Христиане такие странные. Они утверждают, что у языческих богов нет силы, и что старое колдовство так же фальшиво, как мешочки Лудды с железом. Но при этом когда они болеют, или их постигает несчастье, или если они хотят детей, они идут к заклинательнице, колдунье, которая есть в любой местности.
Священник читает проповеди против таких женщин, объявляя их злом и еретичками, а на следующий день платит заклинательнице серебром, чтобы узнать свое будущее или убрать бородавки на лице. Монахи Букестанеса не были исключением.
Они сторожили римскую баню, пели в часовне и брали серебром и золотом за организацию встречи с aglæcwif.
Аglæcwif - это женщина-монстр, и именно такой я считал Эльфадель. Я страшился ее и хотел услышать, поэтому послал Лудду и Райпера договориться о встрече. Они вернулись и сказали, что заклинательница желает золота. Не серебра, золота.
Я взял с собой деньги на эту поездку и почти все их пустил по ветру. Мне пришлось взять золотые цепи Сигунн и две из них отдать монахам. Я поклялся, что однажды верну драгоценные звенья.
На закате второго дня нашего пребывания в Букестанесе я отправился на юго-запад к нависавшему над городом холму, на котором находилась древняя могила - зеленый курган на пропитанном влагой холме.
У этих могил были мстительные духи, и меня пробирал озноб, когда я направился по тропинке в лес из ясеней, бука и вяза.
Мне сказали, чтобы я шел один, и если ослушаюсь, колдунья не появится, но сейчас я очень хотел, чтобы кто-нибудь прикрывал меня со спины.
Я остановился, слыша только дуновенье ветра в листве, шум падающих капель и журчание ручья неподалеку.
Вдова сказала, что некоторые ждали по нескольку дней, чтобы получить совет от Эльфадель, а другие отдавали золото или серебро, приходили в лес и ничего не находили.
- Она может растаять в воздухе, - сказала крестясь вдова. Однажды, по ее словам, пришел сам Кнут, а Эльфадель не явилась.
- А ярл Сигурд? - спросил я ее. - Он тоже приходил?
- Он приходил в прошлом году, - сказала вдова, - и был щедр. С ним был саксонский лорд.
- Кто?
- Почем мне знать? Они не останавливались в моем доме. Они остановились у монахов.
- Расскажи все, что помнишь, - попросил я ее.
- Он был молод, - сказала она, - с длинными, как у тебя, волосами, но он все-таки был саксом.
Большинство саксов обрезают волосы, а датчане, наоборот, отращивают.
- Монахи называли его саксом, господин, - продолжала вдова, - но кем он был? Я не знаю.
- Он был знатным?
- Он был одет как лорд, господин.
На мне была кольчуга и кожаный жилет. Никаких опасных звуков в лесу слышно не было, и я шел вперед, отклоняясь от мокрых листьев, пока тропинка не уперлась в известняковую скалу, рассеченную гигантской трещиной.
По крутому утесу стекала вода, и из расщелины хлестал поток, вспененный добела. Омывая упавшие камни, он растворялся в лесу. Я осмотрелся, вокруг никого не было видно и слышно.
Мне казалось, что даже птицы не пели, хотя это наверняка было самовнушением. Ручей громко шумел.
Я заметил следы на гальке и камнях рядом с ручьем, но ни один из них не выглядел свежим, поэтому я сделал глубокий вдох, вскарабкался по камням и вступил в узкую пасть пещеры, окаймленную папоротником.
Я помню, какой страх испытывал в той пещере. Было страшнее, чем при Кинуите, когда люди Уббы составили стену из щитов и пришли убивать нас.
Я прикоснулся к молоту Тора на груди и произнес молитву Хёду, сыну Одина, слепому богу ночи. Затем на ощупь двинулся вперед, пригибаясь под каменным сводом, серый дневной свет быстро ослабевал.
Я дал глазам привыкнуть к темноте и продолжил движение, стараясь оставаться выше потока, который струился через наносы щебня и песка, скребущие по сапогам.
Медленно я продвигался вперед по узкому и низкому проходу. Становилось холодно. На мне был шлем, и уже не раз я задевал им за скалу.
Я зажал в кулаке молот, висящий на груди. Эта пещера несомненно была одним из входов в потусторонний мир, где находятся корни Иггдрасиля, и три норны вершат наши судьбы.
Это было место для гномов и эльфов, для темных существ, которые появляются в нашей жизни и рушат наши надежды. Я боялся.
Скользя по песку, я ощупью двигался вперед и почувствовал, что проход закончился, и теперь я находился на большом звучном пространстве. Я увидел слабые проблески света, но не знал, могу ли верить глазам.
Я снова прикоснулся к молоту и положил руку на рукоять Вздоха Змея. Я стоял, не шевелясь, среди звуков стекающей воды и шумящего потока и пытался расслышать звуки, исходящие от человека.
Я сжимал рукоять меча, моля слепого Хёда указать путь в кромешной тьме.
И появился свет.
Нежданный свет. Это были просто несколько свечей, но скрытые завесой, которую внезапно подняли, и их маленькие, дымные язычки казались ослепительно яркими в абсолютной темноте.
Свечи стояли на камне с ровной, как у стола, поверхностью. Кроме свечей, на нем были нож, чашка и кубок. Свечи освещали помещение высотой с приличный дом.
Нависающий свод пещеры состоял из бледного камня, который выглядел, как будто был заморожен из жидкого состояния. Жидкий камень, с синими и серыми прожилками, и все остальное я увидел за мгновение, затем уставился на существо, глядевшее на меня из-за каменного стола.
Она была похожа на темный плащ в темноте, неясный силуэт в тени, искаженную сущность, aglæcwif, но по мере того как мои глаза привыкали к свету, я рассмотрел, что она была крошечной, по-птичьи хрупкой, старой как время и с таким темным и морщинистым лицом, что оно выглядело как выделанная кожа.
Ее черный шерстяной плащ был грязен, капюшон наполовину скрывал ее черные с проседью волосы. Это было само уродство в человеческом обличье, колдунья, aglæcwif, Эльфадель.
Я не двигался, а она молчала. Она просто вглядывалась в меня, не мигая, и я чувствовал, как страх вползает в меня, и вдруг она поманила меня рукой, похожей на когтистую лапу и прикоснулась к пустому кубку.
- Наполни его, - сказала она. Голос звучал, как ветер в камнях. - Наполнишь?
- Золотом, - говорила она, - или серебром. Но наполни.
- Ты хочешь еще? - спросил я раздраженно.
- Ты хочешь заполучить все, Кьяртан из Кумбраланда, - отвечала она, и перед тем как произнести имя, она мгновение помедлила, как будто подозревала, что оно фальшивое, - поэтому да. Я хочу еще.
Я почти отказался, но признаю, что я испугался ее могущества, поэтому вытащил из мошны все серебро, пятнадцать монет, и положил его в серебряную чашу. Она самодовольно улыбнулась, услышав звон монет.
- Что ты хочешь узнать? - спросила она.
- Всё.
- Настанет время жатвы, - снисходительно сказала она, - затем придет зима, после зимы наступит время сева, еще одна жатва и еще одна зима, и так до конца существования мира, люди будут рождаться и умирать, вот и все.
- Тогда расскажи о том, что я хочу узнать.
Она помедлила, затем почти незаметно кивнула.
- Положи руку на камень, - сказала она, но когда я положил левую руку плашмя на холодный камень, она покачала головой. - Правую руку, - велела она, и я послушно положил правую руку вместо левой.
- Переверни, - прохрипела она, и я перевернул руку ладонью вверх. Глядя мне в глаза, колдунья взяла нож и криво ухмыльнулась, приглашая убрать руку, а когда я не пошевелился, внезапно чиркнула ножом поперек ладони.
От подушечки большого пальца к основанию мизинца и еще раз - крест-накрест. Я смотрел на ручейки крови из двух свежих порезов и вспомнил крестообразный шрам на руке Сигурда.
- Теперь, - сказала она, отложив нож, - с силой шлепни рукой по камню. Пальцем она указывала на гладкую середину камня. - Шлепни тут.
Я с силой ударил по камню, и удар разбрызгал капельки крови вокруг грубого отпечатка ладони, изуродованной красным крестом.
- А теперь помолчи, - сказала Эльфадель и сбросила плащ.
Она была голой. Тощая, бледная, уродливая, старая, сморщенная и голая. Груди - пустые кожаные мешки, кожа - сморщенная и пятнистая, руки как у цыпленка.
Колдунья протянула руку и распустила скрученные на затылке волосы: черно-седые пряди рассыпались по плечам как у молоденькой незамужней девушки. Это была пародия на женщину, колдунья, и я вздрогнул, взглянув на нее.
Казалось, она не замечала мой взгляд, уставившись на кровь, блестевшую в пламени свечей. Кривым как коготь пальцем коснулась лужицы крови, размазывая ее по гладкому камню.
- Кто ты? - спросила она, и в ее голосе проскользнуло неподдельное любопытство
- Ты знаешь, кто я.
- Кьяртан из Кумберланда, - сказала она. В горле у нее заклокотало, что, вероятно, обозначало смех, а затем окровавленным пальцем она коснулась кубка. - Выпей это, Кьяртан из Кумберланда, - сказала она, произнеся имя с угрюмой усмешкой, - выпей все!
Я поднял кубок и выпил. На вкус это было отвратительно. Горько, тухло и застывало в горле, но я выпил все.
А Эльфадель засмеялась.
Я мало что помню об этой ночи и хотел бы забыть большую часть из того, что помню.
Я проснулся голым, замерзшим и связанным. Лодыжки и запястья были связаны кожаными ремнями, завязанными вместе, чтобы соединить конечности. Слабый серый свет просачивался сквозь щели и туннель, освещая большую пещеру.
Пол был бледным от помета летучих мышей, а моя кожа запачкана моей же блевотиной. Эльфадель, сгорбленная и мрачная в своем черном плаще, склонилась над моей кольчугой, двумя мечами, шлемом, молотом Тора и одеждой.