародных торжествах встречи в знак особой чести преподносили почетный и памятный рог как символ того, что герой был храбр и непреклонен, силен и ловок, бесстрашен и горд, как украшение наших гор - великолепный тур. Сегодня вас удостоили этого почетного и памятного рога! Примите его, дорогой капитан!
"Ай да духанщик! - с восхищением подумал Сокол. - Ай да старый лис! Если он догадался наполнить рог собственным вином, нашему герою не устоять".
Сокол первым вскочил и, приглашая остальных, первым начал приговаривать традиционное:
- Пей до дна! Пей до дна! Пей до дна!
Глоток за глотком капитан начал опустошать вместительный рог.
Выпив его, какое-то время смотрел на всех ошалелыми глазами, глупо улыбаясь и часто, запаленно дыша, а потом с чувством прижал к губам, осыпая поцелуями, ручку хозяйки.