- Мимо подробности, - перебил Мишель, - скорее к делу, вы точно, будто нарочно длите рассказ и расплываетесь в мелких подробностях, чтоб выиграть время для цели, которой я не угадываю еще, но которая очень может быть новою изменой. Берегитесь, почтеннейший, это может сыграть с вами плохую шутку, нас провести нелегко.
Он пристально посмотрел на трактирщика, тот вспыхнул и опустил глаза.
- Хорошо же, - продолжал он, вынимая часы и поглядев на них, - теперь без десяти минут двенадцать, если ваш рассказ не будет кончен в десять минут, вы умрете и вольны кончать его на небе или в аду, поняли меня?
- О! Конечно, сударь, и докажу вам это менее чем в пять минут, я хочу предложить вам сделку.
- Сделку? Вы смеетесь, что ли, или с ума сходите?
- Ни то, ни другое, напротив, я никогда не говорил серьезнее.
- Говорите, но помните, что время уходит.
- Отнюдь не забываю; я требую сохранения жизни и свободы уехать, куда хочу, и права увезти, что имею.
- Этих условий принять нельзя.
- Но вы не знаете еще, что я намерен предложить.
- Все равно, вы прусский шпион и были захвачены на месте преступления, ничто не может спасти вас от заслуженной казни.
- Это ваше последнее слово? - спросил трактирщик твердым голосом, который привел слушателей в изумление. - Берегитесь, господа, вы пожалеете, быть может, что убили меня, когда этого нельзя будет вернуть.
- Все, что нам, возможно, это пощадить вашу жизнь и держать вас наравне с другими военнопленными, но для этого нужны явные доказательства услуги, которую, вы утверждаете, будто окажете нам.
Настала минута молчания; трактирщик колебался. Мишель переглянулся с друзьями и продолжал, поглядев на часы:
- Вам остается три минуты всего.
- Хорошо же, я согласен, тем хуже для них - зачем бросили они меня таким образом? Всяк для себя…
- А черт для всех, - докончил Петрус смеясь.
- Кажется, я угадываю смысл ваших слов, - прибавил Мишель, - объяснитесь теперь.
- Вы не подвергнете меня истязаниям?
- Мы не имеем привычки пытать пленных, - надменно возразил Мишель, - эти подлые жестокости мы предоставляем вашим достойным соотечественникам, с вами будут обходиться, повторяю, как с остальными пленниками, то есть хорошо.
- Благодарю, я полагаюсь на ваше слово; вы французский офицер, этого для меня достаточно. Вот что я хотел вам предложить. Я написал в главную квартиру, что французский корпус оставил у меня, при своем проходе, не три фургона с оружием и боевыми припасами, но целых тринадцать, что большая разница. Письмо это, написанное в трех экземплярах, дошло по назначению. Ответ ко мне пришел в нынешнюю ночь: сегодня большой транспорт с боевыми и всякого рода припасами пройдет на расстоянии ружейного выстрела от деревни в пятом часу и захватит с собою те тринадцать фургонов, о которых я писал.
- Правда ли это?
- К чему мне утверждать это клятвенно? Разве я не остаюсь у вас заложником? Какое лучшее доказательство моей правдивости могу я представить?
- Положим, но как же в перехваченном нами письме стоит три фургона, а не тринадцать? - спросил Петрус с недоверием.
- Я играл в двойную игру, разве вы не понимаете? - возразил трактирщик смеясь.
- Черт возьми! - вскричал бывший студент. - Честь имею поздравить, это очень искусно. Вы еще более мошенник, чем я полагал.
- Ба! Я принимал только меры осторожности, - возразил тот, пожав плечами, - как видите, я был прав, да, наконец, это мое ремесло.
- Совершенно логично.
- Продолжайте, - сказал Мишель, - не известно ли вам, каково прикрытие транспорта?
- В тысячу пятьсот человек, из которых треть уланы; немцы думают, что им опасаться нечего.
- Очень хорошо. Для кого назначается этот транспорт?
- Для войск, которые окружили Мец.
- Вы уверены, что транспорт будет здесь не ранее четырех часов?
- Уверен, ему невозможно быть ранее.
- И конвой в тысячу пятьсот человек?
- Самое большее. Пруссаки считают себя в безопасности, говорю вам, к тому же к ним должны присоединиться мелкие отряды, разбросанные повсюду, которые примкнут к ним мало-помалу.
- Есть ли орудия у конвоя?
- Не знаю; дороги в горах плохи.
- Хорошо, вам нечего более сообщить?
- Надо же объяснить вам, где спрятаны фургоны.
- Вас сведут туда. Ребята, свяжите-ка крепко этого человека и не теряйте его из виду, вы мне ответите за него головою. Ступайте!
- Я полагаюсь на ваше слово, командир.
- А я на ваше. Как вы поступите, так и я, горе вам, если вы вздумали выставить нам западню!
- На этот счет я спокоен, скоро вы убедитесь на деле, что я не солгал.
- Тем лучше для вас, потому что я был бы неумолим.
По знаку Мишеля вольные стрелки увели пленника.
По выходе трактирщика водворилось глубокое молчание; каждый из пяти присутствующих размышлял. Важное значение имело сведение, доставленное шпионом, если оно было справедливо, а все говорило в пользу того, что он не солгал.
- Ну что? - спросил, наконец, Петрус. - Вы, как военный, что думаете об этом, капитан?
- Думаю то же, что, вероятно, и все вы.
- Надо напасть на транспорт врасплох, - решительно объявил Оборотень.
- Именно так, - заключил Мишель.
- Браво! - воскликнули все остальные в один голос.
- Мало времени остается, - робко заметил Люсьен.
- Ба! У нас целых четыре часа впереди, этого с избытком достаточно для надлежащих мер.
- Не четыре, а пять, - возразил Мишель. - Еще только одиннадцать; я настолько не доверял нашему хозяину, что остерегся сказать ему, который час на самом деле. Так как мы все одного мнения, то ступай ты, Люсьен, с запиской от меня к Людвигу, торопись, как только можешь, через два часа ты должен быть в лагере.
- Буду раньше, брат, даю тебе слово.
- Хорошо. Подожди минуту.
Мишель вырвал из записной книжки листок, быстро написал на нем несколько строк и подал его брату.
- Ты сообщишь Людвигу на словах все сведения, какие он потребует. А главное, скажи ему, чтоб он, не теряя ни минуты, в точности исполнил распоряжения, на которые я ему указываю. Прощай, братец, иди сейчас, желаю тебе успеха.
Братья обнялись, и Люсьен вышел.
Спустя пять минут молодой человек, ноги которого снабжены были стальными мускулами, мчался по горной тропинке с быстротою испуганного оленя.
Мишель опять принялся писать, когда он кончил, то встал и обратился к Оборотню.
- Позовите Влюбчивого, - сказал он. Влюбчивый вошел почти немедленно, он заменил свое старое ружье новым шаспо, и на поясе у него висели два туго набитых патронташа.
- Ступай-ка сюда за приказом, - обратился к нему Мишель.
- Слушаю, командир, - ответил тот, сделал шаг вперед и вытянулся в струнку.
- Я с удовольствием вижу, что ты хорошо вооружен.
- Да, теперь позабавиться можно, - сказал контрабандист.
- Возьми это письмо, - продолжал Мишель, подавая ему записку, - менее чем в час времени оно должно быть доставлено в руки…
Имя он сказал шепотом. Контрабандист наклонил голову.
- Будет исполнено, - сказал он.
- Если б тебя захватили врасплох, ты в плен не отдашься.
- Не заботьтесь, командир, не так хитры остроконечные каски, чтоб словить меня.
- Хорошо, полагаюсь на тебя.
- Будьте покойны, командир, письмо все равно как будто уже доставлено по назначению.
- Ты скажешь, кому знаешь, что я рассчитываю на него.
- Слушаю, командир. Остаться мне там с остальными?
- Нет, вернись как можно скорее, ты мне нужен здесь.
- Благодарю, командир, так вы скоро опять увидите меня. Больше ничего?
- Ничего, можешь идти.
- До свидания, командир.
И, повернувшись на каблуках, он прибавил:
- Марш, кавалерия! Навострим лыжи и не ударим в грязь лицом!
Он удалился беглым шагом.
- Друг Петрус, - продолжал Мишель, - пожалуйста, отправьтесь к шпиону, чтоб он указал вам, где спрятаны фургоны, удостоверьтесь, что в них заключается, и дайте мне отчет. Ты, Паризьен, займись экипировкой и вооружением людей. Особенно, господа, прошу вас наблюдать за волонтерами, чтобы они не напивались.
- Решено, командир, я отвечаю за своих, - ответил Петрус, - это все люди трезвые и порядочные.
- Наши ведь старые солдаты. Когда я шепну им на ухо, что, вероятно, сегодня же мы зададим пруссакам трепку, они будут скромны, как девушки.
- Значит, все в наилучшем виде, идите, господа. - Петрус и Паризьен вышли.
Мишель остался с глазу на глаз с Оборотнем.
- Знаете вы этот край? - спросил Мишель.
- Вдоль и поперек, нет дерева, нет куста, которого бы точное положение мне не было известно.
- По какой дороге поедут пруссаки, по вашему мнению?
- Для транспорта только одна доступна, и та очень дурна.
- Тем лучше, - с улыбкой сказал Мишель.
- Для нас в особенности, командир.
- А где дорога?
- Трактирщик сказал верно: на ружейный выстрел отсюда; она взвивается по склону горы, идет довольно отлогой покатостью в долину, называемую Адский Дол, пролегает через нее во всю длину: то по берегу довольно широкой реки, то через нее, посредством мостов из срубленных деревьев, так как речка делает бесчисленные повороты; но чтобы вполне понять, как важна эта позиция, надо видеть ее собственными глазами и тщательно изучить местность.
- Мы это немедленно и сделаем, но еще одно слово, приятель: широка ли дорога в горах?