Ганс, не отрывавшийся от потайного окна, вдруг вскрикнул приглушенно:
- Он заглядывает в зеркало. Он в самом деле в нем что-то видит!
Томас действительно, вцепившись в подлокотники кресла, весь подался к зеркалу, словно пытаясь что-то рассмотреть в нем получше.
- Отлично! - потирая руки, сказал Морис. - Кажется, получается. И без всяких моих расспросов, которые могли бы его толкнуть на путь ложных воспоминаний. Он видит лишь то, что в самом деле таится где-то в глубинах его памяти.
Я слушала Мориса, а сама не отрывалась от окна: что видит Томас в "магическом" зеркале? Не терпелось узнать…
Вскоре Томас начал вертеть головой, поводить плечами, ерзать в кресле.
- Устал. Надо кончать, - сказал Морис и пошел к нему в лабораторию. - Ну, видели что-нибудь? - спросил он у Томаса.
- Видел, профессор, видел, - радостно ответил тот. - Жалко, не очень отчетливо…
- А что вы видели?
- Жену, - услышали мы с Гансом и переглянулись. - Она была в той самой голубой кофточке, что я ей подарил на рождество.
- Да? - несколько обескураженно сказал Морис и покосился на потайное окно, зная, что мы все слышим и видим. - А больше ничего не видели?
- Больше - нет.
- Хорошо, на сегодня хватит. Вы и так устали, взволнованы. Приходите завтра…
- Завтра я не смогу, профессор. Заболел мой сменщик, приходится работать и за него. Если можно, послезавтра? Хозяин обещал отпустить меня.
- Пожалуйста.
Проводив Томаса, Морис, затягиваясь сигареткой, вошел к нам в комнату.
- Успехи невелики, но я и не ждал большего, - с довольно наигранной бодростью сказал он, опережая наши насмешки. - Он, видно, так любил сбежавшую жену, что она до сих пор заслоняет от него все прежние воспоминания. Ничего, мне гораздо важнее психологический выигрыш.
- Какой? - спросил Ганс.
- Я затеял этот фокус с зеркалом больше для Томаса. Он довольно склонен к суевериям, хотя и стыдится признаться: бережет татуировку как талисман, верит в предчувствия и приметы. Вот я и подумал, что "гадание" по зеркалу должно поразить его, вызвать суеверное почтение ко мне. И кажется, не ошибся. Благодаря такому "гаданию" мне удалось завоевать его доверие.
Но больше колдовать с зеркалом Морис все-таки не стал, небрежно заметив на следующий день за завтраком:
- Метод слишком древний, кустарный, малопроизводительный. Надо расшатать психологический барьер в его памяти более сильными средствами. Попробуем пробиться к воспоминаниям о детстве с помощью химии.
- Все-таки "таблетки памяти"?
- Не только. Есть немало новейших средств, позволяющих провести так называемый наркоанализ.
- А в чем он заключается?
- Ну, пациент начинает как бы бредить, испытывая склонность к откровенности. Надо только умело задавать вопросы. Правда, он станет произносить довольно бессвязные фразы. Включим магнитофон, а Ганс для контроля станет все запоминать и потом запишет: таким образом я убью сразу двух зайцев - и память Ганса лишний раз проверю, и постараюсь пробудить давние детские воспоминания у Томаса.
- А поговорку о двух зайцах ты не забыл? - спросила я.
Но муж сделал вид, будто погрузился в свои ученые думы и меня уже не слышит…
- Ну, каковы успехи? - спросила я его вечером.
Морис поморщился:
- Опять пока не блестяще. Почему-то он отнесся к таблеткам весьма настороженно и даже испуганно. Я стал успокаивать, что они совершенно безвредны. Спрашиваю: "Вам какие-нибудь таблетки давали раньше?" - "Нет, - отвечает. - Не помню. По-моему, не давали". - "Так почему же вы их боитесь?" - "Вообще не люблю принимать лекарства", - отвечает, но, по-моему, он что-то скрывает, кривит душой. Совершенно непонятно, почему его так напугали эти таблетки? Все-таки я его уговорил, и он принял их. Стал расспрашивать, когда уснул. Он говорил много, но разобраться в этом "потоке сознания" нелегко. Воспоминания сравнительно недавние, связанные все больше с тем, как его обманула и бросила жена…
- Представляю, что он наговорил. Хорошо, что меня не было.
- Да, мы с Гансом чувствовали себя довольно неловко, слушая его признания. Я даже не решился дать ему прослушать запись. Видно, уход жены оставил в его памяти очень прочный и болезненный след…
- Еще бы!
- Получился своего рода шоковый барьер, и, как через него теперь пробиться к его детским воспоминаниям, просто не знаю.
Нечасто приходится слышать от Мориса такие признания.
Значит, орешек ему попался действительно крепкий.
- Понимаешь, - продолжал он, - получается стрельба вслепую, наугад. Даже повторений воспоминаний не получаем, хотя бы как в опытах Пенфилда…
- А что это за опыты?
- Разве ты не знаешь? Стыдно.
- Но ведь я недавно замужем за психологом.
- Неважно. Это одно из важнейших открытий последнего времени. Профессор Пенфилд - известный канадский нейрохирург, пожалуй, даже крупнейший сейчас в мире. Несколько лет назад, делая операции на мозге, он натолкнулся на очень важные и интересные явления. При таких операциях исследователи стараются воспользоваться представившейся редкой возможностью и, разумеется с согласия пациента, проводят некоторые исследования, скажем, вживляют в кору головного мозга тончайшие электроды и…
- Ну уж я бы не разрешила, чтобы копались в моих мозгах.
- Напрасно. Это совершенно безопасно и безболезненно. Мозговая ткань - единственная в нашем организме, полностью лишенная болевой чувствительности. Вскрыв черепную коробку под местным наркозом, можно потом вести операцию и при этом беседовать с пациентом на любые темы - он ничего не чувствует.
- Ты думаешь, меня успокоил, рисуя такую идиллию? Ужас!
- Просто у тебя слишком живое воображение. Но зато такие операции дают бесценную возможность изучать живой мозг. Пенфилд воспользовался ею и попробовал раздражать височные доли мозга своих пациентов слабым электрическим током. Результаты оказались поразительными. При раздражении некоторых извилин люди явственно, во всех деталях и красках, вспоминали картины давно пережитого. Один из пациентов услышал, как его знакомая играет на пианино старую, забытую мелодию, слышал ее шутки и смеялся вместе с нею. Другой вдруг увидел грабителей с ружьями, словно иллюстрацию к детективному роману…
- А может, он в самом деле просто вообразил эту сценку, а вовсе не вспомнил? Как Ганс.
- Нет, ему действительно довелось пережить такую встречу с грабителями в юности. Несомненно, ожившее воспоминание. И его удавалось воскрешать снова и снова во всех подробностях, раздражая тот же участок мозга. Пациенты рассказывали, что воспоминания развертывались перед ними в строгой временной последовательности, словно кинофильм. И длились они, по наблюдениям Пенфилда, столько же времени, сколько заняли бы реально совершающиеся события. Значит, все увиденное и пережитое словно действительно где-то записано в памяти.
- Очень интересно! Значит, все наши воспоминания хранятся здесь? - спросила я, приложив ладони к вискам.
- Если б так просто… К сожалению, все гораздо сложнее. У некоторых людей приходилось удалять поврежденные височные доли мозга, и они не теряли памяти. Значит, эти доли вовсе не являются хранилищем воспоминаний.
- Как же так, не понимаю.
- Видимо, механика памяти гораздо сложнее. Височные доли как бы играют роль "двери" к воспоминаниям, вот почему при их удалении память все-таки сохраняется.
- Но где же тогда она хранится?
- Если бы я мог ответить, то стал бы наверняка лауреатом Нобелевской премии, - засмеялся Морис - Этого пока никто не знает. Может, в нервных клетках, запрятанных во всей толще головного мозга. Возможно, даже в глии - так называют особые клетки, составляющие до девяноста процентов всей массы мозга. До недавнего времени считали, будто они играют второстепенную, вспомогательную роль по сравнению с нервными клетками, лишь питают нейроны энергией. Но последние исследования Галамбоса и других ученых заставляют задуматься о том, не играет ли именно глия основную роль в хранении информации. А теперь уже очевидно, что тайники памяти надо искать еще глубже - в молекулах и нуклеиновых кислотах. Но это уже ведомство биохимиков.
- Так что ты "стреляешь" таблетками совершенно вслепую, наугад, не имея даже смутного представления, где находится цель? - покачала я головой.
- Н-да, как справедливо изрекла сегодня народная мудрость устами Ганса Всепомнящего: "Мало целиться - надо попасть…"
- Ну, при таком методе бедный Томас успеет состариться, так и не вспомнив, где родился и провел детство.
- Ты рано падаешь духом. Попробуем гипноз.
- А в нем ты уверен? Вдруг получится так же мало проку. Жалко, очень хочется помочь бедному Томасу. Он такой одинокий и неухоженный.
Похоже, неудачи подействовали даже на Мориса, потому что он ответил без привычной самоуверенности:
- Конечно, полной гарантии нет. Но удавалось делать любопытные вещи - гипнозом я владею неплохо.
Он посмотрел на меня с тем внимательно-отсутствующим взглядом, который всегда мне не нравится, потому что я начинаю сразу чувствовать себя каким-то подопытным кроликом, и вдруг спросил:
- Ты сегодня пешком ходила на рынок, не на машине ездила?
- Пешком. А что такое?
- Сколько столбов с уличными фонарями попалось тебе по дороге?
- Вот уж не считала.
- Знаешь! - настаивал он. - Ты все их пересчитала, только не можешь вспомнить. А хочешь, я тебе помогу?
- Каким образом?
- Усыплю тебя, и ты прекрасно вспомнишь, сколько именно столбов насчитала.