- Гудермес. Город и узловая железнодорожная станция.
И уже по своей инициативе показал инструктору стоявший на вершине холма одинокий полуразрушенный храм:
- Мечеть Хал - Алым, памятник четырнадцатого века.
Говорит бойко, уверенно, в карту не заглядывает. И расстояния между ориентирами, и поворотные пункты - сыплет как из мешка. "А я такой памяти не имею", - думает Чудайкин, посматривая в зеркало на курсанта, и перестаёт экзаменовать, а запрокидывает голову и оглядывает перистые облака, парящие высоко в небе и сулящие ясный жаркий день, каковых здесь, на Северном Кавказе, предостаточно.
Курсант разворачивает самолёт. Докладывает:
- Курс сто девяносто!
Под ними небольшой аул. Слева по курсу и далеко впереди показалась ровная, как стол, поляна. Там полигон. А через минуту неясно угадывались очертания большого и малого круга.
- Разворот на боевой!.. - докладывает курсант. И заводит машину на цель.
Лейтенант доволен. "Заморыш, а поди ж ты… какая власть в голосе! - идут стороной мысли, а глаза зорко следят за стрелкой компаса и высотомера, - И скорость выдерживает заданную".
Впереди чётко рисуются круги - большой, малый… И в центре малого круга крест, и даже столбик в перекрестье курсант видит. И видит, как столбик плывёт под нос самолёта, пропадает в дымчатом круге пропеллера…
- Так держать! - спокойно, размеренно командует сам себе курсант. И тут машина вздрагивает… Это бомба, оторвавшись от замка, начинает свой полёт к цели. Пряхин кладёт самолёт на крыло, описывает дугу над целью. Смотрят на землю. И видят, как летит бомба, уменьшаясь в размерах. Вначале кажется, что бомбу сбросили рано, она ляжет с большим недолётом, но потом видят её над кругом - вначале над большим, потом чёрной точкой она несётся к малому… И тут пропадает, словно растаяла. Секунда, другая… - взрыв! В самом центре пересечения усов, - в самом–самом. Дым от взрыва отнесло ветерком, и лейтенант, и курсант видят на месте взрыва пятно с неясными очертаниями. Пытаются разглядеть столбик, обозначающий центр полигона, - его не видно. "Неужели в столбик?" - думает лейтенант. А курсант уже выполняет очередной манёвр. Сбрасывает и вторую, и третью. Вторая попала в большой круг, а третья снова легла близко к перекрестью.
- Молодец! - крикнул инструктор в переговорное устройство. - Хорошо отбомбил!
Хотел сказать: "столбик разбили", но нет, конечно, в столбик ещё никто не попадал. А если бы такое случилось, фамилию курсанта выбили бы золотом на мраморной доске и поместили бы эту доску на видном месте - в память о снайперском попадании. Таков был приказ первого начальника авиашколы.
"Ну, Пряхин! Снайпер!.." - качал головой инструктор, поглядывая в зеркало на курсанта, который, как и следует пилоту, зорко оглядывал небо, землю, докладывал:
- Слева - самолёт. Наш. Пошёл на полигон…
И через пять–десять секунд:
- УТИ‑2… - Справа по курсу - станция Шалт - Махал, до поворотного пункта две минуты полёта.
- А слетаем на море! - кричит инструктор. - Ну! Курс на Махачкалу!
Пряхин слышал, что Чудайкин в награду за отличные действия курсанта в воздухе иногда разрешает слетать к морю. Ему такое счастье не выпадало.
Вдали, на горизонте курсант уж различал синюю полосу… Она все резче обозначалась и вот уже ясно чеканилась на земле, плавно выгибаясь и теряясь в синей дымке воздуха, и сверкая россыпью отражённых солнечных лучей.
Высотомер показывал 1500, скорость - 260, стрелки подрагивали, но держались ровно. Хорошо бы, конечно, заложить разворот, пойти на снижение, а то ещё и в пике, но нет, по учебному плану у них полёт по горизонтали.
Под крылом море… Далеко вперёд метнулась ослепительная россыпь солнечных бликов, в глазах рябит… Гребни волн пенятся, - вода словно закипает. И нет конца морю. И кажется Пряхину - самолёт валится в зелёную бездну…
До боли в пальцах сжимает ручку управления… Шарик горизонта на нуле, - самолёт идёт в заданном режиме.
- Левый разворот! - командует инструктор. И касается пальцами ручки. Вдруг не справится! Но нет, машина и на развороте идёт уверенно.
"Вышли на сушу". Справа показалось большое селение. Пряхин взглянул на карту. И мысленно провел линию до ближайшего ПП - поворотного пункта. Доложил инструктору. И тот, покачав головой, сказал: "Молодец, - ну, штурман!.. И лётчик из тебя выйдет хороший, и штурман".
До самого КПМ - конечного пункта маршрута, Пряхин выполнял две роли - штурмана и пилота. И нигде не выбился из режима.
На аэродроме к обеду все уже знали о результатах бомбометания, не сообщили сведений с полигона только об одном курсанте - Пряхине. "Странно, - думали командиры, - что же там случилось?"
Спрашивали у Чудайкина: бомбы сбросили?.. Чудайкин отвечал: "Все три бомбы в кругу. А одна… вроде бы в самый центр угодила".
Звонили на полигон. Оттуда отвечали: "Послали комиссию. Выяснит - доложим".
"Комиссия? Что за чертовщина?.. Случались, конечно, и раньше всякие неясности, но чтобы создавать комиссию? Новость какая–то!"
Ничего не узнали и вечером, когда приехали в школу. И только утром следующего дня Пряхина вызвали в УЛО - учебно–лётный отдел. Тучный, с двумя подбородками майор, начальник УЛО, не торопился задавать вопросы. Пряхин стоял на ковре в положении "смирно", а майор, смачивая языком палец, листал страницы личного дела курсанта. Неспешно и будто бы нехотя говорил:
- Тут, понимаешь ли, история вышла: столбик ты потревожил, верхушку сшиб. Стоял–стоял столбик посреди полигона, а ты его… клюк по башке! A-а? Теперь вот приказ об этом факте составляй, доску мраморную, а на ней фамилию твою… точно ты Северный полюс открыл… Но позволь, а где же твой аттестат зрелости?
- Нету аттестата, товарищ майор.
- Как нету?
- А так. Не пришлось мне… в школе учиться.
Майор выпучил на курсанта серые круглые глаза.
- Чушь собачья! А как же ты к нам в школу попал? Какой идиот твоё дело принимал?
- Вы принимали, товарищ майор.
Глаза потемнели, сузились.
- Ну да, принимал, но ведь без документа… друг мой!
- Есть документ. Вон он… из университета.
- Погоди, погоди… Чтой–то я в толк не возьму. В школе не учился, а в университете… Ах, вот оно что - Университет марксизма–ленинизма… при заводском Дворце культуры…
Майор закрыл папку с личным делом курсанта, вышел из–за стола. Ходил вокруг Пряхина, разглядывал его. Потом взял за руку:
- Пойдём.
На двери, обитой коричневой кожей, надпись: "Начальник авиашколы комбриг А. П. Фёдоров". Майор сказал Пряхину: "Жди тут", а сам вошёл в кабинет. И находился там долго. А когда вышел, не взглянул на курсанта, а лишь кивнул ему: "Заходи".
И Пряхин вошёл. Стоял у двери ни жив ни мёртв. Чувствовал, как холодеют пальцы, становятся ватными ноги. Комбриг говорил по телефону, а сам с любопытством разглядывал курсанта. И глаза его ничего не выражали. И он вообще, казалось, не придавал никакого значения факту существования Пряхина.
Комбригу было лет сорок пять. В тёмных густых волосах светились первые ласточки седины. Гимнастёрка на нем дымчатого цвета, на груди орден Красной Звезды и два ордена Красного Знамени. Он был в Испании, сбил шесть фашистских самолётов, а ещё раньше, во время Первой мировой войны, летал на французских "фарманах". Обо всём этом курсантам рассказывал комиссар эскадрильи.
Но вот комбриг положил телефонную трубку и продолжал молча и без всякого зла смотреть на курсанта.
- Тебя как зовут? - спросил комбриг.
- Владимиром.
- Сколько тебе лет?
- Девятнадцать.
- Вон-a… Поди ведь, прибавил себе два года?
- Прибавил, - глухо пробубнил Пряхин и склонил на грудь голову. - На завод не брали.
- Ну–да, там берут с четырнадцати, ты и сказал…
- Да, товарищ комбриг, сказал.
- А родители твои…
- Отец помер, а у мамы и без меня шестеро. В деревне голод…
- М–да–а… Голод. Тут уж не до учёбы.
Комбриг вышел из–за стола и подошёл к окну, стоял спиной к Пряхину. И руки сложил сзади, пальцы в одном кулаке сжал.
Вдруг повернулся, спросил:
- Как же ты экзамены сдавал?
Пряхин пришёл в себя, осмелел чуток.
- Книг много читал, все слова запомнил…
- Ну, так уж и все?
- Почитай все! Сочинение написал на "хорошо", а как математику сдавать - не знал. Тут меня армянин выручил: ты, говорит, за меня сочинение напиши, я за тебя - математику сдам.
Комбриг и на этот раз не рассердился, а снова повернулся к окну. Не поворачиваясь, спросил:
- А сейчас–то как учишься?
- Ребята помогают… Миша Воронцов, Павлик Пивень и Саша Кондратенко. Вечерами весь курс математики прошёл.
С трепетом ожидал решения своей судьбы. А в голове теснились мысли. "Надо же было угодить в этот проклятый столбик!" Комбриг не спеша закрыл папку с личным делом Пряхина, долго и туго завязывал тесёмки. Затем поднялся. Подошёл к парню. Тронул за плечо, тихо и будто бы не своим голосом проговорил:
- Иди, Володя, учись дальше. На таких–то как ты Россия–матушка стоит.
Легонько толкнул Пряхина к выходу. И потом долго стоял комбриг посреди кабинета. Вспоминал он свою так быстро пролетевшую молодость. Отошли в прошлое испанские бои, а картины воздушных схваток рисуются как живые. Вот эскадрилья франкистов валится из–за тучи на его одинокий краснозвёздный ястребок.
- "Иван, Иван, - кричат по радио, - мы немного будем тебя убифайт!.." - "Ах, вы, сатанинское отродье, "убифайт" захотели!"