- Я заблуждался слишком долго, но теперь стал умнее
и покорился; я родился под роковой звездой; я всегда страдал, всегда был несчастлив и теперь притерпелся.
- Это не причина, друг мой.
- Что я могу вам сказать? Я сам себя не понимаю. Что я такое? Охотник, праздношатающийся, одним словом, Сурикэ. Неужели вы думаете, что, если бы я попросил у графа руки его воспитанницы, он отнесся бы серьезно к моему предложению? Он засмеялся бы мне в лицо, а может быть, просто приказал бы своим лакеям выгнать меня.
- Вы ошибаетесь, друг мой; если бы граф, мой родственник, отказал вам в руке своей воспитанницы, - впрочем, предполагать это нет причины, так как вы не высказывались перед ним, - то он, во всяком случае, говорил бы с вами как человек лучшего общества с себе равным; я уверен, он не лишил бы вас своего расположения.
- Вы так думаете?
- Вполне уверен. Вы принадлежите к лучшему обществу, молоды, красивы, получили хорошее образование и умны от природы; что же желать еще? Ваша честность и добросовестность вошли в пословицу в колонии; какая семья не отдала бы вам с радостью своей дочери?
- Благодарю вас, генерал, за слишком лестное мнение обо мне; но вы смотрите только со своей точки зрения, вы забываете во мне охотника и видите только адвоката; не все разделяют ваш взгляд; лучше мне успокоиться; несчастье и я, мы старые знакомые.
- В ваших словах есть некоторая доля логики и правды, но я дал себе слово устроить ваше счастье; представляется случай услужить вам, я не премину им воспользоваться.
- Генерал, прошу вас…
- Дайте мне договорить; после вы можете высказать мне свои замечания, и мы обсудим их вместе.
- Хорошо, извольте говорить.
- Граф Меренвиль не только мой родственник, но вместе с тем друг.
- Не спорю, но…
- Вы уже прерываете меня? - сказал Монкальм, улыбаясь.
- Правда, извините меня.
- Не касаясь в разговоре ни вас, ни мадемуазель де Прэль, я постараюсь узнать образ мыслей моего двоюродного брата; граф человек вполне честный и весьма опытный; он самым деликатным образом выспросит свою воспитанницу; как бы она ни скрывала своих чувств, он угадает их; тогда, без сомнения, он поступит, как должен поступить честный человек; это нетрудно, не правда ли?
- Конечно, нет.
- Предоставьте мне устроить все.
- Так, как вы сказали, генерал…
- Конечно, главное, чтобы молодой девушке не было никаких неприятностей из-за всего этого.
- Да, именно так.
- В таком случае, вы принимаете?
- Если так, то предоставьте мне действовать, а когда придет время, тогда благодарите.
- Что бы ни случилось, генерал, я буду вам благодарен.
- Хорошо, мы поговорим об этом, когда мой план удастся…
- Да услышит вас Господь, генерал!
- Он услышит вас; кстати, в числе писем, полученных мною сегодня, есть объемистое письмо на ваше имя, из Франции, из Парижа; я вам передам его сию минуту. Уже поздно, не собираетесь ли вы спать? Я очень устал, и мне недурно будет уснуть на несколько часов.
- Действительно, отдых вам необходим после такого утомительного дня.
- Вы не последуете моему примеру?
- Нет еще, генерал, я не могу быть спокоен, не обойдя еще раз крепость; это старая охотничья привычка; от этого я только буду крепче спать.
Генерал тонко улыбнулся: по его мнению, этот обход был только предлогом, выдуманным молодым человеком, чтобы несколько успокоиться.
- Может быть, вы правы, - сказал он. - Мы уснем спокойнее, зная, что кругом все обстоит благополучно; ступайте же, вернувшись, вы найдете письмо у себя на столике.
- Благодарю вас, спокойной ночи.
- Я, вероятно, просплю без просыпу до утра, глаза у меня слипаются; лишь бы меня не подняли ночью.
- Этого, кажется, не будет.
- Дай Бог! Прощайте же, желаю вам приятной прогулки.
- Спите хорошо, генерал.
Они дружески пожали друг другу руки. Генерал пошел к себе в спальню, а Шарль Лебо, взяв оружие и осмотрев его, вышел из форта; через пять минут он уже достиг девственного леса.
Уединение действует на душу человека, оно дает ему среди тишины таинственные советы.
После испытанного потрясения Шарлю Лебо необходимо было освежиться и привести в порядок свои мысли, в которых царствовал полнейший хаос; генерал не ошибся, он понял, что молодой человек выдумал обход, чтобы двух- или трехчасовой прогулкой успокоить свои нервы после разговора, во время которого волнение чуть не кончилось разрывом сердца.
Ночь была великолепная; сверкающие звезды усыпали темно-синее небо; синевато-белые лучи молодого месяца заливали пейзаж; вокруг молодого человека царствовала полная тишина; все спало.
Шарль Лебо чувствовал, что спокойствие возвращается к нему и мало-помалу заступает место хаоса, наполнявшего его душу; самообладание возвращалось к нему, и вместе с тем возвращалось хладнокровие, оставлявшее его только в случаях исключительных, вроде происшедшего с ним в этот вечер.
Теперь, когда рассудок занял место страсти, не допускавшей рассуждений, молодой человек совершенно иначе взглянул на свое положение. Теперь он сознавал, что Монкальмом руководят самые лучшие побуждения и что он говорил, как добрый человек и искренний друг; Шарль отдавал ему полную справедливость и признавал, что его намерения были самые похвальные и что он имел в виду его пользу.
Все глубже и глубже погружаясь в свои мысли, охотник задумчиво шел по берегу реки. Он вспоминал и восстанавливал в памяти весь разговор, важность которого для его будущего счастья становилась ему все яснее. Он не обманывал себя надеждами, несбыточными в настоящую минуту, но дела могли принять другой оборот и тогда…
Предаваясь таким образом своим мыслям, охотник в то же время оставался верен своим привычкам обитателя лесов; он действовал несколько машинально, но никогда еще, быть может, он не наблюдал так внимательно все окружающее; ничто не ускользало от него.
Прошло более трех часов, как молодой человек вышел из крепости; энергия и обычное спокойствие вернулись к нему; он вышел, наконец, победителем из нравственной борьбы, принесшей ему столько страданий. Было около полуночи, и Шарль Лебо уже думал вернуться в Карильон, как внезапно послышавшийся шум заставил его вздрогнуть. Молодой человек поспешно спрятался за куст.
Слышанный шум доносился с реки; Шарль тотчас же определил причину этого шума, нарушившего его мечты; то был стук весла, упавшего в пирогу. Охотник задавал себе вопрос, кто мог быть этот любитель ночных прогулок, когда увидал человека, высадившегося из лодки и направлявшегося к лесу.
Незнакомец был высокого роста и атлетического сложения; он был одет в костюм ирокеза и татуирован, как воин.
- Это краснокожий, - проговорил охотник, но почти тотчас же поправился: - Нет, я ошибся, этот мнимый краснокожий - белый, переодетый индейцем; индейцы не ходят так, у них совершенно другая походка, и они никогда не забывают принимать предосторожности, идя по вольной дороге; вероятно, английский шпион; это начинает занимать меня, какого черта ему надо здесь в такое время!
Белый или краснокожий, кто бы он ни был, вероятно, заметил, что ему следует продвигаться вперед с большей осторожностью; он почти тотчас скрылся за густым кустарником.
Между его появлением и исчезновением прошло не более пяти минут.
Без сомнения, шпион - иначе кем же мог быть этот человек - заметил что-нибудь: он более не показывался.
Положение становилось затруднительным, эта игра в прятки могла бы продолжаться долго без всяких результатов; охотник решился ускорить развязку.
Шарль Лебо быстро принимал решения; он устремил взгляд на чащу, в которой скрылся индеец, и не сводил глаз.
Таким образом прошло десять минут.
Долгое ожидание начало утомлять молодого человека; он намеревался прибегнуть к какой-нибудь решительной мере, когда индеец, убедившись, вероятно, в неосновательности своих подозрений, вдруг снова появился, но на этот раз он шел чрезвычайно осторожно, прячась за каждым деревом, за каждой группой кустов.
Незнакомец был на расстоянии ружейного выстрела от охотника; последнему ничего не стоило пустить ему пулю в голову, но Шарлю было противно убить человека из засады, не дав ему возможности защищаться, тем более что охотник был убежден, что имеет дело не с индейцем, но с таким же белым, как он сам; он решился предупредить его о своем присутствии; в таком случае, думал он, это уже не будет убийство, но поединок, может быть, и не по правилам, но, во всяком случае, вполне честный.
- Кто здесь? - крикнул охотник угрожающим голосом.
- Что? - отвечал незнакомец, застигнутый врасплох. "Это француз", - подумал охотник.
Индеец одним прыжком скрылся в чаще.
- Сдавайся! - закричал охотник. Незнакомец не отвечал и притаился.
- Так вот как! - воскликнул Шарль, начиная сердиться. - Берегись, будешь сам виноват!
Он прицелился и выстрелил наудачу. Незнакомец выскочил из чащи.
- Сдавайся! - закричал охотник.
- Вот мой ответ, - возразил незнакомец, стреляя, но его пуля засела в стволе дерева.
- Сам будешь виноват, - сухо проговорил молодой человек.
Он выстрелил из пистолета в своего противника в то самое время, когда тот, считая Шарля обезоруженным, спешил в чащу, чтобы снова зарядить ружье.
Выстрел из пистолета уложил его.
Шарль бросился на своего врага с поднятым прикладом.
- Не стоит труда добивать меня, - с усмешкой проговорил незнакомец, - в меня попали две пули.
- Голос мне знаком… - сказал охотник.
- Да, да, - отвечал раненый все еще насмешливо, - подойдите поближе, вы меня тогда узнаете.