К сему Груздев Е. Е. (кличка Гвоздь).
Эрлих подчеркнул в донесении филера слова "объект застрелился" и, после недолгого раздумья, жирной линией обвел слова "первым открыл перестрелку объект".
С трудом сдержавшись, чтобы не обозвать филеров болванами и этим выдать свою нервозность, Сигизмунд Ростиславович спросил, не поднимая от листа с донесением головы:
- Проверил этого коммерсанта?
- И проверять было нечего, - поспешно доложил Грум-Гримайло. - Весь как на ладони. На всякий случай устроили очные ставки. Все свидетели, в один голос, признали в нем совладельца Саратовского гостиного двора почтенного гражданина Пальчикова.
- Я так и думал, - кивнул Эрлих. - Курьер ловко подставил нам этого Пальчикова, когда почувствовал за собой слежку. Удостоверившись, что мы клюнули на приманку, он пошел в открытую. Надо отдать ему должное: этот большевистский курьер поступил довольно находчиво, чего нельзя сказать о наших филерах.
- Но это какой-то фанатик! - чуть скривил рот поручик. - Даже не попытался скрыться, что было куда вернее, нежели открывать стрельбу. На что он рассчитывал? Перестрелять наших агентов? Но у него было лишь семь патронов.
- Последний он оставил для себя, - напомнил штабс-капитан.
- Точно, - согласился поручик, удивленный осведомленностью Эрлиха.
- Своим выходом из игры курьер спутал все наши карты в операции, - с расстановкой, точно диктуя телеграфисту текст депеши, сказал Сигизмунд Ростиславович. - Попадать в наши руки ему не было никакого смысла. Обнаружив, что за ним установлено наблюдение и он раскрыт, курьер пошел на самоубийство и этим предупредил своих о провале. И еще спас от возможного разоблачения подпольщика, который шел в кафе на связь.
- Не станут ли теперь в подпольном ревкоме подозревать Никифорова в провале курьера?
- Не думаю. Никифоров вне всяких подозрений.
- Выходит, встреча намечалась не в кафе?
- Именно в кафе. Уверен в этом.
Эрлих взял карандаш и жирной линией подчеркнул в донесении слова: "Занял столик в углу".
- Тогда… тогда, - заторопился Грум-Гримайло, - надо немедленно устроить в "Дарданеллах" засаду!
- Надо, - согласился штабс-капитан. - Но не сейчас, а завтра к пяти часам, когда в кафе появится большевистский подпольщик. Тот самый, к кому шел на встречу застрелившийся курьер. Раньше посылать засаду не советую: можем спугнуть.
Эрлиху было скучно объяснять поручику азбучные истины, которые обязан знать каждый контрразведчик. Но что поделать, если попался новичок, ничего не смыслящий в сыске?
- Обратите внимание: погибший курьер красных пришел в "Дарданеллы" к пяти часам. Не раньше и не позже, а именно к пяти, без нескольких минут, как было ему приказано. А законы конспирации, будь это вам известно, едины как у большевиков, так и у нас. Если встреча назначалась и не состоялась сегодня в пять, значит, она переносится на следующий день, а именно на завтра, и на то же самое время. Большевистский агент придет в кафе. Если, правда, уже не прослышал о гибели курьера.
Про себя штабс-капитан подумал, что намеченная операция по захвату большевистского агента, переправляющего сведения за линию фронта, должна пройти успешно. Предусмотрено, кажется, все.
6
Помахивая на локте тростью, Николай Магура зашел в кафе "Дарданеллы" и беспечной походкой направился к столику возле фикуса.
Из кабаре, которое находилось неподалеку, безголосый певец под аккомпанемент фортепиано томным голосом вспоминал в романсе о душистых гроздьях белой акации.
Минуло чуть больше месяца, как Царицын был занят частями Кавказской армии, а город был уже наводнен бежавшими сюда чуть не со всей России так называемыми "бывшими". Оказавшись в стане контрреволюции, монархисты, меньшевики, члены других партий вели себя бездумно и беззаботно. Особенно это относилось к посетителям кафе.
Магура ловил обрывки разговоров:
- Это было бесподобно, господа. Ну чистым соловьем заливался. Поднаторел, что ни говорите, в речах. Такую картину нарисовал, что умирать не хочется.
- Это вы, любезный, про Пуришкевича?
- Про него-с. Имел удовольствие слушать его лекцию "Россия вчера, сегодня и завтра". Все возвернется, по его словам, на круги своя, и с большевистской чумой будет покончено раз и навсегда.
- Он остался главой "Союза русского народа"?
- Чего не знаю - того не знаю, врать не буду…
- Лесопромышленники внесли в фонд нашей доблестной армии пять миллионов! Каково? Размах, скажу вам!
- Ляхов-то - атаман войска Астраханского - в ресторации "Столичные номера" намедни чуть всех не перестрелял!
- А все чрезмерное возлияние!
- Как стеклышко трезвым был, вот те крест! С князем Тундутовым схлестнулся! Раздор промеж них произошел из-за калмыцких земель. Ляхов за пистолет схватился, а князь, не будь глуп, хлясть в него вином из бокала. Чуть до рукопашной не дошло. Хорошо - разняли…
- На бирже снова фунты в цене подскочили. А как американцы наедут - тогда, считай, доллары цениться начнут…
Магура провел рукой по дну столика. Шифрованное донесение для Реввоенсовета 11-й армии было на месте, там, где Николай оставил его вчера.
"Не пришел, - подумал Магура. - Видно, что-то задержало курьера в пути. А может, не смог перейти линию фронта?"
Он тут же отогнал от себя такое нелепое по всем статьям предположение: не станут в штабе Реввоенсовета посылать в Царицын неопытного курьера. Выбрали несомненно такого, кто, как говорится, сквозь игольное ушко пройдет, ни разу не оступится и сделает все от него зависящее, чтобы нужные позарез сведения о планах Кавказской армии, уязвимых местах ее обороны были своевременно доставлены по адресу.
- А вы, должно быть, фаталист! Лично я не верю во всякие приметы, но упаси меня бог сесть туда, где еще вчера сидел самоубийца!
Магура обернулся.
Нетвердо стоя на ногах, позади раскачивался и при этом расплескивал из рюмки водку человек с заплывшими глазами.
- Да-с, любезнейший, вы на-а-стоящий фаталист, и я отдаю должное вашей игре с судьбой! Вы бросаете ей перчатку! Мы аплодируем вам! Браво!
"О чем это он?" - удивился Магура. А человек с пляшущей в руке рюмкой все продолжал восторгаться смелостью Николая. Он говорил бы долго, но его отозвали, и, еще раз неловко поклонившись, подвыпивший посетитель кафе вернулся к своему столику, то и дело задевая по пути стулья.
Магура достал из кармана часы, щелкнул на них крышкой.
"Больше ждать не стоит. Как ни жаль, но придется дожидаться теперь новой среды. Ждать и мне, и курьеру, которого что-то задержало, и шифровке".
Оставлять записку под днищем столика не было никакого смысла: и так шифровка пролежала здесь бесцельно почти сутки. После закрытия кафе помещение несомненно прибирают, столики во время мытья пола могут передвинуть, поменять местами, а то и перевернуть вверх дном, и тогда шифровка попадет на глаза посторонним, что допустить ни в коем случае нельзя.
Но не явится ли курьер через минуту-другую? Не смог прийти за шифровкой вчера и, с опозданием на сутки, перешагнет порог кафе сегодня?
"Не придет, - решил Магура. - Приказ говорит точно и ясно: шифровка передается лишь по средам. Не раньше и не позже".
Незаметно для окружающих его посетителей кафе Николай достал со дна столика шифровку и вместе с часами спрятал в карман. Затем, рассерженный нерасторопностью официанта, не соизволившего бросить все другие дела и тотчас же обслужить нового посетителя, вышел из "Дарданелл", чуть покачивая на согнутом локте трость с резной, под слоновую кость, ручкой.
О провале курьера и его самоубийстве Магура узнал в тот же вечер, после снятия в "Дарданеллах" засады усиленного наряда филеров.
Ровно в пять сотрудники контрразведки заняли чуть ли не все столики в кафе, за исключением столика возле чахлого фикуса, и попивая кто чай, а кто кофе, с нетерпением ждали появления человека, на встречу с которым вчера шел парень в косоворотке.
Стоило за столик в углу усесться страдающему одышкой господину, как филеры встрепенулись, внутренне собрались. Когда же господин соизволил покинуть "Дарданеллы", его проводили до выхода из "Конкордии", затем с двух сторон схватили за руки, ловко вывернули их и, не дав даже охнуть, запихнули в дожидавшуюся за углом парка пролетку.
Следом, в тот же вечер, были задержаны и препровождены в контрразведку еще пять человек, которые, за неимением в кафе других свободных мест, имели несчастье занять столик возле запыленного фикуса. Среди пятерых задержанных оказалась дама, принявшаяся было истерично кричать на всю улицу, когда на ней повисли два дюжих филера. Пришлось применить не первой свежести платок, заткнуть им дамочке рот и силой усадить в пролетку.
После долгих, продолжавшихся чуть ли не всю ночь, допросов пятеро арестованных (и среди них дамочка) были освобождены. Шестого - господина с одышкой, решили не выпускать: документы задержанного не внушали доверия, к тому же при обыске у него были найдены два бриллианта и пакет с морфием. С выпученными от страха глазами, захлебываясь слюной и размазывай по лицу слезы, господин пытался доказать, что документы его самые что ни на есть верные, полученные из рук самого пермского градоначальника еще год назад, что камушки - личное достояние, единственное, что осталось от былых времен, а к "марафету" он не имеет никакого касательства - пакетик кто-то подложил ему в карман…
Господина лениво выслушали, а затем вновь принялись добросовестно, со знанием дела избивать, добиваясь правдивых показаний о происхождении документов и, главное, о принадлежности к большевистскому подполью и причастности к сбору секретных оборонных сведений…