Юра бежал. Резкий морозный ветер затруднял дыхание, толкал в грудь. По безлюдной заснеженной дороге крутилась поземка.
Юра часто оглядывался. Нет, он не вернется домой до победы! И он был даже рад, когда усилившаяся вьюга скрыла в белом мареве и кирпичные дома, и бескрайную ковыльную степь за ними. Теперь он мог не бояться, что его увидят. Сейчас, в метель, не различить было даже телеграфных столбов. Снег бил в лицо, слепил. Хорошо! Юре даже нравился этот сильный степной ветер, лихо свистевший в невидимых проводах. Каково французишкам! Пусть кутаются. Конечно, против ветра трудно идти. Но он все равно победит. Теперь только бы не заблудиться. Надо идти от одного столба к другому.
На перроне, за одноэтажным зданием станции из красного кирпича, в затишке, стояли трое крестьян в серых свитках и серых барашковых шапках. Юра подошел к ним, поздоровался и спросил, до какой станции надо купить билет, чтобы проехать на войну. Все они оказались удивительно бестолковыми - ни один из них не мог объяснить, а самый старый дед спросил:
- Чи паныч не бреше?
Ну что с такими разговаривать!
Зато кассир пусть не сразу, но все понял и обещал "приложить все силы, чтобы оказать посильное содействие храброму молодому человеку". Он сейчас же вышел из своей комнатки, где продавал билеты, запер дверь и дружески похлопал Юру по плечу.
- Какой изумительный кинжал! - воскликнул он и подкрутил кончики усов.
Кассир заговорщически подмигнул Юре, подвел его к скамейке (мог бы так не подталкивать) и попросил юного героя минутку обождать, пока он сбегает за офицером, который совершенно точно знает адрес Наполеона…
Пока Юра сидел на скамейке и обдумывал хитроумный план пленения Наполеона, к нему подошли те самые крестьяне.
- Чи то правда, панычу, що вы гуторили? - негромко спросил самый старый дед с белой бородой.
- Про войну?
- Та про войну. Мы люди неграмотни и ничого не чулы. Може, то секрет?
- Так вы ничего не знаете про войну? - обрадовался Юра и принялся рассказывать.
Даже бабы в углу, сыпавшие словами, как семечками, замолчали и подошли.
- Масса убитых и раненых, французские фуражиры нападают на беззащитные деревни. Грабят все: скот, птицу, фураж, тулупы, даже солому берут.
- Солому?..
- Убивают… стар и млад. А вы? Надо поскорее прятать добро в ямы на огородах. Надо сейчас же уезжать, угонять скот. А всем тем, у кого руки способны держать оружие, идти в ополчение и, не щадя живота своя, защищать отчизну своя. Даже малолеткам. Воевать храбро, как Коля Берсенев. Наполеон - супостат и антихрист!
- Антихрист! - с ужасом выкрикнула баба и добавила: - Бабоньки, так то же конец света!
- Боже ж мой! - завопила другая.
- Цыц! А далеко те французы? - испуганно спросил дед.
Юра не успел ответить. Подошел кассир, а с ним важный усатый военный в мундире с шашкой на левом боку и огромным револьвером на правом. Красный шнур от рукоятки револьвера обвивал шею. Юра тотчас же решил обзавестись на войне таким же револьвером и таким же шнуром.
Ах, как хотелось Юре, чтобы это был генерал! Но эполет и ленты через плечо со звездами на нем не было. "Ну что ж, - подумал Юра, - все-таки он должен знать".
Крестьян как ветром сдуло. Они-то сразу узнали жандарма. Юра поспешно вскочил, шаркнул ножкой, поклонился и с достоинством опустил правую руку на кинжал.
Жандарм покосился на кинжал, нахмурился, пошевелил огромными пушистыми усами и спросил (голос у него был хриплый, ведь когда командуешь, приходится кричать):
- Чего изволите?
Юра не без волнения объявил, что он едет помочь Коле Берсеневу и Фигнеру захватить Наполеона и ему нужен билет на войну, туда, где Наполеон, где-то за Москвой.
- Это конечно! - одобрил жандарм и спросил: - Чьи будете?
Ах, как не хотелось Юре отвечать! Какое кому дело, кто он такой? Вот когда он прославится, тогда себя и назовет.
Жандарм ждал.
- Я - патриот! - с готовностью отвечал Юра и выставил вперед левую ногу.
- А кто ваш папенька?
Юра бурно вздохнул, но, приученный к вежливости, ответил.
- Тэк-с!.. Значит, директора училища Петра Зиновьевича Сагайдака сынок-с? - переспросил жандарм.
Юра молча кивнул головой и посмотрел на кассира. Тот подмигивал и улыбался.
Жандарм крепко взял Юру за руку и приказал кассиру "в момент привести со двора любого мужика, который там с подводой".
Кассир вернулся с тем самым белобородым стариком.
- Пожалуйте-с, молодой человек! - С этими словами жандарм грубо потащил Юру к выходу.
- Куда? - ужаснулся Юра.
- Так что к папеньке-с!..
Вот когда Юре припомнилось предостережение дяди Яши о тайных агентах Наполеона. Юра уперся, рванулся, но жандарм еще больнее сжал его левую руку. Сдаться? Никогда! Юра выхватил кинжал и ткнул предателя повыше пальцев. Тот вскрикнул и отдернул руку. Юра метнулся к двери, но кассир, этот предатель с торчащими усиками, подставил ногу, и он грохнулся на пол. Кинжал отлетел к двери. Вскочив, Юра успел было снова схватить кинжал, но проклятые агенты Наполеона быстро его обезоружили… как Колю Берсенева…
4
Вещественное доказательство - запачканный кровью кинжал, лежащий среди мирных книг на письменном столе в кабинете отца, вызывал такие же чувства, какие могло бы вызвать появление здесь тигра с ребенком в зубах.
У стола стояли перепуганные родители, родственники, соседи. Мамина десятка досталась жандарму "за усердие". Мало того, к ней добавили вторую - "за увечье" и чтобы "не поднимать шума".
- За вашим сынком глаз да глаз нужен! - хрипло поучал жандарм, размахивая забинтованной рукой. - А оружие держите от него подальше! Опасный субъект!
"Опасный субъект" стоял, по-бычьи опустив голову вниз, сердито сопел и молчал.
Со словами "премного благодарен" жандарм ушел, оставив после себя запах водки и смазных сапог.
И тут началось…
- Это ужасно! - воскликнула Вильгельмина Карловна Кувшинская, "сушеная вобла", как ее называл Юра, соседка, любившая вмешиваться во все дела. - Такие ужасные задатки у ребенка! И я разрешала Ире и Боре играть с ним! Его надо показать врачу, посоветоваться…
Мать, полулежа в кресле, плакала. И отец отпаивал ее валерьянкой.
- Конечно, найдутся люди, которые посоветуют ремнем выбить дурь из мальчишки, - сказал дядя Яша, тщательно застегивая студенческую куртку на все пуговицы. - Но, уверяю вас, это не лучшее средство убеждения, хотя и распространенное на Руси…
- Вот-вот! - стучала палкой бабушка, сидевшая в глубоком кресле. - С этого и начинается, а потом… студенческие сходки, политика, речи… И пожалуйста - к братцу под крылышко. - У бабушки были больные ноги, и она всегда ходила с палкой. Она погрозила Юре палкой. - Не гневи бога! Вымоли у родителей прощение! Супостат!
Юра даже зубами заскрипел от ярости.
- Ух ты! - покачала головой бабушка. - Зубами скрипит, как мой покойный Зиновий! Так ведь твоему деду упрямство нужно было, чтобы объезжать самых страшных жеребцов-неуков в донской степи. И все-таки это упрямство его и погубило. А ты ведь еще дитя!
"Дитя" так взглянуло на бабушку, что она даже откинулась на спинку кресла. Испуганно перекрестилась и поспешно добавила:
- Уберите, ради бога, этот ножище с моих глаз!
Дядя Яша торжественно всунул кинжал в ножны и положил его на высокий шкаф, потом расстегнул свою куртку, словно ему стало жарко. Полтавская тетя Галя (Нинина мама), почти такая же красивая, как и Юрина мама, с горестным выражением лица наклонилась к Юриному уху, обдав запахом духов:
- Ну, извинись! Я прошу тебя. Слышишь? Попроси у мамочки прощения. Иначе выдерут! - с каким-то ожесточением добавила она. - Высечь его надо, как Сидорову козу!
Юра презрительно хмыкнул.
Мама перестала плакать и, закрыв глаза, лежала с мокрой салфеткой на лбу. Как мертвая! Юре стало не по себе. Он очень жалел маму, но заставить себя просить прощения было не в его силах.
Отец опустился на свой твердый стул-полукресло. Его лицо на первый взгляд казалось тяжеловатым. Большой лоб и выступающие скулы четко обозначали углы прямоугольника. Длинные свисающие усы, как у Тараса Шевченко, придавали ему суровое выражение. Но ямка на подбородке, такая же как у Юры, говорила о мягкости и доброте. Пристальные ясные глаза серьезно смотрели на сына.
Заговорил он спокойно, без гнева и раздражения, так, как всегда говорил с Юрой:
- Ты напрасно боишься. Я никому не разрешу тебя бить.
- Я не боюсь! - буркнул Юра.
- Только люди, слабые духом, боятся отвечать за свои поступки и поэтому стараются отмалчиваться и пыжатся, чтобы казаться иными, чем они есть. И этим сами же ставят себя в смешное, глупое положение. Ты ведь не слабый духом?
- Нет…
- Надо обладать мужеством, - продолжал отец, - чтобы осознать и признать свою вину и ошибки. Если бы упрямство было самым главным достоинством, то наиболее уважаемым считался бы осел. Врут трусы, то есть люди, слабые духом. Молчание не доказательство. Может быть, ты слишком потрясен и еще не в силах говорить? Не надо! Поговорим потом.
- Язык от страха присох! - бросил дядя Яша.
- А кто мне сказал "с богом"? - выкрикнул Юра, с возмущением глядя на дядю Яшу, так грубо обманувшего его доверие.
- Объясни! - предложил отец.
- Кто приложил палец к губам и "тссс"?! Кто посоветовал не кричать громко о военных планах, потому что у Наполеона есть свои тайные агенты даже здесь и они могут подслушать и помешать мне? Я разве знал, что этот русский жандарм не переодетый тайный агент Наполеона? Кто писал письма Кутузову?