В то время "ублиетты" находились во многих камерах. Они представляли собой широкую каменную трубу, которая вела в реку. Человек, оступившийся или силой вытолкнутый туда, падая, натыкался сначала на железные острия и брусья, а потом его обезображенное тело уносило водой. Отсюда и произошло их название: "ублиетты" сулили вечное забвение.
Приведя в эту страшную камеру осужденного, Пибрак подвел его к дальнему углу и, при кровавом свете факелов показав зияющее отверстие, произнес:
- Король обещал повесить вас, дорогой господин Лашеней, но я попытаюсь отговорить его от этого неразумного решения. К чему столько помпы для такого незначительного человека, как вы? Просто мы утром спустим вас вот в эту каменную дыру, и делу конец. Затем Пибрак запер арестанта и ушел к Маликану.
- А вы и в самом деле серьезно озабочены, как видно! - сказал ему кабатчик.
- Господи, еще бы!.. Обстоятельства складываются так, что я не могу не беспокоиться. - Я с удовольствием рассеял бы ваши опасения, но… - Но ты поклялся ничего и никому не говорить? - Вот именно. Но скоро я буду свободен от своей клятвы. - А когда именно? - В полночь.
- Черт возьми! Я вовсе не любопытен по природе, но в полночь я непременно зайду к тебе. - Хорошо! - сказал Маликан. - Я буду ждать вас.
- "До полуночи еще далеко, - подумал Пибрак, возвращаясь домой. - Чем бы мне заняться в течение этого времени в интересах дела? Ага, знаю! Волей короля я поставлен в открытые враждебные отношения с Гизами, и все равно они объявят мне теперь войну. А у Лашенея в доме, наверное, найдутся какие-нибудь документы, способные окончательно скомпрометировать лотарингских принцев. Это и будет моим оружием против них. Итак, вперед! Однако сначала надо подкрепить силы обедом, а потом можно будет пойти в дом этой старой крысы".
Пибрак вернулся в Лувр, пообедал, отдал все необходимые распоряжения к порядку дня, касающиеся его обязанностей, и затем отправился к дому Лашенея. Но его ждала там совсем неожиданная картина, для объяснения которой нам необходимо вернуться немного назад.
VII
Двое швейцарцев, оставленных Пибраком сторожить дом и связанную Гертруду, комфортабельно устроились в кухне у камелька и стали ждать. Но вскоре они начали ощущать все неудобство своего поста; ведь они вышли из Лувра ни свет ни заря, и желудок властно вступал в свои права. Между тем Пибрак, казалось, совершенно забыл о них.
- Уж не думает ли капитан, что мы можем обойтись без еды и питья? - пробурчал один из швейцарцев.
- Но ведь есть и пить нам не запрещено, - ответил другой. - Мы только не смеем выходить из дома. Так почему бы нам не угодить голода и жажды здесь, на месте?
- Ты прав. У старой обезьяны, наверное, найдется хорошее винцо.
- Ну, и кусок хлеба да ломоть сала тоже должны найтись; надо только пошевелить старую ведьму! - и с этими словами швейцарцы подошли к Гертруде, лежавшей связанной в углу кухни. - Эй, ты, старая ведьма, - крикнули они. - Мы хотим есть и пить. Покажи нам погреб и кладовую! - А что мне за это будет? - спросила старуха. - Мы угостим и тебя тоже!
- Этого мне мало. Обещайте отпустить меня на волю, и тогда я предоставлю вам хозяйничать во всем доме.
- Да ты с ума сошла? Уж не хочешь ли ты, чтобы нас повесили? - Ну, так ищите сами, а я ничего не покажу.
- Э, нет, старая ведьма, так дешево ты от нас не отделаешься. Ну-ка, товарищ, возьмем ее на руки и сунем в огонь. Вот увидишь, как славно запахнет жареной свининой! Старуха испугалась угрозы и сказала:
- Да не могу же я показать вам погреб и кладовку, раз я связана по рукам и ногам. Развяжите меня сначала, а потом уже я достану все, что нужно.
Развязанная Гертруда приготовила им яичницу с салом и принесла шесть бутылок старого вина. Через час оба солдата были уже совершенно пьяны. Тогда старуха сказала им:
- Я вижу, что вы славные парни, а потому угощу вас вишневой наливкой собственного приготовления.
Гертруда действительно принесла пузатую бутылочку, и содержимое последней очень понравилось солдатам. Но едва только они выпили по стаканчику, как ими овладела непреодолимая сонливость, и доблестные стражи без памяти свалились под стол. Тогда старуха поспешно взбежала на первый этаж и, высунувшись в окно, стала смотреть. Улица была совершенно пустынна, так как Пибрак ограничился в смысле охраны дома Лашенея теми двумя швейцарцами, которых опоила Гертруда, а остальных увел с собой. Что же касается прохожих, то их тоже не было в этом глухом углу, если не считать какого-то молодого человека, взад и вперед прохаживавшегося в отдалении от дома. Приглядевшись, старуха узнала в этом человеке приказчика Лашенея и сейчас же крикнула: - Эй, Патюро, Патюро! Иди сюда! Патюро с опаской подошел поближе и сказал: - Хозяина-то арестовали!
- Да, но мы должны принять меры, чтобы его не повесили. Иди сюда скорее!
Гертруда затащила молодого человека в дом и провела его в комнату Лашенея.
Здесь она открыла известный ей тайник и достала оттуда связку документов, причем, подавая их Патюро, сказала:
- Сама я не умею читать, но мне не раз приходилось слышать от хозяина, что в этой связке достаточно материалов для громкого процесса. - Значит, эту связку надо сжечь? - сказал Патюро.
- Нет, боже упаси! Просто ее надо припрятать в надежное место, а самым надежным будет, если ты спрячешь бумаги у себя на квартире. Кому придет охота искать важные документы у такого незначительного человека, как ты?
- Но ведь такая охота все же может прийти кому-нибудь, и тогда… - с отчаянием воскликнул Патюро.
- Берегись, Патюро! Нашего хозяина все равно выпустят из тюрьмы, а тогда тебе несдобровать.
- Да я не отказываюсь взять эти бумаги, а только представляю вам свои соображения! - испуганно спохватился приказчик. - Если же вы находите, что так будет лучше, то я готов взять их.
Гертруда передала ему бумаги, и они вышли из дома, причем старуха, заперши выходную дверь на ключ, спрятала последний в карман.
Патюро принес опасную связку бумаг к себе домой и здесь погрузился в глубокую задумчивость. У него не было ни малейшей привязанности к Лашенею, который обращался с ним очень грубо и безжалостно помыкал им. Чего же ради рисковать жизнью из-за такого хозяина? Между тем у Патюро уже давно горела в душе мечта прикопить денег и вернуться к себе на родину. Где там станет разыскивать его Лашеней или даже сами лотарингские принцы? Вот если бы обратить эти бумаги в деньги… Но чего же проще? Ведь ни для кого не тайна, что лотарингские принцы злоумышляют против короля; значит, королю будет очень важно проникнуть в подобные планы заговорщиков, а следовательно, он не откажет вознаградить того, кто выдаст их. Одна беда, как пробраться к королю?
Тогда Патюро пришло в голову действовать через посредство Пибрака, который, как он знал, был постоянно вхож к королю, и с этой целью он направился к Лувру. Ему посчастливилось, так как Пибрак попался ему на полпути. Но Патюро был робок, а Пибрак задумчив в этот момент и не расслышал негромкого оклика бедно одетого горожанина. Тогда Патюро решил пойти следом за Пибраком, и таким образом они дошли до дома Лашенея.
Было уже около девяти часов вечера, на улицах стояла темь, и Патюро удалось дойти до самого дома, не будучи замеченным Пибраком. Только тогда, когда капитан несколько раз безуспешно постучался в дверь, Патюро вынырнул из тени и подобострастно предложил Пибраку свои услуги. - Кто ты такой? - спросил его капитан. - Патюро, приказчик Лашенея! - ответил тот. - Почему дверь заперта?
- Потому что Гертруда опоила ваших солдат и сама скрылась, заперев дверь. - А ты можешь открыть запертую дверь? - Мы можем пройти через магазин, ключ от которого у меня. - Хорошо, веди меня!
Патюро провел Пибрака в дом, и тут капитан гвардии мог воочию убедиться в плачевном состоянии оставленной им стражи.
Тогда, отложив счеты с пьяницами-солдатами до их протрезвления, Пибрак обратился к Патюро: - Знаешь ли ты, где твой хозяин?
- Знаю, ваша честь. - А знаешь ли ты, что его ждет? Он будет повешен завтра на восходе. Между тем ему было легко сохранить свою жизнь: стоило только отдать мне важные бумаги, которые я у него требовал. Так вот не желаешь ли ты составить компанию своему хозяину? Если нет, тогда укажи мне, где то, чего я ищу. Патюро набрался храбрости и ответил:
- Если я не укажу этих бумаг, меня ждет виселица; но что ждет меня, если я укажу их? Ведь согласитесь, ваша честь, что в здешнем мире все оплачивается. - Значит, ты можешь дать полезные указания? - Могу, ваша честь, если… если это будет стоить того! - Ну, так вот тебе пистоль.
Патюро не взял монеты, протягиваемой ему Пибраком, и улыбаясь ответил:
- Ваша честь смеется надо мной! Разве бумаги, которые вы ищете, стоят всего только пистоль?
- Дурак! - спокойно сказал Пибрак. - Я могу попросту повесить тебя, а вместо этого предлагаю тебе целый пистоль, от которого ты отказываешься.
- Ваша честь, - возразил Патюро, - я предлагаю вам то, что вам очень нужно в данный момент, а вы отказываетесь. - То есть как это я отказываюсь? - Ну конечно! Раз вы повесите меня, то ничего не узнаете.
- Ладно, милый мой! Стоит тебе только увидать веревку и перекладину, как живо выболтаешь все, и притом совершенно даром.
- Не рассчитывайте на это, ваша честь! Ведь за выдачу важной тайны мне все равно будут мстить, и если я попаду в руки герцога Гиза, то он тоже рассчитается со мной веревкой. Значит, для меня только тогда есть смысл выдать вам бумаги, если сумма, которую я получу за это, даст мне возможность скрыться из Парижа. - Сколько же ты хочешь? - Сто пистолей, ваша честь.