- Ваше величество слишком рассержены, и этот несчастный знает, что если он явится, то погибнет.
- Он прячется! - вскричал король в порыве гасконской веселости. - Где это? Скажи.
- Как бы не так!.. - возразил женевьевец с комической серьезностью. - Чтобы я выдал его вашему мщению! Это вопрос тирана. Я обещал спасти жертву и спасу ее, хоть бы вы требовали моей головы.
Сказав эти слова с величием, он потряс огромной связкой ключей, висевшей у него на поясе.
- О брат Робер! Вы все тот же, - сказал король, смеясь и растрогавшись.
- Я забыл доложить вашему величеству, - перебил женевьевец, - что граф Овернский ожидает вашего соизволения с дамами и кавалерами…
- Граф Овернский? Что ему нужно от меня?.. - спросил король.
- Он скажет вам это, без сомнения, государь; вот он идет со своей компанией.
Глава 29
НЕОЖИДАННЫЙ ЭФФЕКТ
По знаку говорящего брата дамы, сопровождавшие графа Овернского, подошли; Богу известно, с какой радостью они достигли цели своих желаний.
Генрих был слишком счастлив, чтобы не быть любезным. Он ласково принял графа Овернского и приветствовал дам словами: "Какие любезные дамы!", что окончательно победило д’Антрага, уже очень расположенного к самому пылкому роялизму.
- Я имею честь представить вашему величеству мою мать, - сказал граф, указывая на Марию Туше.
Король знал эту знаменитую особу и поклонился, как человек, умеющий прощать.
- Мой отчим, граф д’Антраг, - продолжал молодой человек.
Отчим согнулся на две равные части.
- Мадемуазель д’Антраг, моя сестра, - докончил граф, взяв за руку Анриэтту, трепетавшую от внимательного взгляда короля.
- Прелестная особа, - прошептал Генрих, который как знаток осмотрел наряд и красоту молодой девушки.
Граф Овернский приблизился к королю с улыбкой.
- Ваше величество, узнаете ее? - спросил он.
- Нет, я никогда не видал столько прелестей.
Граф наклонился к Генриху и шепнул ему на ухо:
- Ваше величество, помните понтуазский паром и ту хорошенькую ножку, которая так долго нас занимала?
- Как не помнить? - вскричал король. - Но разве эта очаровательная ножка…
- В тот день, государь, мадемуазель д’Антраг возвращалась из Нормандии и имела честь встретиться в Понтуазе с вашим величеством.
- Вы мне этого не говорили, Оверн.
- Я еще не знал моей сестры.
Во время этого разговора, довольно странного, Анриэтта, потупив глаза, краснела, как земляника. Граф д’Антраг хорохорился, как павлин; Мария Туше с величественной важностью делала вид, будто ничего не слышит, чтобы не стесняться самой и не стеснять других.
Король, которого всегда приводили в упоение прекрасные глаза, вскричал:
- Вы хорошо сделали, д’Оверн, что не поскупились на ваши семейные сокровища, тем более что присутствие этих дам здесь опровергает слухи о Лиге, что очень не шло к именам д’Антраг и Туше.
Пришла очередь родителей покраснеть.
- Государь, - пролепетал д’Антраг, - ваше величество, можете ли подозревать нашу почтительную верность?
- Э! Э! - с улыбкой возразил король. - Во времена междоусобных войн кто может ручаться за себя?
- Государь, - торжественно отвечала Мария Туше, - католический король - король всех добрых французов, и мы совершили четыре лье верхом, чтобы объявить об этом вашему величеству.
- Вот это прекрасно! - весело вскричал Генрих. - Мне нравится этот ответ, он откровенен. Вчера я не годился даже быть брошенным испанцам; сегодня да здравствует король! Vive le roi! Вы правы; если бы мое отречение принесло мне только приветствие прекрасных дам, я радовался бы ему. Сегодня не то, что вчера, похороним вчера, потому что оно не нравилось моим прелестным подданным.
- Да здравствует король! - вскричал с восторгом д’Антраг.
- О, король одним словом завоевывает сердца, - сказала Мария Туше с жеманным видом, который возбудил бы ревность в Карле IX, а сейчас раздосадовал Анриэтту.
- Мадемуазель д’Антраг ничего не говорит, - заметил король.
- Я много думаю, государь, - отвечала молодая девушка с таким взглядом, в сравнении с которым взгляд ее матери был только блуждающим огоньком.
Король, которого все эти любовные стычки приводили в восторг, поблагодарил Анриэтту поклоном более чем вежливым.
- Мне кажется, что мы подвигаемся хорошо, - шепнул граф Овернский на ухо д’Антраг.
Брат Робер, который во время этой сцены все видел, не подавая вида, послал одного женевьевца доложить королю, что стол накрыт.
- Это правда, я забыл голод, - сказал Генрих с любезностью, - пойдемте, милостивые государыни; дорога, должно быть, возбудила в вас аппетит. Мы попробуем монастырского вина.
Антраги чуть не задохнулись от радости при этом приглашении. Гордость, скупость, разврат наполняли радостью все их поры; они воображали уже себя на троне.
- Вот прелестная хозяйка, которая будет нас угощать, - сказал Генрих, указывая на Габриэль, которая, великолепно прекрасная, шла по аллее, залитая солнцем, которое она затмевала.
Сцена переменилась. Антраги побледнели. Анриэтта сделала невольный шаг, как бы для того, чтобы сразиться с подходившей соперницей. Она рассмотрела черты, осанку, стан, руки, ноги, наряд - одним взглядом, замечательным всей ненавистью, и из бледной Анриэтта помертвела, потому что все, что она увидала, было несравненно и совершенно. Испуганный д’Антраг шепнул своему пасынку:
- Это кто такая?
- Боюсь, что это новая страсть короля, - сказал граф, - это д’Эстре, о которой я вам говорил.
- Она также хороша, - прошептал д’Антраг. - Не правда ли? - обратился он к жене.
- Она блондинка, - отвечала Мария Туше с презрением, которое не успокоило этих господ.
Король взял за руку Габриэль и повел ее к столу. Дамы задрожали от бешенства, когда Генрих, вместо того чтобы представить им Габриэль, представил их молодой женщине, которая поклонилась гостям со скромной грацией и со спокойствием, которое привело их еще в большее отчаяние, чем красота.
Король сел, посадив Габриэль по правую свою руку, а Марию Туше - по левую; Анриэтта села напротив, между отцом и братом. Ей оставалась возможность пронзать своими взглядами, как ударами шпаги, эту незнакомку, которая отняла у нее ее место по правую руку короля. Генрих налил себе вина и сказал:
- Я пью за счастье новой маркизы де Лианкур, которая вчера называлась мадемуазель д’Эстре.
Все последовали примеру короля, но Анриэтта даже не дотронулась до чаши губами.
- Надо вырвать этот цветок, прежде чем он разрастется, - шепнул граф Овернский своей матери, между тем как король улыбался Габриэль. - Ускорьте!
- Государь, - сказала Мария Туше, - наше посещение имело двойную цель. Дело шло не только о том, чтобы представить вашему величеству наши смиренные поздравления, но предложить королю наши услуги в ту минуту, когда начинается кампания. Повсюду разнеслись слухи, что ваше величество идет на Париж, а у вас нет ни лагеря, ни главной квартиры, достойной такого великого государя.
- Это правда, - сказал Генрих, еще не понимая цели этой речи.
- Я часто слышала, - продолжала Мария Туше, - от людей, опытных в войне, что одна из лучших позиций около Парижа - это пространство между дорогой сен-дениской и Понтуазом.
- Это тоже правда.
- У нас там есть дом довольно простой, но удобный и укрепленный против всех нападений. Какая честь для нас, если бы ваше величество удостоили выбрать его своим убежищем!
- Это, кажется, Ормессон? - сказал Генрих.
- Да, государь. Обрадуйте все наше семейство, приняв его. Это дом исторический, государь; покойный король Карл IX любил там бывать иногда, и много деревьев насажено там его королевскими руками… Скажите одно слово, государь, и этот дом сделается знаменитым навсегда.
Генрих смотрел на пылающие глаза Анриэтты, которые очаровывали, изображая мольбу.
- Оттуда, - вскричал д’Антраг, чтобы заставить короля решиться, - видны все дороги!
- А сюда можно доехать в полтора часа, - прибавил граф Овернский.
- Не считая того, что король найдет в Ормессоне комнаты для всех особ, которых захочет там поместить, - продолжала Мария Туше.
В этой последней фразе заключалось так много! Она обещала так вежливо угодливость, которую слишком часто требует ложное положение влюбленных, что Генрих уже колебался, спрашивая взглядом Габриэль. Вдруг он увидал позади Анриэтты в нескольких шагах капюшон говорящего брата. Этот треугольник из серой шерсти стал покачиваться, как бы говоря: нет! нет! нет!
"Шико не хочет, чтобы я ехал в Ормессон, - подумал Генрих с удивлением, - он должен иметь на это свои причины".
- Невозможно, - отвечал он с любезной улыбкой. - Порядок моих планов не позволяет мне сделать то, чего вы желаете. Я тем не менее остаюсь вам обязан.
"Хорошо", - согласно закивал капюшон женевьевца.
"Вот я теперь дошел до роли приора Горанфло, - подумал король с улыбкой, которую никто не мог понять, - с той лишь разницей, что я говорю за говорящего брата".
Разочарование, изобразившееся на всех лицах, показало Генриху, как высоко было уже воздвигнуто здание, которое его отказ заставил обрушиться.
"Опять побеждены! Мы придумаем что-нибудь другое", - подумал граф Овернский.