- Да ты белены объелся, что ли? Нет, брат, видно, нечего с тобой говорить. Я просто разнесу весь дом в щепки, найду, что мне нужно, а тебя повешу. - Бумаг в этом доме нет, ваша честь. - Где же они?
- Это моя тайна, за открытие которой я хочу получить сейчас же на руки сто пистолей. - Да откуда взять такую большую сумму офицеру?
- От короля, который рад будет получить столь важную тайну за маленькую для него сумму.
Ну, так вот что. Ты знаешь меня? Да? Так, если я дам тебе честное слово, что завтра до полудня ты получишь свои сто пистолей, поверишь ты мне или нет? Помилуйте, ваша честь… - Но бумаги мне нужны теперь же! - Хорошо, ваша честь, пожалуйте за мною! - сказал Патюро.
Он немедленно провел Пибрака к себе в дом, вручил ему там связку бумаг Лашенея и рассказал Пибраку при этом, каким образом он сам овладел этими важными документами.
Пибрак провел часа два в бедной комнате Патюро, рассматривая полученные документы, а затем тщательно спрятал их под камзол и ушел, думая: "Этого совершенно достаточно, чтобы герцог Гиз с братцами - герцогом Майнцским и кардиналом Лотарингским - отправился на Гревскую площадь".
Раздумывая о свойстве полученных документов, Пибрак дошел до Луврских ворот. Здесь он застал какого-то монаха, который умолял часового пропустить его к королю.
- Я во что бы то ни стало должен видеть короля, чтобы рассказать ему об одном приключении, имеющем отношение к королеве-матери! - ответил монах.
Пибрак вздрогнул и поспешил отвести монаха на несколько шагов в сторону. Здесь он сказал:
- Простите, ваше преподобие, но теперь уже поздно, его величество спит, и будить его без важных оснований нельзя. Поэтому потрудитесь рассказать мне, в чем дело.
Монах - это был тот самый, у которого герцог Гиз отобрал письмо Екатерины Медичи, - сообщил Пибраку о странном приключении, случившемся с ним, и в заключение сказал:
- Когда я вернулся в монастырь, отец-настоятель остался очень недоволен происшедшим и приказал мне сейчас же отправиться в Лувр, чтобы лично доложить королю все, что случилось.
- В таком случае, - сказал Пибрак, - соблаговолите прийти сюда завтра утром, и я проведу вас к его величеству. Скажите только, каков был собою дворянин, предводительствовавший всадниками, отобравшими у вас письмо?
- Он молод, высок, крепок и очень красив; через все лицо у него идет глубокий шрам. В этот момент на колокольне пробило двенадцать часов.
- А, вот как! - сказал Пибрак. - У него шрам во все лицо? Так, так! Значит, до завтра, ваше преподобие! Монах ушел, а Пибрак подумал:
"Этот герцог Гиз, прозванный "Балафрэ". Но чтобы меня черт побрал, если я тут что-нибудь понимаю. Пойду-ка я к Маликану… ведь уже пробило полночь, и он освободился от своей клятвы!"
VIII
Маликан уже поджидал Пибрака, хотя в кабачке и не было огня. Но, как выразился кабатчик, "у слов нет цвета", а потому они решили из осторожности говорить, не зажигая огня.
- Мне кажется, что я догадался сам, - начал Пибрак. - Наваррский король похитил королеву-мать. - Совершенно верно, - согласился Маликан. - Это отчаянный поступок, но… конец венчает дело!
- В этот момент всякая опасность уже миновала, - наваррского короля и его добычи не догнать никому. Да и некому догонять, потому что еще никто не знает и не подозревает истины.
- Ошибаетесь, герцог Гиз уже прозрел планы наваррского короля и преследует его по пятам! - и Пибрак рассказал Маликану все, что только что узнал от монаха.
- Это неприятно, но нашему королю не помешает, - возразил Маликан, отлично знавший план Генриха. - У него все рассчитано и принято во внимание. Однако что это такое?
Они оба насторожились и в ночной тишине ясно расслышали стук копыт лошади, мчавшейся бешеным галопом. Стук становился все яснее и, видимо, близился к кабачку. У Маликана и Пибрака сердце сжалось неясным, но жутким предчувствием. Но вот стук копыт замер у дверей кабачка, и знакомый голос крикнул по-беарнски: - Отворите!.. Скорее!..
- Господи Иисусе Христе! - простонал Маликан. - Это он! Что же случилось? - и встревоженный кабатчик поспешил отпереть дверь. - Боже мой, это вы, государь? - сказал он, увидав Генриха Наваррского.
- Да, это я. Спаси меня! Мы погибли! - крикнул Генрих и вбежал в зал кабачка. Несмотря на царившую там тьму, он различил какую-то человеческую фигуру, стоявшую посредине, и крикнул, хватаясь за шпагу: - Кто здесь? - Друг, - ответил голос. - Это Пибрак? Вы… все слышали?
- Я все знаю, но не я же предам своего государя! - сказал капитан королевской гвардии.
- Нет, вы не все знаете, Пибрак, потому что вы не знаете, что мы погибли! - ответил Генрих, в изнеможении бросаясь на скамью. - Не знаю, что сыграло с нами злую шутку - предательство или несчастная случайность, но, проехав Блуа, мы не нашли заказанных свежих лошадей. А в это время нас настиг отряд из пятнадцати человек, которым командовал… - Герцог Гиз. '
- Вы это тоже знаете? Каким образом? Пибрак рассказал Генриху о монахе. Выслушав его, наваррский король продолжал:
- Произошла жаркая схватка. Мои молодцы бились как львы, но враги задавили нас численностью. Лагир и Ноэ попались в руки герцога Гиза, а мне с Гектором удалось убежать. Около Парижа моя лошадь пала, и тогда Гектор отдал мне свою. Что у него за лошадь! И вот я примчался сюда. Маликан, зажги лампу и дай мне поесть, я умираю с голода.
- Но почему же вы не ехали к себе в Гасконь, государь? - спросил Пибрак.
- Как, вы хотели бы, чтобы я покинул своих друзей на произвол судьбы? Ведь их ждет эшафот, от которого я должен спасти их!
Маликан принес еду и питье, и Генрих с жадностью стал утолять голод и жажду. В это время Пибрак сосредоточенно думал о чем-то. Когда Генрих утолил первый голод, капитан спросил его:
- Я вижу, что вы были замаскированы, государь. Ваша маска не развязалась в сражении? - О, нет. - Значит, вашего лица никто не видел? - Никто, как никто не слыхал моего голоса.
- В таком случае никто не может доказать, что вы были в числе похитителей. Вам следует сейчас же вернуться в Лувр, государь, а завтра утром повидаться с королем. - Сначала надо посоветоваться с королевой Маргаритой. - Ее величества нет в Лувре. - Как? Пибрак достал письмо Маргариты и, подавая его, сказал: - Королева-мать исчезла, ваше величество - тоже, королева Маргарита - тоже. Я не знал, что случилось, и потому взял на себя смелость вскрыть адресованное вам письмо.
Генрих прочел поданное ему письмо и упавшим голосом сказал: - А ведь я так любил ее!
- Полно, ваше величество! - сказал Пибрак. - Теперь не время думать о любви. У меня в голове составился полный план спасения, и я расскажу вам его в Лувре. Идем!
Генрих, пошатываясь от усталости, встал и оперся на руку Пибрака, который сказал Маликану: - Побывай завтра у меня; ты, может быть, понадобишься мне.
Затем они направились к Лувру. Генрих так плотно закутался в плащ, что часовой не узнал его и лишь почтительно отдал честь капитану.
Последний, по прибытии в комнату наваррского короля, сказал: - Должно быть, вашему величеству очень хочется спать? - Я умираю от усталости!
- Тем не менее вам придется пересилить ее, государь, и просмотреть вместе со мной вот эти бумаги, - с этими словами Пибрак выложил перед Генрихом бумаги, взятые у Патюро, и прибавил: - На сто пистолей здесь достаточно, по крайней мере для того, чтобы снести голову герцогу Гизу.
IX
Просмотрев бумаги, Генрих Наваррский убедился, что некоторые из них были шифрованными - очевидно, самые важные; кроме того, судя по цвету чернил, они принадлежали к самому недавнему времени; следовательно, в них-то и крылась наиболее опасная для Гизов тайна. В нее необходимо было проникнуть… но как?
Хотя Генриху и очень хотелось спать, но он понимал, что время не ждет и надо до утра привести себя в такое состояние, чтобы быть во всеоружии. Единственно, кто мог открыть тайну шифра был Лашеней; поэтому, преодолевая страшную усталость, Генрих решил последовать предложению Пибрака и отправиться в камеру к Лашенею, чтобы постараться заставить агента герцога Гиза открыть всю истину.
Они застали Лашенея сидящим в углу своей камеры. При свете факелов узник вышел из охватившей его моральной оцепенелости и вскочил на ноги. Узнав в спутнике Пибрака наваррского короля, он удивленно и испуганно посмотрел на него, решив, что раз злейший враг герцога Гиза явился в тюрьму, где заключен вернейший слуга герцога, то нечего ждать пощады. Пибрак уловил этот испуганный взгляд и сказал:
- Не бойтесь ничего, милейший Лашеней! Стоит только вам быть благоразумным, и вам ничего не грозит. Мы пришли, чтобы покончить утренний разговор. - Но ведь я все сказал! - упрямо ответил Лашеней.
- О, нет, милый мой Лашеней, вы сказали далеко не все! - возразил Пибрак. - Вы не сказали, например, что у вас в доме имеется потайной ящик, в котором хранятся очень интересные документы.
- Вот этот, например! - прибавил Генрих Наваррский, расстегивая камзол и доставая шифрованную бумагу.
- Какие странные значки! - сказал Лашеней, выдерживая принятую на себя роль.
- Да, милый мой, они очень странны, и вы должны удовлетворить наше любопытство, объяснив, что здесь написано! - сказал Пибрак. - Но откуда же мне знать это? - Полно притворяться!
- Я не знаю, что здесь написано, и поэтому не могу ничего объяснить вам! - упрямо повторил верный клеврет лотарингских принцев.
- В таком случае придется пустить в ход решительные средства! - сказал Генрих Наваррский. - Ну-ка, милейший Пибрак, воткните свой факел в землю и помогите мне приподнять этого молодца.
- Что вы хотите сделать со мной? - тревожно спросил Лашеней.