- Это было осенью, в конце, погода стояла хорошая для прогулок. Она выезжала на маленькой лошади по желтевшему лесу…
- Особенно в те дни, когда вы охотились?
- Конечно.
- Что же делал гувернер, что говорила тетка?
- У Спалетты часто была подагра, а тетке лета не позволяли ездить верхом. Но Спалетта ворчал больше тетки.
- Славная тетушка! Как она принадлежала к этой семье! Итак, Спалетта зарабатывал-таки деньги вашей матери, он вас стеснял?
- Да, но с того дня, как было получено письмо, которое я вам показывал, Спалетта исчез, знаете?
- Черт побери!.. Помню… Он исчез, и тогда уже никто вас не стеснял?
- Никто, - наивно сказал Эсперанс.
Крильон рвал бороду и испустил вздох красноречивее десяти восклицаний.
Между собеседниками наступило молчание на несколько минут.
Глава 8
ДУРНАЯ ВСТРЕЧА
Крильон заговорил первый.
- Итак, вы любите Анриэтту д’Антраг?
- Да.
- Страстно? Вы от нее без ума?
- Она близка моему сердцу, корни, пущенные этой любовью, растут в нем глубоко.
- А она также вас любит?
- Я так думаю.
- Постарайтесь мне сказать, что вы уверены в этом.
- Я вижу, - сказал Эсперанс терпеливее и веселее, чем должен был ожидать Крильон, - что вы мне поверите только тогда, когда увидите доказательство собственными глазами. Дотроньтесь до моей груди.
- Что там такое? Еще футляр?
- Нет, записка.
- Скажите пожалуйста! Она пишет. Это честнее, чем я думал.
- Вы имеете жалкое мнение о женщинах.
- О тех, которые называются Антраг, - с пылкостью сказал Крильон, - а не о других. Но что говорится в этой записке?
- "Любезный Эсперанс, ты знаешь, где меня найти; ты не забыл ни день, ни час, назначенный твоей Анриэттой, которая тебя любит. Приезжай. Будь благоразумен".
- Написано: "Твоя Анриэтта"? - спросил Крильон.
- Именно так, буквально. Посмотрите.
- Ни числа, ни места, откуда письмо писано. Она осторожна: это добродетель Туше.
- Послушайте, молодая девушка может бояться компрометировать себя.
- Низость - это порок Антрагов.
- Право, - отвечал Эсперанс сухим тоном, - вы не снисходительны.
- Я вижу, друг мой, что я должен вам все сказать, - перебил Крильон. - Это тягостная обязанность для холодного старика, снимающего повязку любви. Обыкновенно этот старик называется Время, и я играю здесь его роль. Но это все равно. Рискуя вас прогневать, я объяснюсь. Притом, я почти затем поехал с вами.
- Я горю нетерпением узнать все, - сказал Эсперанс с иронией, но не злобной. - Посмотрим на преступления мадемуазель Анриэтты. Стало быть, их стоит труда рассказать, если храбрый Крильон удостоил взять это на себя.
- Во-первых, мой юный друг, перечислим семейство д’Антраг. Вы мне называли отца, мать, брата и сестру?
- Да.
- Вы, кажется, забыли еще кого-то.
- Кого же?
- Вторую дочь мадам д’Антраг, родную сестру мадемуазель Анриэтты.
- Она не считается. О ней никто не говорит. Вот почему я не сказал о ней.
- А! О ней никто не говорит? - сказал Крильон со странной улыбкой. - Даже мадемуазель Анриэтта?
- Никто. Анриэтта сказала мне о ней несколько слов, мимолетно.
- Может быть, мадемуазель Анриэтта имела свои причины молчать. Но не все же носят фамилию Антраг, и прошу вас, поверьте, что все ужасно много говорили о ней.
Крильон думал, что нанес жестокий удар Эсперансу. Тот даже и не пошатнулся на своем седле. Едва улыбнувшись, он отвечал:
- Я знаю, что вы хотите сказать.
- Вы знаете эту историю?
- Знаю.
- Она скандалезна?
- Это слово, может быть, слишком резко, но история есть, и я ее знаю.
- Сделайте одолжение, расскажите мне ее, как вы ее знаете.
- Я могу рассказать вам ее так, как она есть. Д’Антраг имел пажа, молодого гугенотского дворянина, который забылся до того, что объяснился в любви Марии д’Антраг, и его прогнали.
- Объяснился в любви! - вскричал Крильон. - Только-то!
- Разве этого не довольно? Конец истории серьезнее и, вероятно, более вам понравится. Это секрет, но, мне кажется, вы его знаете.
- Расскажите конец, а я вам расскажу начало.
- Ну, Мария держала себя ветрено с этим пажом, она подарила ему перстень.
- Скажите пожалуйста! Мария?
- А паж, когда оставил д’Антрага, стал этим хвастаться.
- Что же тогда?
- И так как надо было прекратить вред, который это хвастовство могло причинить чести дома, мадам д’Антраг просила одного дворянина, сына друга их семейства, вызвать на дуэль этого пажа, который уже вырос и служил в гвардейцах короля Генриха Четвертого, вы должны его знать, это Урбен дю Жарден.
- Еще бы я не знал этого бедняжку! - сказал Крильон, раскрасневшись оттого, что так долго сдерживал себя. - Но, право, мне досадно слышать от вас весь этот вздор, который заставили эту ехидну вам наговорить, гугенотский дворянин вовсе не был вызван на дуэль, он был убит.
- Я это знаю, я хотел вам это сказать.
- К этому гугеноту, который был очаровательный юноша, подослали разбойника, и на другой день Омальской битвы, где бедный юноша дрался, как храбрец, убийца положил его наземь тремя пулями, которыми выстрелил в него из-за изгороди.
- Я это знаю.
- Я его поднял, - сказал Крильон, задыхаясь от бешенства, - и я вздыхал по нем, как будто он был мой племянник или сын…
- Конечно… - начал было Эсперанс.
- И вы находите это прекрасным, - перебил его Крильон, так разгорячившись, что не мог уже остановиться, - это честно, это позволительно, потому что это сделали Антраги.
- Извините, - перебил Эсперанс, - я знаю, что это гнусное убийство, но его не следует приписывать Антрагам. Сама Анриэтта, когда рассказала мне все, ненавидела и проклинала убийцу.
- Она это сделала!.. А я клянусь небом, что я велю его повесить - нет, четвертовать, если когда-нибудь схвачу его.
- Э! Кавалер, вы не сдержали вашей клятвы, потому что вы сейчас имели его в руках, а он еще жив.
- Как! Этот разбойник?..
- Это ла Раме, - сказал Эсперанс, смеясь над бешенством Крильона.
- Черт побери! Я это чуял…
- А я его узнал, когда он представлялся де Рони, мне хотелось было выдать его гвардейцам, но опасение прогневить Анриэтту удержало меня, и я не сказал, что знал о нем.
- Злодей…
- Он только подлый хвастун, который не осмелился прямо напасть на гугенота, а предпочел украсть с его трупа перстень мадемуазель Марии.
- Опять мадемуазель Марии! - сказал Крильон, остановив свою лошадь и скрестив руки. - Молодой человек, - прибавил он тоном глубокого сострадания, - хотите теперь выслушать меня, если я вам расскажу историю так, как она случилась в самом деле? Поверите ли вы мне?
- Никто не может не верить Крильону, - взволнованно ответил Эсперанс. - Но, - прибавил он опять с той веселой живостью, которая увеличивала в нем всю прелесть и всю силу его двадцати лет, - какова бы ни была история, известная вам, я, к счастью, не занимаюсь ни мадам д’Антраг, ни мадемуазель Марией, а дочерью. Дала ли дочь свой перстень гугеноту, отправила ли мать ла Раме убить того, на ком был этот перстень, и предать земле бесславную тайну вместе с трупом, признаюсь, это отвратительно, но пусть эти гадкие люди поступают как хотят между собою. Я люблю Анриэтту, красоту, грацию, ум, честность, все совершенства души и тела, она тоже любит меня, ей шестнадцать лет, мне девятнадцать, да здравствует жизнь!
Крильон тихо взял за руку Эсперанса и пожал ее с дружеской меланхолией.
- Дитя, - сказал он, - вы не дали мне кончить признание гугенота.
- Разве есть еще что-нибудь? - вскричал Эсперанс.
- Осталось самое главное. Заметьте, что с начала нашего разговора вы все говорите о мадемуазель Марии д’Антраг, между тем как я говорю только о мадемуазель д’Антраг.
- Ну, к чему же ведет это довольно тонкое, я признаюсь, различие, со стороны месье де Крильона?
- К тому, чтобы заметить, что вы приписываете проступок одной сестре, между тем как он принадлежит другой!
- О! Это сомнение насчет Анриэтты…
- Это не сомнение, я вам сказал "может быть", щадя вас. Я должен был бы сказать "наверняка".
- Но доказательства?
- Урбен дю Жарден унес их в могилу. Но я помню то, что он мне рассказал, я знаю наверняка, что любовница, за которую его убили, была Анриэтта д’Антраг. Между двумя девицами, из которых одна заслуживает уважения честного человека, я жалею, что вы выбрали именно ту, которая его не заслуживает. Впрочем, любезный Эсперанс, дело мое кончено. Я знал тайну, открытие которой могло избавить вас от многих будущих неприятностей. Я открыл ее. Вы предупреждены. Я молчу. Что мне за дело до мадам д’Антраг и всей этой шайки? Разве у меня есть время заниматься сплетнями старух? Разве я такое ничтожное лицо на этом свете, что могу бояться каких-нибудь Антрагов? Полноте, вы оскорбляете меня. Но я вижу, что мы все сказали друг другу. Кончим этот разговор. Делайте, что вы хотите, и запомните из моих слов только это: я ваш друг, месье Эсперанс.
- О! - воскликнул молодой человек, превосходное сердце которого было наполнено признательностью. - Как я должен быть благодарен Богу! Если он лишает меня обманчивой мечты в любви, он посылает мне великодушного могущественного покровителя. Да, я родился счастливцем.
- Очаровательный юноша! - прошептал Крильон, растроганный порывом этой благородной натуры. - Как не обожать его!
Чтобы скрыть волнение, которое, может быть, было слишком заметно на его лице, храбрый кавалер отвернулся, говоря: