* * *
Около четырех часов Смолин и Бронникова добрались до небольшого ресторанчика на канале Грибоедова, где Витя на всякий случай забронировал столик. Это оказалось лишним. Пустота маленького уютного зала говорила о том, что туристический сезон подходил к концу. Там, где летом и ранней осенью яблоку негде упасть, сейчас все совершенно свободно. Витя встретил Аню утром и отвез в мини-отель в центре. Она заселилась, оставила вещи, и они пошли гулять по городу; нагулявшись вволю, подгребли к ресторану.
– Изменился город, – сказала Бронникова, сделав заказ.
– И не говори, – улыбнулся Витя, – только мне это гораздо менее заметно…
– Конечно! Наверное, за все свои годы в первый раз выбрался из города. На поезде-то…
– Зато как удачно…
Аня рассмеялась:
– Это да!
Принесли вино.
– За встречу!
Она подняла свой бокал и улыбнулась, глядя на Смолина невероятно красивыми карими озерами.
– Со свиданьицем! – ответил Витя, прикоснувшись к ее бокалу своим.
– Со вторым!
– Надеюсь, что не с последним!
– Аминь! – рассмеялась Аня и, сделав глоток вина, добавила: – Ну и чем ты девушку развлекать будешь? Прической?
Коротко подстриженный Смолин действительно выглядел крайне необычно, по сравнению с тем, что было раньше.
– Ты даже не представляешь! – сказал он и, поднявшись, ушел куда-то к барной стойке. Через несколько минут заиграла музыка: Саймон и Гарфанкел, "The Sound of Silence", и Смолин вернулся к столу, неся в одной руке букет красных роз, а в другой – какой-то листок бумаги. Бронникова, никак не ожидавшая подобного поворота, изумленно смотрела на все это и нервно теребила салфетку. Смолин приблизился и сказал срывающимся от волнения голосом:
– Уважаемая Анна Валентиновна… Я сильно волнуюсь, поэтому, с вашего позволения, зачитаю те слова, которые я приготовил для вас. – Он опустил глаза на листок. – "Я встретил вас не так давно по человеческим меркам, но кажется, что знаю всю свою жизнь. Огонь загорелся во мне, когда я в первый раз увидел вас, и горит до сих пор, когда я вижу вас или просто думаю о вас. Благодаря вам я нашел дело, которое увлекло меня и которым я намерен заниматься. Я очень хочу видеть вас своим другом, своим партнером, своей супругой. Я люблю вас, Анна Валентиновна, и прошу вас стать моей женой".
Бронникова приняла букет и улыбнулась:
– Как ты все красиво обставил. Романтично! Девятнадцатый век! Но тогда сначала у родителей спрашивали… Сватов запускали…
– Да не вопрос! Давай я позвоню твоей маме! – Витя сел на место и, улыбаясь, посмотрел ей прямо в глаза.
– Шучу, – ответила Аня. – Не надо. Как я могу трепать нервы человеку, который сделал мне предложение под "The Sound of Silence"? Конечно, да.
Официант унес букет и поставил его в дежурную вазу, а ребята, выпив за случившееся, взялись за вилки: как раз принесли рыбу. Смолин сказал Ане:
– Сейчас буду. Руки сполосну.
И вышел в уборную. На секунду задержался у зеркала и, вглядываясь в свое отражение, вдруг шепнул ему, неожиданно даже для себя:
– Моя девочка!
Глаза в зеркале светились от счастья.
* * *
А в это время Денис Александрович Дмитриевский бороздил шагами просторы своего кабинета, находясь в состоянии сколь радостном, столь и возбужденном. В прошлую пятницу шведы перевели первый транш по подписанному договору, и документы ушли на регистрацию. И, как следствие, он получил первый агентский платеж, уже в соответствии со своим договором с продавцом. Также сделка по Уральской выходила на финишную прямую, без осложнений. Но причина его возбужденного состояния крылось не в этом.
В обед Денис все-таки позвонил Фаруху и согласился на внутреннее расследование. Тот встретил новость спокойно, но было видно, что Фаруху стало значительно легче.
– Когда приедешь? – спросил он.
– Я не поеду к тебе, ты чего? – улыбаясь, ответил Денис, поглядывая на пухлый конверт, который так и лежал на том же самом месте с прошлого вторника.
– Как это?
– Меня узнают там и срисуют, особенно если ветер дует от твоих безопасников.
– И чего?
– Тебе придется взять в штат нового человека. Лучше юриста. Они везде пихают свои носы, это вызовет меньше всего подозрений.
– Кого?
– Я подумаю.
Разговор этот произошел около часа, а в два в кабинет всунула голову Рогачева. Улыбнулась:
– Можно?
Дмитриевский на всякий случай ущипнул себя в бок. Голова не исчезла.
– Неделю назад еще было можно! Заходи.
Марина, не прекращая улыбаться, села на диванчик и с интересом уставилась на Дениса.
– Еще один день – и я реально бы поверил, что ты инопланетянка. И улетела обратно, на свой Квард-Паркус.
– Из Перми на поезде ехала… – пояснила Марина. – До Квард-Паркуса быстрее можно добраться, тем более если канал уже есть…
– А чего не сообщила?
– Сюрприз хотела сделать.
– Сделала… Ой, лиса… Ладно, слушай.
Дмитриевский погрузил ее в ситуацию с Фарухом.
– Понимаешь, что я хочу от тебя?
– Догадываюсь.
– Будь моими глазами. Будешь?
– Буду.
– У тебя паспорт – тот, на Ро который – в порядке?
– Да.
– Ну вот, по нему и трудоустроишься. Пока тебя безопасники отловят – неделя пройдет, а нам, думаю, хватит. У меня уже есть мыслишки… И уволься от Георгия. По-настоящему только. У меня будешь числиться, если тебя, конечно, интересуют пенсионные накопления.
– Где это – у вас?
– В детективном агентстве.
– "Лунный свет"?
– Да не совсем, – рассмеялся Денис, – хотя…
Рогачева, улыбнувшись, направилась к двери, а Дмитриевский остановил ее:
– Марина…
– Чего? – повернулась она.
– Ты как из плена-то выбралась? На видео тебя нет! Надела шапку-невидимку?
Рогачева звонко рассмеялась:
– Денис Александрович, вы точно хотите это знать?
Тот задумался на минутку.
– Да. Но не говори. Подумаю еще.
Марина ушла. Дмитриевский запер кабинет на ключ и лег на черный кожаный диванчик. Он закрыл глаза, пытаясь восстановить дыхание, и отпустил свои мысли, которые до того пытался удерживать в фокусе конкретных задач.
Сознание его скакнуло чуть назад, и он вспомнил обед с Замятиной и ее веселый, как будто подталкивающий к чему-то смех.
Он вспомнил день, когда родилась дочка, зимой, в мороз, как он бежал в роддом.
А потом, через два года, осенью пришел сын.
Вспомнил свой первый бизнес-проект, первый суд, первую победу.
Первое свидание с Иркой и ее глаза, полные любви и восторга. Папу, смеющегося над его дневником, и маму, которая покупала мороженое.
А потом он соскочил с рук деда и побежал к солнечным зайчикам, весело играющим на светло-коричневом дереве комода, пытаясь поймать их. Поймал парочку.
И открыл глаза.