4
Майсурадзе встретил Ольгу вопросом:
- Что случилось? Почему одна?
Она же, не отвечая, опустилась на землю и, лишь отдышавшись немного, устало спросила:
- Где Васо?
Майсурадзе сухо ответил:
- Услышав выстрелы, за вами следом поспешил!
- И Илас еще не вернулся?
- Нет.
- Что я наделала, несчастная! - застонала Ольга. - Неужели я тебя погубила, милый?
- Что все-таки произошло, Ольга?
- На засаду нарвались. Иласа едва не схватили, я успела уложить одного. Крикнула Иласу: "Беги!" - и видела, как он бросился к балке. Все в порядке было. Надеялась, раньше меня вернется.
- Что будем делать?
- Не сидеть же здесь! Я снова пойду туда.
- Я с тобой. - Майсурадзе вынул из кармана наган.
- И я, - откликнулся Батако.
- Нет, Батако, - отрезала, приходя в себя, Ольга. - Ты останешься с лошадьми.
- Что за напасть? - зачертыхался Батако. - С каких это пор мужчина добро сторожит, а женщина шашкой машет?
- Так надо, Батако. Ты Васо слово давал, что на борьбу с врагами идешь, домашние привычки забудь.
- А-а, будь по-твоему, - смирился тот. - Я еще докажу вам, что Батако Габараев не зря папаху носит.
В те минуты, когда Васо, не помня себя, бросился в аул на выстрелы, Батако хотел оглушить тщедушного старичка и увести обоз. Но что скажет ему Бакрадзе? "Я тебя за всей бандой посылал, а не за винтовками и лошадьми. Зачем мне эта старая перечница?"
"Нет, - рассудил Батако. - Бакрадзе за каких-то кляч не даст обещанной награды. Надо войти в доверие к Васо и устроить ему западню. Чтоб не вырвался. Чтоб целехоньким доставить его в Гори".
Рассвело.
Аульчане стояли у своих ворот, боясь, что стрельба только на минуту стихла и в любой момент может грянуть снова.
Угодит шальная пуля, поздно будет думать, в тебя она летела или не в тебя.
Кизилбек, ровесник Иласа, живший на противоположном конце аула, первым решился подойти к сакле тетушки Техон.
Опираясь на тяжелую суковатую палку, остановился рядом и седой как лунь Беса.
- Что за несчастье, сынок, нас постигло?
- Ничего не известно, Беса. Никто не показывается из сакли.
- А ну покричи! Может, откликнется кто?
- Тетушка Техон! Техо-о-он!
Ни звука.
Подоспели Ольга и Майсурадзе.
Ольга кинулась к родной сакле, распахнула дверь. Никого.
По полу разбросаны вещи, кругом следы тяжелых, грязных сапог, окурки.
Она бросилась к сакле Техон. Мать Иласа обвисла на веревках, привязанная к стояку.
Ольга развязала впившиеся в тело женщины веревки, вынула изо рта кляп.
- Тетушка Техон! Где мои?
- Разве их нет дома?
- Нет.
- Да неужто эти звери с собой их увезли?!
Ольга без сил опустилась на скамью:
- Бедные мои! Накликала я беду на ваши головы.
Техон тронула ее за плечо:
- Доченька! Не знаешь ли ты, что с моим единственным, с моей кровинушкой?
- Не знаю, тетушка Техон. Не знаю.
- Ой, беда мне! Ой, горе мне! Но неужели мне померещился этой проклятой ночью его голос? Неужели не он стучался ночью в окно?
- Он, тетушка, он!
- Так где же? Где он теперь? Где, милая? - измученная не столько болью затекших рук и ног, сколько неизвестностью, исступленно твердила вдова. - Где-е?
На пороге остановились соседи, лица их были бледны, глаза опущены.
- Что? - выдохнула Техон. - Что-о?
Люди расступились, пропуская ее. Техон, бледнея, прижала руки к груди. Сердце подсказало женщине, что ее единственный сын рядом.
Соседи, обнаружившие Иласа, успели внести его во двор и положили на бурку, стоя рядом в нерешительности и скорби.
Техон увидела дорогое лицо и пошатнулась. Ее не успели поддержать, и она рухнула на землю.
Старый Беса кивнул женщинам, чтоб приглядели за Техон, чтоб успокоили, как могли, а сам, положив на палку узловатые, черные, как земля, руки, приговаривал, покачивая седой головой:
- Рыдай, рыдай, Техон! Крепость твоя Карская рухнула. Закатилось твое солнце, бедная женщина. Осталась ты одна, Техон, как ворона в дремучем лесу. Никогда уж теперь не заглянет в сердце тебе рассветный луч. Так и будет вечно ныть твоя душа, так и будет она плакать, как вьюга в долгую зиму. Эх, Илас, Илас, рано ты сложил свою голову. Не дал матери понянчить внуков, не дал ей порадоваться!
Около двора процокали копыта, и Ольга, словно очнувшись, сбросила с плеча карабин.
Раздвинув сгрудившуюся у входа толпу, в центр двора протиснулся Кизо Сокуров. На спине у него висела винтовка.
Он мельком глянул в лицо убитому, снял с головы папаху:
- Что за несчастья обрушились на наш аул? Здесь Илас убит, а перед Цхилоном я жандармов видел. Знаете, кого они везли связанным?
Люди подняли головы.
- Васо! Васо Хубаева они везли!
Ольга едва не застонала. Так вот где Васо! В ловушку попал из-за ее прихоти. Что делать? Что делать? Кто подскажет?
Ей хотелось сейчас же прыгнуть в седло и нагнать солдат, отбить Васо. Но разум останавливал: "Не отобьешь ты его одна, а только погубишь".
- Что и говорить, нерадостную весть ты привез нам, Кизо, - сказал Беса. - Видно, так всегда: горе в одиночку не ходит.
- Да, - кивал головой Кизо - Я упрашивал в Цхилоне людей, уговаривал: "Отобьем Васо!" Только никто не решился. А куда я один против солдат?
- Ты не один, Кизо, - сдерживая слезы и наливаясь гневом, сказала Ольга. - Нет, ты не один. Вон тут сколько таких, как ты. О небо! Как больно и стыдно за вас! Стоите с опущенными головами, а этот орлом взлетал навстречу врагу. И вот принял смерть. Как земля не провалится у вас под ногами? В аулы врываются, что ни день, клыкастые волки, а вы прячетесь по саклям, как бараны по хлевам!
Блестящие от подступивших слез глаза Ольги вдруг потускнели. Отвернувшись от безмолвной толпы над сиротливой, неожиданно показавшейся маленькой и жалкой фигуркой Иласа, она наткнулась взглядом на высоченного, как столб, Кизилбека, и глаза ее снова загорелись гневом.
- Женихи, а все держитесь за подолы матерей! Как будете смотреть в глаза тем, кто жертвует жизнью, чтоб не сидели у нас на шее князья?
- Легко говорить… - Один из мужчин надсадно закашлялся. - Неужели… я… кха-а-а… отпущу своего сына… кха-а… на бойню? У них-то… - Он снова закашлялся. - У солдат винтовки, патронов - завались, а у него? Одна дедова сабля.
- Это точно, - поддакнул Кизо. - Саблей теперь много не намашешь.
- Заскулили! - плюнула Ольга. - Не над павшим будь сказано, да уж так случилось. Прости, Илас. Он моложе многих из вас был, но не ждал, когда ему винтовку подадут. Сам добыл у врага.
- Добыть-то добыл, а чего добился? - опять хмыкнул Кизо.
Его поддержал старик в дорогом бешмете. "Чужой в ауле, - определила Ольга мгновенно. - Не наш". Старик чуть выступил вперед и, наклонясь к Иласу, нежное, с девичьим румянцем лицо которого наливалось синевой, поправил смятый в темных пятнах засохшей крови башлык.
Распрямляясь, незнакомец проскрипел, как сухая груша:
- Так уж повелось на свете, что молодые всегда чаще за кинжал хватаются…
- Хочешь сказать, - дерзко перебила его Ольга, - мол, и чаще смерть находят? Так?
- Это уж как водится, - невозмутимо ответил старик.
- "Как водится"! - Ольга презрительно покачала головой. - Да если б вы все не сидели по саклям, разве погиб бы наш Илас? Разве хозяйничали бы тут, как в собственном дому, княжеские холуи и солдаты?
Ольга сдернула с головы папаху, и густые волосы рассыпались по плечам.
- Я, женщина, взяла в руки оружие, на коня села, а вы все раздумываете. Ждете, на чьей стороне победа будет? Трусы! Снимите свои папахи, отстегните кинжалы. Вам не папахи носить, а платки!
Майсурадзе подошел к Ольге, взял ее за локоть:
- Успокойся, Ольга, успокойся. Возьми себя в руки. Тяжело, я понимаю, но нельзя нам здесь задерживаться. Нельзя…
Кизо Сокуров переменился в лице, увидев рядом с отчаянной габиловской сестрой низкорослого, сухопарого грузина. "Не тот ли это человек, которого видели с Ольгой у селения Накити? Вот удача так удача! Теперь бы только не упустить его".
Ольга же гневно продолжала:
- Сколько можно позорить свои фамилии, свой аул? Видно, придется нашим девушкам искать женихов на стороне. Кто же пойдет замуж за трусов?
- Не слушайте ее, земляки! - завопил Кизо. - Не слушайте! Это же ее проклятый грузин подговорил! Слыханное ли дело, чтобы женщина такие слова седым в лицо бросала? Смерть ему! Смерть!
Толпа угрожающе зашумела. Возбужденная чужой смертью, страхами, она жаждала какого-то действия.
- Смерть лазутчику! - заскрипел и незнакомый старик, норовя ухватиться сухими пальцами за пиджак Майсурадзе.
Кизо уже рвал с плеча винтовку; на счастье, она зацепилась прицельной планкой за расползшийся на упитанном боку Кизо шов бешмета, и этого мгновения хватило Ольге, чтоб опомниться. "Что же это я делаю? - упрекнула она себя. - Ил асу уже ничем не поможешь. Васо жив, и мы отобьем его, а если Майсурадзе погублю, этого мне никто не простит".
- Эй, ты, Кизо! - глухо сказала она. - Еще движение - и прощайся с жизнью!
Сухо лязгнул затвор. Черное дуло карабина замерло на уровне груди Кизо.
- Дедушка Беса, - попросила Ольга, - освободи этого храбреца от винтовки. А то она ему покоя не дает.