XI
Морской бой. О том, как сначала повесили человека, потом прибили к мачте флаг, а потом взорвали пороховой погреб
На борту "Сан-Дженнаро" давно уже заметили погоню. Злополучный бриг сделал все, что от него зависело, чтобы уйти от встречи с грозным врагом, но все старания были тщетны: обогнав нас, фрегат стал подходить к бригу. Опять на мачтах фрегата появились сигналы: фрегат спрашивал, с кем он имеет дело.
Разумеется, это было пустой формальностью, ибо фрегат отлично знал, что перед ним "Сан-Дженнаро"…
Бриг дал желаемый ответ. Тогда, фрегат сигнализировал:
"Спустить все паруса, лечь в дрейф, ожидать приказаний".
В ответ на бриге подняли сигнал:
- Не желаем!
Едва поднялся этот сигнал, как с левого борта фрегата у бушприта сорвалось грязно-белое облачко порохового дыма, и через несколько секунд до нас донесся звук пушечного выстрела.
- Холостой выстрел! - сказал Костер.
- Начинается история! - стиснув зубы откликнулся стоявший рядом со мной Мак-Кенна.
В самом деле, история, вернее, трагедия начиналась…
Бриг, не отвечая на выстрел фрегата, удачным маневром отклонился в сторону, повернувшись к противнику кормой. Словно по волшебству слетели доски, замаскировывавшие квадратные люки кормовой батареи, и оттуда выглянули жерла четырех орудий.
Фрегат дал залп с левого борта. Почти одновременно рявкнуло четыре десятка пушек. Но неаполитанцы плохо целились: чугунный град пронесся мимо брига, не причинив ему ни малейшего вреда.
Тогда загрохотали и пушки брига. Этот залп был удачнее: мы видели, как одно ядро влипло в борт неаполитанца почти у ватерлинии, а другое, прыгая, прокатилось по палубе, сшибло нескольких матросов, возившихся у палубной пушки, ударило в лафет этой пушки. На фрегате поднялись крики гнева и мести. И опять весь фрегат окутался пороховым дымом. И опять грохотали орудия большого калибра…
Бой разгорался. Оба судна то сближались, то расходились, осыпая друг друга градом снарядов. Два раза они подходили так близко друг к другу, что их экипажи обменивались ружейными и пистолетными выстрелами.
- Трусы! Трусы! - кричал, бегая по палубе, старый пират Костер. - И эти люди смеют называться солдатами. О, подлые трусы! Смотрите, смотрите, джентльмены! Они боятся взять бриг на абордаж. Десять человек против одного, и эти десять не смеют сойтись грудь с грудью…
Два раза на фрегате поднимали сигнал:
- Сдавайтесь! Сопротивление бесполезно!
И два раза на бриге поднимали ответный сигнал:
- Придите и возьмите!
Но дело явно клонилось к развязке. В то время, как бриг отстреливался всего-навсего из двенадцати пушек, притом пушек малого калибра, причинявших врагу лишь ничтожный вред, - огромная дальнобойная артиллерия фрегата мало-помалу разрушала своего врага. Вот пара ядер связанных цепью, как ножом срезали грот-мачту брига. Вот ударившаяся в бок несчастного "Сан-Дженнаро" бомба взорвалась, разрушив почти всю носовую часть.
Вот другая бомба взорвалась на палубе, сметая толпившихся там людей.
Все слабее и слабее становился ответный огонь брига. Но он, все же, продолжался, покуда могли держаться на ногах немногие люди экипажа.
В этот период боя разыгралось нечто такое, смысл чего мы не могли понять.
После одного удачного выстрела с брига, из кормовой части фрегата повалили густые клубы дыма.
- Ловко! - с восторгом сказал Костер. - Бомба взорвалась внутри, недалеко от пороховой камеры, и там начался пожар…
На палубе фрегата воцарилось неописуемое смятенье. Мы могли видеть, как испуганные матросы метались во все стороны, бросались к спасательным шлюпкам, пытаясь овладеть ими. Офицеры отгоняли от лодок своих же собственных людей пистолетными выстрелами.
Мне казалось, что победа на стороне "Сан-Дженнаро", но я слишком поторопился радоваться…
Бриг уже был почти лишен возможности маневрировать, так как от его мачт оставались только обломки. Фрегат, хотя и пострадавший, все же сохранил две из своих трех мачт, и без труда двигался. Как только обнаружился пожар, фрегат отошел в сторону, куда бриг последовать за ним не мог, если бы и хотел. Уйдя из-под огня противника, команда фрегата принялась за борьбу с начавшимся внутри судна пожаром.
Полчаса спустя неаполитанцам удалось справиться с пожаром, не допустив его захватить крюйт-камеру.
Пользуясь передышкой, бриг тоже кое-как исправил свои повреждения, - то есть, очистил палубу от обломков и трупов, сбросил в море подбитые пушки, подвел пластырь к пробоине в кормовой части, рядом с рулем.
Потом, когда покончивший с пожаром фрегат стал снова приближаться, чтобы снова вступить в бой, на палубе "Сан-Дженнаро" разыгралась та странная сцена, о которой я упоминал выше.
Двое матросов вытащили откуда-то человека со связанными руками. Он упал на колени перед молодым человеком в форме морского капитана. Тот дал знак, те же матросы подтащили связанного к мачте, на которой болталась еще одна рея. На шею связанного накинули веревочную петлю.
- Что за черт?! Они там кого-то вешают! - вырвалось у меня полное недоумения восклицание.
Действительно, дюжие руки потянули конец веревки, перекинутый через рею, связанный человек пробежал два или три шага по мокрой от крови палубе, потом повис в воздухе.
На фрегате видели эту сцену, и принялись обстреливать бриг, хотя расстояние между двумя судами было еще слишком велико.
Едва казнь была кончена, на борту "Сан-Дженнаро" разыгралась другая странная сцена.
Те же матросы вынесли на палубу какой-то сверток и полезли с ним по уцелевшим стеньгам на мачту.
- Кого это они еще хотят повесить? - спросил я самого себя. Но ответа дать не мог, пока не увидел, что речь идет не о человеке, а о куске белой ткани.
Может быть, это было обманом слуха, но я клянусь, что я услышал частые, торопливые удары молотка, вколачивающего гвозди в дерево.
- Что же они, в самом деле, устраивают? - обратился я к наблюдавшему эту сцену в подзорную трубу Костеру.
- Прибивают к мачте флаг!
- А для чего? Что это означает?
- Означает - что сами себе поют отходную… Означает, что умрут, но не сдадутся… Пустоголовые, но… но, черт возьми - бравые ребята…
Легкий ветерок принялся трепать ткань прибитого к мачте флага, словно не решаясь развернуть его. Но вот подул более сильный порыв, и ткань затрепетала и вытянулась по ветру.
И я ясно и четко увидел, что на прибитом белом с золотой бахромой полотнище была императорская корона, а под ней - только одна большая буква. И эта буква была N.
Минуту спустя я уже не видел ни знамени, ни даже самой мачты: бриг снова окутался пороховым дымом, встречая частыми залпами подходившего к нему на пистолетный выстрел врага.
Эта последняя часть неравного боя длилась не более пяти или шести минут. Дав три или четыре залпа, бриг смолк. Смолкли почему-то и пушки фрегата. И в это мгновенье до нас донеслись звуки… пения.
Пело всего, быть может, десять или двенадцать голосов. Но пели они - марсельезу. Старую песню французской революции. Ту песню, под звуки которой французы громили своих врагов.
Еще несколько мгновений, - и словно громовой удар всколыхнул и небо, и море. Столб пламени вырвался из недр брига, унося к вечернему небу тучи искр и обломков, истерзанные человеческие тела и обрывки снастей.
Невидимая сила подбросила кузов брига, разворотила его, разбросала его куски во все стороны. Туча дыма поднялась на том месте, где за мгновенье еще виднелись очертания брига.
- Клянусь Вельзевулом, мальчишки взорвались, чтобы не сдаваться! - крикнул у меня над ухом Костер, и неистово захлопал в ладоши.
На развернувшемся белом полотнище была изображена императорская корона, а под ней буква N.
Когда смолкло даже эхо взрыва, и ветер отнес в сторону тучу дыма, мы увидели, что фрегат, - это была, как я забыл сказать раньше, "Королева Каролина", - заметно на накренившись на один бок, стал торопливо отходить от места катастрофы.
Да и что ему было делать тут? Его цель - уничтожение брига была достигнута…
В глубоком молчании стоял весь наш экипаж, глядя туда, где еще недавно кипел неравный бой, где сражались и умирали люди.
Все пространство на том месте, где взорвался и затонул "Сан-Дженнаро", было усеяно обломками. Странная мысль мелькнула у меня в голове: броситься в воду. Зачем? Быть может там, среди обломков еще плавали последние, чудом уцелевшие от гибели защитники белого знамени с императорской короной и золотой буквой N…
По-видимому, что-то подобное задумал и Мак-Кенна: он горячо уговаривал Джонсона и Костера. Те взволнованными голосами отвечали ему:
- Нельзя! Это было бы безумием! С борта фрегата отлично видно нас. Он вернется и пустит нас ко дну!
- Но ведь уже темнеет! - дрожащим голосом твердил хирург.
В самом деле, быстро, неудержимо быстро темнело.
Казалось, природа сама испугалась того, что здесь разыграла жизнь, и торопилась набросить покров ночной мглы на место роковой трагедии…