* * *
Офицер тихо поднялся на свой этаж и открыл дверь. Где-то в глубине квартиры раздавались голоса.
- Итак, господа, - услышал Ананьев. - Завтра ровно в девять утра мы покидаем Берлин. Курс - Саксония. Там будем переходить к американцам. По оккупированной ими территории уходим к швейцарской границе. В Цюрихе нас ждут деньги и швейцарские паспорта. Там мы расстанемся. Парами и поодиночке будем уходить в Испанию, оттуда - в Южную Америку: Аргентину, Бразилию, Парагвай. В Цюрихе я вам дам свой адрес в одной из латиноамериканских стран. По этому адресу вы обязаны сообщить, где находитесь, а также докладывать об изменениях места проживания, номера телефона, семейного положения, профессиональной деятельности. Завтра между восьмью сорока пяти и девятью ноль-ноль у Бранденбургских ворот будет ждать армейский автобус песчаного цвета. На дверцы автобуса нанесены красные кресты. Я буду за рулем. Сейчас прошу разобрать удостоверения личности, выданные на имя немецких коммунистов - заключенных концлагерей. Эти свиньи избежали топок наших крематориев, но сейчас все они находятся на дне Шпрее. Нам потребовалось время, чтобы найти достаточное количество удостоверений, переклеить фотографии, подделать фрагменты печатей на них. Ваша задача, господа, - выучить свои новые имена. У кого проблемы с ночлегом - может воспользоваться нашим тайником на Кайзерштрассе. Предупреждаю: автобус уйдет ровно в девять. Если кто-нибудь задержится - будет добираться до Швейцарии самостоятельно. По всем вам известному адресу я буду ждать в Цюрихе опоздавших в течение двух недель, отсчитывая с завтрашнего дня. Вопросы есть? Выходить по одному через черный ход, с интервалов в две минуты! Вы уверены, майор, что в доме все спокойно?
- Так точно, господин группенфюрер! - прозвучал голос Ингрид. - Все проживающие в доме офицеры противника вернутся только глубокой ночью. Что касается охраны на первом этаже, я подкинула им бутылку вина со снотворным. Они ее распили и будут теперь спать до завтрашнего полудня. Кроме того, русские не догадываются, что в каждой квартире есть черный ход. Они привыкли, что в их лачугах только одна дверь.
- Прекрасно. Но почему снотворное, а не яд?
- Ах, Карл! Теперь, когда все ушли, я еще раз могу повторить мою мысль: женщины всегда умнее мужчин. Отрави я их - русские сразу же начнут нас искать, ужесточат контроль над выездом из города. Сейчас мы уйдем тихо. Русские либо отсыпаются после грандиозной пьянки, либо ищут: где бы опохмелиться. Нынче им не до нас! Мы зафиксированы как покончившие с собой. Нас не ищут. Но лучше подстраховаться.
- Да, Ингрид, твоя идея пристрелить профессора Штаубе и его племянницу, переодеть их в наши мундиры и подбросить в нашу квартиру - великолепна!
- Женщины всегда умнее мужчин, - проворковала Ингрид.
- Но идея написать предсмертное письмо моей рукой принадлежит мне!
- А я пошла дальше. Русскому офицеру, с которым я вынуждена делить эту квартиру, я подала идею сжечь в кочегарке трупы, стащенные со всего дома в подвал. Завтра их сожгут, в том числе и "наши". Так будет надежней!
- Русский офицер, с которым ты делишь квартиру? Что ж? Я не спрашиваю тебя, какой ценой ты сохранишь себя для Великой Германии. Наша цель выжить, чтобы сохранить рейх. Какой ценой это достигнуто - сугубо личные проблемы каждого из нас.
- Милый, глупый Карлхен, - заворковала немка. - "Моего" русского я встречаю бокалом выпивки со снотворным, от которого он валится с ног. А утром я ему рассказываю сколь страстным он был ночью. Показываю ему эти синяки. Мне их оставил случайно забредший сюда русский танкист. Я тихонько зарезала его тем турецким ударом, которому ты меня научил. Ты не задержишься, Карл? "Мой" русский придет нескоро.
- Сегодня - нет, Ингрид! Я должен до комендантского часа вернуться на Кайзерштрассе и еще раз проверить автобус.
- Это мог бы сделать Курт!
- Ты же знаешь: я доверяю только себя.
- По-моему, Карл, ты продолжаешь делить с Куртом оберштурмбанфюрера Хельгу Рейгенау! Во время войны я не всегда была рядом с тобой. Тогда я мирилась с этим…
- Моя маленькая Ингрид! Ты забываешь завет нашего незабвенного фюрера: "Арийская женщина не должна быть ревнивой". До завтра! Помни, что мы не сможем ждать даже тебя!
- За ним! - выскользнул из квартиры Ананьев. - Перехватить во дворе! Всадить в гада всю обойму! А потом? Куда девать труп? Тем временем эта тварь, услышав выстрелы, сбежит незамеченной. Догнать его на улице и пристрелить? Опять проблемы с трупом. Да еще кто-нибудь заметит, доложит. Вопрос: "Почему убил штатского?" Не понравился - и убил. Теперь это не пройдет! Убил эсэсовца? Опять сказочка "про белого бычка". Почему пригрел эсэсовку? Почему позволил обмануть себя с трупами? Почему совершил должностной подлог, зная, что Крюгеры живы? Это уже не десять, а все двадцать лет лагерей потянет! Ладно уж! Живи, Карлуша! Сам себе шею где-нибудь свернешь! А сейчас - к курве! Это ж надо! Снотворное в выпивку, а утром россказни, как ее "пользовал". Финкой по горлу! Хотя тварь большего заслужила.
* * *
Линда-Ингрид удивилась столь раннему возращению Ананьева
- Что-то случилось? - спросила она, прильнув к майору.
- Я отпросился на несколько часов, чтобы побыть с тобой, - поцеловал майор немку.
- Выпьешь что-нибудь? - спросила она.
- С удовольствием, но не сейчас и не здесь!
- Где же?
- В ванной. Я хочу тебя там среди пены! Наполни ванну и жди меня в ней! Я принесу шампанского.
- Как это романтично! Жду тебя, мой рыцарь!
В огромной ванной Линда-Ингрид сбросила халат, открыла воду, кинула на дно какие-то таблетки, источавшие приятный запах. Ананьев невольно залюбовался ее красивым сильным телом.
- Завтра эту красоту поглотит пламя. Останутся только косточки и пепел… - подумал он.
- Нет, нет! - погрозила пальчиком Линда и прикрыла дверь. - Я хочу подняться навстречу тебе, как Афродита из пены.
Сквозь шум воды слышался нежный голосок, напевавший ласковую детскую песенку. Ананьев заглянул в замеченную им хозяйственную кошелку. Нашел в ней американскую тушенку, плавленый сыр, галеты, полученные им в качестве пайка. В лежавшей в кошелке сумочке, предназначенной для носки через плечо, он обнаружил удостоверение на имя бывшей узницы концлагеря Равенсбрюк Эльзы Кобленц, пистолет "парабеллум", советские рубли, доллары, рейхсмарки. "Не слабо девушка подготовилась к побегу. То-то все повторяет, что женщины умнее мужчины. Только вот Карлуша твой тебя не дождется! Будет делить с Куртом обрештурмбанфюрера Хельгу", - подумал Ананьев. Он догола разделся, чтобы не испачкать мундир. Достал финку - подарок разведчиков, поскребся в дверь ванной.
- Я готова, милый! - проворковала Линда-Ингрид.
Майор накрутил трофейный патефон и поставил первую попавшуюся пластинку. "С боя взяли мы Орел, город весь прошли", - заполнилась квартира причитаниями Утесова. Пряча за спиной нож, Ананьев вошел в ванную и остолбенел. Перед ним стояла старуха в черном старомодном пальто, с выбившимися из-под платка седыми волосами. Только глаза выдавали Линду-Ингрид. В лоб Ананьева уперся маленький "вальтер".
- Женщины всегда умнее мужчин! - сказала немка на чисто русском языке и выстрелила.
Батяня
Детектив
Эта вещь написана, когда еще существовала милиция. Однако она актуальна по сей день.
Их нашли через три дня после похищения. Изнасилованных изуродованных, задушенных. Девчонки пропали средь бела дня, прямо из беседки, где они готовились к экзаменам. Случилось это в четверг, а в воскресенье произошла авария. Прибывшие рабочие открыли канализационный люк и обмерли. В нем лежало тело седой старухи с отрубленными по плечи руками. Из-под первого трупа милиционеры, приехавшие по вызову аварийной бригады, достали еще два.
Леонид Григорьевич Безруков - отец одной из пропавших девушек был дома. Он видел с балкона толчею у люков, машины милиции и спецмедслужбы.
- Что там? - с замиранием сердца спросил он у курившего на балконе соседа.
- Да старуху какую-то, всю порезанную, в канализации нашли, - ответил тот. - Верно, бомжи между собой разбирались.
- Слава Богу! - подумал Леонид Григорьевич. - У моей Любаньки волосы черные, как смоль.
- Ой! Наденька! Что же с тобой сделали! - раздался со двора надрывный крик матери одной из пропавших девушек.
- И-и-и! - подскуливала в тон ей мама Иринки - третьей подружки-одноклассницы.
Не помня себя, Безруков спустился вниз.
- Не положено! - преградил ему дорогу участковый и как-то жалобно добавил. - Не надо тебе туда, Григорьевич!
Отец оттолкнул его, пробился сквозь толпу, в центре которой бились над накрытыми белыми простынями женщины. Третье тело, уже упакованное в черный пластиковый мешок, загружали в машину. Леонид Григорьевич рванул мешок. В нем была его Любанька…