Она осторожно косится: Леонтия рядом с ней уже нет. Он сидит в кресле в углу. Напротив него, за маленьким столиком с гнутыми ножками, Фотий Фомич, отец Дуси. На столике серебряный поднос, на подносе крошечные, будто наперстки, тоже серебряные, золоченные внутри рюмки.
- Все на Россию навалились, Леонтий, - говорит Фотий Фомич. - И японцы, и немцы, и англичане, и турки - все готовы кусок оторвать. То Казань заняли, то Иркутск отдали… Под Мелитополем германцы бунтуются, так и своих офицеров побили!
Фотий Фомич говорит словно про себя, а Леонтий смотрит на него с улыбкой. Он будто бы знает, что ему еще скажет Фотий Фомич, и лишь проверяет: совпадут или не совпадут слова с тем, чего он ожидает?
- Ну как ты живешь? - спрашивает Фотий Фомич.
Мария вздрагивает: Леонтий опять вдруг взглянул на нее в упор. Посмотрел, как выстрелил. Что делать? Уйти? Но ведь сразу нельзя. Заметно будет. Еще немного надо постоять, потом уж.
- Обычно живу, - слышит она голос Леонтия. - Обычно. Как все, Фотий Фомич.
Подбегает Дуся. На ней голубое платье с кружевным белым воротником и манжетами, золотой медальон на груди. Лицо радостное, большие синие глаза так и смеются!
Наклонилась к отцу, что-то веселое рассказала на ухо, сверкнула глазами на Леонтия, выбежала из гостиной.
- Слушай, Леонтий. Я тебе задам вопрос. Ты на него можешь сейчас не отвечать. Подумай только, - слышит она. - Почему ты не женишься, Леонтий? Парень ты видный, с деньгами. Почему ты не женишься?
"Да он же сватать хочет его!" - думает Мария. Ей становится холодно. От окна, что ли, подуло?
Что он скажет сейчас? Ой, да не все ли равно что? Кто он ей - брат, жених? Какое дело ей, кого ему сватают? Она здесь не просто в гостях. Дядя Харлампий просил послушать, о чем будут говорить. А иначе б она не пришла.
- Так как-то, - отвечает Леонтий. - Невесты что-то не присмотрю.
- Невесту такому парню не выбрать, - качает головой Фотий Фомич. - Невест полный город! Хочешь присоветую? С деньгами! Образованная и повести себя может!
Позади Леонтия стоит брат Дуси Семен. Откуда он взялся? Появился незаметно, как тень. Глядит презрительно.
Она внезапно все понимает: старый Варенцовв сватает за Леонтия Дусю! А Семен - против! И это так страшно: Семен - контрразведчик.
"Надо уйти отсюда, - говорит она себе. - Нельзя больше оставаться здесь", - и как-то не может сдвинуться с места.
- Подумай, - слышит она опять голое Фотия Фомича. - Ты парень разворотистый. Правда, компаньон твой, Евграф Рогачев-то, тебя обжуливает. Я вижу - он ведь что делает? - покупает гурты по одной цене, тебе говорит по-другому. Вот почему у тебя и барыша большого нет.
- За большим барышом, Фотий Фомич, погонишься, и маленький потеряешь, - весело отвечает Леонтий. - Да и то, как сказать: сейчас я у Горинько хорошую партию взял. Разве даром атаман приезжал. Значит, войска через город пойдут. Вот и барыш.
"Атаман приезжал! Это и надо Харлампию передать… И еще, что войска через город пойдут", - думает Мария. Наконец-то она услышала то, ради чего пришла. Надо еще здесь побыть, около этого Леонтия Шорохова.
- Евграф хочет свое дело открыть, - доносится до нее опять голос Фотия Фомича. - Ты мне книги покажи, я его на чистую воду-то выведу. Я ведь и отца его когда-то на мошенстве поймал. Мужик был хитрющий. Евграфу куда до него!
- Я подумаю, Фотий Фомич.
- Думать все время надо, - голос Фотия Фомича делается насмешливым. - Горинько-то тебя обманул. На той переброске, что сегодня на совещании решали, ни один торговец барыша не получит.
Фотий Фомич давится в снисходительном смехе.
- Я уж и не знаю тогда, - начинает Леонтий растерянно и вдруг глядит на Марию. - Девушка, - говорит он, - нехорошо торчать возле гостей. И в рот им смотреть тоже нехорошо!
Снова подбегает Дуся. Она спасла ее этим! Схватив Марию под руку, она тащит ее за собой:
- Пошли, пошли, ну что ты тут, как пришитая? Там у нас такое веселье!..
У дверей Мария оглядывается на Леонтия. Тот слушает Фотия Фомича, и на лице Леонтия злая жестокая радость. Так он только что торговался с Горинько. "О приданом рядятся, - решает она. - Уйти. Не могу больше…"
ГЛАВА 4
Мария проснулась оттого, что кто-то легко тронул ее за плечо. Она открыла глаза: рассвет только начинался. Едва-едва серел квадрат окна. Возле кровати стояла Анна. Она была в платье и стеганой кофте.
- Мама, рано ж еще, - проговорила Мария.
Мать не ответила. Она напряженно прислушивалась. С улицы доносились крики, глухие удары, конское ржание.
- С обыском идут, - услышала Мария шепот матери.
- Ну чего вы, мама, - сказала она. - Чего у нас искать?
- Соседние дворы уже обходят, - продолжала Анна шепотом. - Не Матвея ли ищут?
Мария села на кровати:
- Так он же опять у цыган.
Не очень далеко от них - за два-три двора - хлопнул выстрел.
- Ты Трифона совсем не помнишь, - сказала Анна.
Трифона, своего отца, Мария действительно почти не помнила. В памяти осталось, что он был очень большой и черный, как грач, и что однажды он куда-то вез ее в поезде. Но куда? Зачем? Она была еще слишком мала тогда, чтобы это запомнить.
Потом он погиб. Люди рассказывали: так подстроили. Отца не любили артельщики. Он уличал их в обсчетах. Среди шахтеров читать и считать умели немногие. Он умел. После взрыва в забое его даже и найти не смогли. И фотокарточки от него не осталось - где уж им, такой бедноте, было иметь ее?
- Называл он меня, - сказала Анна, - "соколиное крылышко", "звездочка моя" называл…
Мария поспешно оделась. От слов матери ей сделалось как-то боязно. Оба они - и отец, и мать - предстали перед ней беззащитными, такими, каких всегда было легко захватить врасплох. Захотели - и убили отца. Могли и мать убить.
- Да вы не бойтесь, мама, это не до нас, не бойтесь, - повторяла она, но не верила в свои слова.
- Идти тебе надо, - Анна начала снимать с себя кофту. - Самый раз: и Шурилинская, и Цукановская гудели. На смену вовсю идут.
- Как же вы одни?
- А что мне? Иди, иди… И вот это Харлампию передай, - она натянула на плечи Марии согретую своим телом ватную кофту и теперь совала ей в руки узелок. - Хлеб тут, огурцы. Задержит кто, показывай смело, ничего другого там нет. И скорее, скорее иди, - она уже толкала Марию к порогу. - Со мной ничего не сделается…
Выйдя из дома, Мария оглянулась назад, как бы еще раз прощаясь с матерью, и в удивлении остановилась. Она заметила, что крюк на дверце закутка, где они прежде держали козу, был откинут, сама дверца закрыта неплотно. Мария вернулась, толкнула дверцу. Та во что-то уперлась. Она заглянула в закуток: подмостив под себя прошлогоднюю солому, в закутке спал Матвей.
Толчком она разбудила его. Он открыл глаза.
- Бандит несчастный, - сказала Мария. - Мы-то с мамой радовались! Облава идет!
Матвей приподнялся, пошарил в соломе под головой. В руке его оказался наган.
- Облава, понимаешь? Тебя, дурня, ищут!
Спрятав наган в карман брюк, Матвей выбрался из закутка, оглянулся по сторонам, пригладил торчащие во все стороны волосы, ткнул в Мариин узелок:
- Ты куда?
- На Цукановку.
- Пошли! Да не туда, не на улицу! Облава ж, сама говоришь…