По всей России, как гром, проносится весть о гибели императрицы Екатерины и наследника престола Павла Петровича во время морского смотра от бури. Пугачев побеждает, вступает в Москву и садится на древнем троне царей московских и императоров всероссийских.
Содержание:
ПРЕДИСЛОВИЕ к первому изданию 1924 года 1
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 1
ЧАСТЬ ВТОРАЯ 22
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ 45
СТАТЬ РУССКИМ ЖЮЛЬ ВЕРНОМ 83
Библиография сочинений М. К. Первухина 84
Пугачев-победитель.
ПРЕДИСЛОВИЕ к первому изданию 1924 года
Обычно авторы фантастических романов помещают их действие в будущих временах, где ничто не ограничивает полета их фантазии. Более редки фантастические романы из прошлого. В этих случаях авторы или уходят в темную глубь веков, или избирают местом действия условные, вымышленные страны, чья жизнь лишь отдельными чертами напоминает ту или другую эпоху в той или другой стране.
Автор "Пугачева-победителя", назвавший свой труд "историко-фантастическим романом", выполнил смелый и совершенно неиспользованный замысел. Местом действия своего романа он выбрал вполне определенную страну во вполне определенную историческую эпоху, - Россию во время пугачевщины.
Стоя первоначально, лишь с легкими отступлениями, на почве исторической действительности и широко развернув перед глазами читателя яркую картину разбушевавшегося народного моря с самим самозванным "анпиратором... Пугачевым и множеством мелких "анпираторов", работавших под его руку в глухих углах, автор, дойдя до осады Пугачевым Казани, внезапно и круто сворачивает с исторических рельсов в область воображения.
По всей России, как гром, проносится весть о гибели императрицы Екатерины и наследника престола Павла Петровича во время морского смотра от бури. Пугачев побеждает, и самозванный "анпиратор Петра Федорович", вознесенный народным шквалом, возглавитель того русского бунта, который Пушкин назвал "бессмысленным и беспощадным", вступает в Москву и садится на древнем троне царей московских и императоров всероссийских.
Что было бы, если бы в свое время Пугачев победил?
Этот вопрос не однажды приходил в голову нам, русским, судьбой обреченным увидеть нашу Россию побежденной Вторым "университетским Пугачевым", который, кроме "свободы... и "власти бедных", этих старых испытанных средств затуманивать разум народный, принес с собой яд много сильней, - учение Карла Маркса, то зелье, каким, по счастью для тогдашней России, еще не располагал Емельян Пугачев.
На этот вопрос, возникший вдруг из глубины прошлого и ставший таким неожиданно острым для нас и в наши дни, дает нам ответ автор предлагаемого романа.
В его исторической фантазии мы переживем снова, хотя и в иной обстановке, развал, муки и судороги России. Мы увидим неведомо откуда пришедшего самозванного повелителя России с его каторжными сподвижниками, пирующего в кремлевских палатах. Мы увидим и их "Государственное строительство".
Перед нами пройдут, как в зеркале, все те силы, - и разрушительная, и целебная, - которые таились и таятся спокон века в глубине русской души.
И зрелище их, сплетенность в смертельной борьбе на страницах этой книги, зажжет нас особым и острым трепетом, ибо не снова ли в наше время силы Света и силы Тьмы боролись и борются перед нами за Россию!
Но не дано Тьме победить Свет навсегда, как не победила Тьма и в этом романе, который дает нам увидеть бесславный конец злых и спасение Российского государства.
Мы знаем заранее, что эта книга останется мертвой для тех, для кого "Родина... и "Россия... - пустой звук. Но тебе, русский читатель, в ком течет русская кровь и бьется русское сердце, она скажет многое.
Если в тот час, когда ты будешь читать эти страницы, не пошлет еще Бог совершиться нашей русской надежде, храни в себе упорно ее пламень и, закрывая оконченную книгу, повтори с верой ее последние слова!
Россия будет!
Сергей КРЕЧЕТОВ.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Левшин долил темным, густым вином свой только что наполовину опорожненный серебряный дорожный стакан в виде невысокой стопки, выпил глоток, с наслаждением прополоскал ноздри табачным дымом из любимой фарфоровой трубки, вывезенной им еще во дни императрицы Елизаветы из Саксонии, побарабанил пальцами по краю стола и потом сказал стоявшему перед ним в почтительной позе старику-управляющему:
- Высыпай свою торбу!
- Што прикажете, батюшка-барин? - осведомился управляющий.
- Выкладывай, говорю, все!
- Насчет чево, то есть, батюшка-барин?
- Все, что знаешь. Только, смотри у меня! Чтобы начистоту! Вилять хвостом нечего! Ты меня знаешь. Я шуток не люблю...
- Какие тут шутки?! - возразил управляющий - Да разве я посмел бы дозволить себе с вашей милостью. Слава тебе, господи, хоша сам я и не знатнова роду, а всего только вольноотпущенный крестьянин их сиятельства, князя Ивана Александровича Курганова, однако обращение понимаю, што и как. А вашу милость, батюшка-барин, кто ж не знает? Левшины-господа по всему уезду известные. Опять же, ваша милость у наших князей своим человеком были. Я вашей милости услужал еще при покойной государыне.
- Ладно! Ты мою милость оставь в покое. Зубы у моей милости не ноют: заговаривать не требуется. Докладывай, говорю. Только начистоту, без утайки!
- Да мне што, батюшка-барин? Я - как на духу...
Я для вашей милости хоть разопнусь Я за своих господ-благодетелей сейчас на мученье пойду, хоша мне вольная и дадена милостью еще покойного князя Александра Петровича... А только надо бы мне раньше-то знать, чего вашей милости угодно. А я вашей милости…
- Не пой. По пунктам тебя допрашивать, что ли?
- И точно, по пунктам, - обрадованно закивал головой управляющий.
- Тебя Анемподистом кличут?
- Анемподистом, ваша милость. При выходе на волю получил и хвамилию: Анемподист Васильев, сын Кургановский. Как мы спокон веков - кургановские...
- Господа куда уехали? И когда?
- Сказано было нам, што по делам в Казань-город, будто к сродственникам, то есть, к господам Лихачевым...
- Юрочка! Слышишь? - кивнул Левшин лежавшему на диване и рассеянно перелистывающему какую-то книгу в тисненом золотом сафьяновом переплете молодому человеку. - Разве твои в Казани сейчас?
- Дядя Никита там должен быть! - откликнулся молодой человек. - А я тут прелюбопытную вещь сыскал. Объяснение в любовных чувствованиях кавалера де Граммона к одной прелестной даме, каковая, будучи весьма знатной персоной и придворной дамой королевы французской, переоделась простой пастушкой…
- Ну тебя к черту, со всеми твоими кавалерами и прелестницами! - сердито выругался Левшин. - Тут каша такая заваривается, что, может быть, всему государству расхлебывать придется, а ты…
Анемподист переступил с ноги на ногу, вздохнул и потупился.
- Когда, говоришь, уехали господа? - повторил вопрос Левшин, прихлебывая вино.
- На той неделе в пятницу! - встрепенулся управляющий. - Живо так уложились, только самое нужное и забрали. Сами налегке тронулись, дормез да три подводы всего с вещами, а следом я обоз снарядил: одиннадцать подвод всего. Сынишка мой, Лукашка, повел. Надо бы ему вернуться, да нету што-то… А князек молодой, Петр Иванович, оченно уж упирался. Не хотелось ему, видно, уезжать-то…
- С девкой какой спутался, что ли? - усмехнувшись, осведомился Левшин, снова набивая трубку.
- Есть тот грешок, ваша милость. Грунькой зовут девчоночку. Птичницы дочка богоданная, а кто в отцах ходил, того, поди, и сама птичница не ведает...
- Ну, ладно. Дальше!
- А што дальше-то, батюшка-барин?
- Мужики как?
По изрезанному морщинами лицу управляющего пробежала зыбь. Серые глаза спрятались в узкие щелки припухших красных век.
- Насчет чего, то есть? Ежели касательно Груньки…
- Дурака валяешь! - окрикнул Левшин. - Брось, Анемподист. Я спрашиваю, как держится мужичье?
- Да так... Одно слово - держатся.
- Волнуются?
- Шушукаются - это верно. А волнениев, слава богу, не было. Вот, насчет барщины, ну, правду нужно сказать - большая-таки заминка выходит... Отлынивают, черти. Уж я их и так, уж я их и сяк...
Левшин вскинул испытующий взор на морщинистое лицо старика. Ему показалось, что перед ним стоит безглазый. И есть глаза, и словно нету их.
- Ой, придется мне тебя, анафему, арапниками поподчевать, - глухо вымолвил Левшин. - Ой, не шути, говорю!
- Гос-поди! - ахнул управляющий. - Да за што, ваша милость? Да рази я… Да разрази меня молонья…
- Не виляй хвостом. Говори все! Смутьяны водятся?