Она стояла еще у окна, задумчивая и заплаканная, когда шум голосов в главной аллее вдруг заставил молодых людей встать со знаками удивления и уважения, которые были примечены Габриэль, и в ту же минуту Грациенна прибежала, крича:
- Король!
Габриэль увидала в цветнике графа д’Эстре, который медленно шел; король за ним, а потом несколько монахов и служителей Генриха составляли группу, скромно державшуюся шагов на тридцать позади. Молодая девушка, забыв все, бросилась с лестницы и, обезумев от волнения, упала к ногам Генриха, воскликнув с потоком слез:
- О, любезный государь!..
Король, нежный и огорченный, не мог выдержать подобного зрелища. Он поднял Габриэль и, сам прослезившись, прошептал:
- Итак, все кончено!
Пусть представят себе позу графа д’Эстре во время этих сетований. Он с бешенством кусал перчатки и шляпу.
- Вот почему вы не были сегодня в Сен-Дени, чтобы присоединить ваши молитвы к молитвам всех моих друзей, - сказал Генрих Габриэль.
- Сердце мое говорило эти молитвы, государь, - отвечала Габриэль. - И никто в вашем королевстве не произносил таких искренних молитв для вашего счастья.
- В то время, когда вы были несчастны! Ведь вы были несчастны, потому что вас принудили выйти замуж.
- Я должна была повиноваться моему отцу, государь, - сказала Габриэль, и слезы ее усилились.
- Король, - продолжал Генрих с раздраженным видом, - не нарушает прав отца семейства, но когда женщина несчастная обращается с жалобами к нему, король имеет право помочь ей. Обратитесь ко мне с вашими жалобами, мадемуазель д’Эстре. Увы! Я должен бы сказать мадам… но невежливость была так велика, что я не знаю даже имени вашего мужа.
- Это благородный дворянин, преданный слуга вашего величества, - вмешался граф д’Эстре. - Притом мне кажется, что теперь вы его знаете, государь.
- Я вас не понимаю, - надменно сказал король.
- Отец мой хочет сказать, что месье де Лианкур исчез тотчас после свадьбы, - сказала Габриэль, доброе сердце которой хотело успокоить короля и защитить отца.
- Исчез? - вскричал обрадованный король.
- И граф д’Эстре, - начала Габриэль с коварной улыбкой, - полагает, что это известно вашему величеству.
- Что это значит? - спросил Генрих.
- Королю всегда известно все, - сказал граф д’Эстре, очень затруднявшийся.
- Если я знаю что-то, я о том не спрашиваю. Теперь, по милости мадам де Лианкур, я знаю, как зовут ее мужа. Если я не ошибаюсь, это фамилия пикардийская.
- Точно так, государь, - отвечал граф д’Эстре.
- Но тот Лианкур, которого я знаю, горбат.
- Это именно он! - вскричала Габриэль.
- Это мне прискорбно, - сказал Генрих, дурно скрывая свою досаду, - но я радуюсь, что у него достало догадливости исчезнуть, чтобы такому безобразному мотыльку не испортить такого свежего и благородного цветка.
Граф д’Эстре заскрежетал зубами.
- Я осмелюсь, однако, умолять ваше величество, - сказал он, - сделать распоряжение, чтобы отыскать месье де Лианкура. Подобное исчезновение, если оно происходит от преступления, должно интересовать короля, потому что жертва - один из его подданных; а если это только шутка, то она огорчает целое семейство и наносит ущерб репутации молодой женщины. Это опять король должен прекратить.
- Вот еще! - вскричал Генрих. - Чтобы я заботился о потерянных мужьях и исчезнувших горбунах!.. Бог мне свидетель, что в день битвы я сам отыскиваю, согнувшись, трепеща, моих бедных подданных, раненых или мертвых. Я щажу себя не больше простого солдата. Но когда вы выдали вашу дочь замуж, не предуведомив меня, и хотите принудить меня отыскивать вашего зятя, когда я в восхищении, что он отправился ко всем чертям, вы принимаете меня за шуточного короля, месье д’Эстре. Если бы я знал, где ваш зять, я не сказал бы вам, зажигайте все ваши свечки и ищите.
Габриэль и Грациенна, увлеченные этой непреодолимой живостью, не могли одна - чтобы не улыбнуться, другая - чтобы не расхохотаться. Граф д’Эстре, бледнее и сердитее прежнего, сказал:
- Если это ответ, достойный заслуг моих, моего сына и нашей неутомимой преданности, если это я должен сообщить моим друзьям, ожидающим в моем доме, куда я не смею возвратиться, опасаясь насмешек…
- Если над вами насмехаются, - возразил король, раздраженный этими неблагоразумными словами, - вы это заслужили, потому что вы не поверили французскому королю, дворянину безупречному. Что касается ваших заслуг, которыми вы меня упрекаете, оставьте их при себе. С этой минуты они мне не нужны. Оставайтесь у себя; я пришлю к вам завтра вашего сына, маркиза де Кевра, который, однако, человек честный и которого я любил как брата и за его достоинства, и из дружбы к его сестре. Оставайтесь все вместе: вы, ваш сын и ваш зять. Я родился королем наваррским без вас, сделался королем французским без вашей помощи и сумею сесть на моем троне в моем Лувре без ваших услуг, которыми вы меня упрекаете.
- Государь! - вскричал граф д’Эстре, бросаясь на колени, потому что он видел погибель всего своего дома. - Вы меня поражаете!
- Пропустите меня! - вскричал король. - Между нами все кончено.
Граф удалился, задыхаясь от стыда и горести.
- А между нами? - тихо спросил Генрих Габриэль.
- Государь, вы сдержали слово, - сказала бледная молодая женщина, - и я сдержу свое. Вы сделались католиком, а я буду принадлежать вам, только берегите ваше достояние.
- О, вы берегите его! - вскричал Генрих с порывом страстной любви. - Поклянитесь мне в верности. Если ваш муж найдется, не забывайте меня!
- Я буду помнить, что я принадлежу другому, но сократите мою пытку, государь!
- Будьте благословенны за это слово… Вашу руку.
Габриэль протянула свою нежную ручку, которую король почтительно поцеловал.
- Я уезжаю нынешнюю ночь атаковать Париж, - сказал король. - Вы скоро получите обо мне известие. Но каким образом вы могли прислать мне известие о вас, да еще с моим гвардейцем?
- Это был один из молодых людей, живущих в монастыре, - сказала Габриэль. - Это два друга мужественные, умные и великодушные.
- Ах да! Один из них тот раненый, которого привез Крильон; красивый мальчик, мне так нравится его лицо!
Габриэль покраснела. Эсперанс за кустами бузины смотрел на нее издали, неподвижный и бледный, обняв рукой шею Понти. Король обернулся, следуя за взглядом Габриэль, и, приметив молодых людей, сказал:
- Я сам их поблагодарил бы, но это значило бы изменить вам. Поблагодарите их от меня.
Он сделал дружеский знак Понти, сердце которого дрогнуло от радости.
- Государь, - сказала Габриэль, столько же из сострадания к отцу, столько же и для того, чтобы отвлечь внимание короля, еще одно слово об Эсперансе которого сконфузило бы ее, - вы не уедете, не простив моему бедному отцу. Увы! Он был жесток ко мне, но это честный и верный слуга. А брат мой? Неужели и он будет страдать от моего несчастья? Неужели вы лишите его возможности служить своему королю?
- Вы добрая душа, Габриэль, - сказал Генрих, - а я не мстителен. Я прощу вашему отцу тем охотнее, чем смешнее муж. Но я хочу, чтобы он был обязан вам моим прощением и чтобы это прощение было выгодно для нас. Пусть думает пока, что я еще сержусь. Притом я действительно сержусь. Удар еще отдается в моем сердце.
- Вам будет большой честью, государь, - продолжала молодая женщина, - если вы не сделаете вреда моему несчастному мужу. Продолжайте удерживать его вдали от меня, только бы он не страдал.
- Но я не виноват в его отсутствии! - вскричал король. - Я думал, что это вы сыграли с ним эту штуку.
- В самом деле? - сказала Габриэль. - И я в этом неповинна; что же такое случилось с ним?
Ее прервал приход брата Робера, который пришел встретить короля и оставил нескольких человек, видневшихся издали у дверей большой залы монастыря.
- Как жаль, что надо ехать натощак, - сказал король, - когда приехал обедать у друзей.
- Преподобный приор, - сказал брат Робер, - приготовил закуску для вашего величества. Хорошо ли я сделал, что велел ее подать под деревьями у фонтана?
- Ах да! - вскричал Генрих. - На воздухе под чистым небом! Там видишь друг друга лучше, глаза искреннее, на сердце легче. Вы сделаете мне честь участвовать в этой закуске. Это будет вашим первым хорошим поступком.
- Позвольте мне, государь, - сказала Габриэль, - пойти утешить моего отца.
- Ненадолго!.. Воротитесь скорее, потому что мои минуты сочтены.
Габриэль ушла. Женевьевцы накрыли на стол в боскете, откуда Эсперанс и Понти скромно ушли при их приближении. Король подошел к женевьевцу и посмотрел на него с дружеским упреком.
- Вот как меня любят и служат мне в этом доме! - проговорил он вполголоса, указывая на Габриэль. - Я имел здесь драгоценное сокровище, а его отдали другому! О брат Робер! У меня решительно здесь есть враги.
- Государь, - возразил женевьевец, - вот что отвечал бы наш приор вашему величеству: "Похитить молодую девушку у ее отца - преступление гнусное. Похитить жену у мужа - только грех, а когда жена его была выдана замуж насильно, грех уменьшается".
- Один Бог без греха, - отвечал король, улыбаясь, - а между тем Габриэль замужем.
- Ведь и ваше величество женаты.
- О! Я когда-нибудь разведусь с мадам Маргаритой.
- Если вы можете это сделать со знатной принцессой, поддерживаемой папой, тем более вы можете развести мадам Габриэль с простым дворянином. До тех пор все пока к лучшему.
- Кроме того, что муж все-таки муж, то есть опасен для жены.
- Присутствующий, может быть, но отсутствующий?
- Он воротится.
- Вы думаете, государь? А я не думаю.
- По какой причине?