Леонтьев Алексей Петрович - Тройной прыжок [журнальный вариант] стр 6.

- Можешь, - сказал я. - И не забудь болгарскую сумку. Там еще столько продуктов. Знаешь, пожалуй, я сойду с ней первый.

Люся засмеялась.

- Учти: мне надо быть в Узловой не позже двенадцати.

- Закроются аптеки?

Люся смотрела на часы.

- Не бойся, - сказал я. - Там есть дежурная.

Люся кивнула. Поежившись, плотней запахнула плащ.

- Что-то похолодало.

В кабине действительно стало холодно, а на мне была только рубашка. Пиджак остался в первой кабине. Надо было снова лезть через две секции. Вот дурная голова!

21

Пиджак валялся в углу кабины. Прошло чуть больше часа, как мы с Петькой поднялись сюда.

Я посмотрел на контрольный щит. Может быть, можно еще что-нибудь сделать?

Я сел в кресло машиниста. Осторожно нажал одну кнопку, другую. Повернул какой-то рычажок. Двигатель был выключен, натворить большой беды я уже не мог. Я стал нажимать подряд все кнопки и рычажки.

Вдруг кто-то тихо позвал:

"Сережа…"

Я вздрогнул. И снова негромкий мужской голос произнес:

"Сергей Селезнев…"

Я чуть не заорал от страха. Но в кабине горел свет, и я был в ней один. Немного успокоившись, снова взялся за рукоятку на которой остановился. Повернул ее.

И сразу в кабине отчетливо зазвучал голос:

"…Сцепка из трех тепловозов… Они должны нагнать тебя…"

У меня даже дыхание перехватило. Это было радио! К нам шли на помощь!

"…Тепловозы подсоединятся к твоей сцепке", - продолжал незнакомый голос.

Он говорил очень мягко, с небольшим акцентом.

"…Если даже тепловозы не догонят тебя - вдруг так случится, - не отчаивайся. Тогда ты должен будешь спрыгнуть в начале подъема у Узловой. Слышишь, Сережа? Обязательно - в начале подъема!.."

- Хорошо! - крикнул я, забыв, что меня не слышат. - Я так и хотел!

"…Дальше будет крутой поворот. На такой скорости сцепка не удержится. Может быть крушение… Понимаешь? Ты должен спрыгнуть, когда начнется подъем…"

Голос вдруг оборвался. Сначала я ничего не понял, а потом увидел рукоятку включения радио в своей руке. Я так сжимал ее, что вырвал из гнезда. Я стал лихорадочно прилаживать рукоятку обратно. Это никак не удавалось. Снять щит и добраться до проводов было невозможно. Я стонал от досады, оборвал в кровь пальцы, но радио больше не говорило. Наконец сообразил, что в последней кабине тоже должно быть радио. Я кинулся обратно.

22

- Что так долго? - сердито сказала Люся. - Я уже стала волноваться.

Я бросился к пульту и повернул знакомую рукоятку. Крутил ее туда и сюда, но радио молчало. Наверно, передача была настроена только на радио кабины, где мы были с Петькой.

Люся дышала мне в затылок.

- Скажи, что случилось?

- Меня сейчас вызывали по радио!

- По радио?

В ее голосе было недоверие.

- За нами высылают тепловозы. Они должны догнать нас.

- Правда?! А еще что?

- Еще…

Я хотел сказать о повороте и вовремя прикусил язык.

- В общем все.

Люся помолчала.

- Сережа… А вдруг нас не нагонят?

- Нагонят!

- А вдруг?

- И тогда не отчаивайся… Будем прыгать на подъеме, как я говорил. Ничего не случится.

23

И тут я вспомнил. Я не мог точно сообразить, когда и где это было. Только помню, что был еще совсем маленький. Лет шести. Мы ехали в поезде с папой и мамой. Не помню куда. Нас долго держали на какой-то станции. Там скопилось очень много поездов. Говорили, что впереди крушение. Папа куда-то уходил, потом вернулся и сказал, что точно, впереди крушение: столкнулись и сошли с рельсов составы.

Потом мы поехали. Наш поезд пропустили вперед, потому что он мог еще войти в расписание. Другие должны были идти за нами. Я тогда ничего не понимал и радовался, что мы всех обогнали. Папа рассердился и сказал, чтобы я немедленно ложился спать. Я не хотел спать, но он прикрикнул на меня и задернул шторы. Взрослые ушли из купе.

Я не мог понять, почему меня днем уложили в постель. Я поднялся и отдернул штору.

Наш поезд медленно шел по высокой насыпи. А внизу… Внизу на поляне лежал на боку паровоз. У него была погнутая, смятая труба. А рядом разбитый вагон. Возле паровоза и вагона суетились люди. Это было очень страшно и странно - большой, настоящий паровоз лежит на боку со смятой трубой. Поезд шел медленно, я смотрел на паровоз и не услышал, как в купе вернулись взрослые. И тут папа меня ударил. Первый раз в жизни. Он никогда меня не бил. Мама - та и шлепала и подзатыльники давала. А он нет. Я никогда больше не видел его таким.

Сейчас я снова увидел этот паровоз со смятой трубой, лежащий под насыпью…

24

- Сережа! Они обязательно нас нагонят?

Я не ответил. Мы приближались к станции.

На соседнем пути, закрывая перрон, стоял товарный состав. Он был очень длинный. Чуть ли не в километр. Состав обрывался вагоном. Тепловозов не было.

Тепловозы появились через несколько секунд. Длинная сцепка медленно шла по запасному пути.

Я схватил Люсю за руку.

- Смотри!

Мы поравнялись с первым тепловозом. Спереди у него была небольшая площадка, огибавшая корпус. В кабине стояли люди. Один из них, высунувшись в окно, что-то кричал, но мы не расслышали.

Через мгновенье тепловозы уже были позади.

И тут же мы увидели их снова.

Вернее, не сами тепловозы, а луч прожектора. Он шел за нами.

Люсины пальцы сжали, мою ладонь. Губы ее шевелились. Я не слышал, но понимал, что она шепчет.

- Скорей! Скорей! Милые, хорошие… Нажмите еще… Нажмите!

Люся все сильнее сжимала мою руку.

Тепловозы мчались за нами. Они были совсем недалеко. Еще минута-другая - и они нас догонят. Тихо стукнувшись, соединятся составы. Машинист даст задний ход. Люся отпустит мою ладонь, и кончится этот сумасшедший бег, эта необыкновенная ночь… Неужели кончится?!

25

Свет не приближался. Мне даже показалось - он начал отставать. Я не хотел в это верить, но прожектор идущего за нами состава все больше отодвигался назад. Это был уже не луч, а только яркое пятно света. Потом пятнышко. Наконец и оно исчезло за горизонтом…

Люсины пальцы отпустили мою ладонь.

А у меня перед глазами был паровоз под насыпью. Он лежал на боку со смятой трубой.

26

…Я чувствую - вот он, подъем! Я высовываюсь в окно. Даже в темноте видно, как впереди насыпь дороги круто подымается вверх. Тепловозы замедляют ход. Им не под силу взять с разбегу этот подъем.

- Не забудь сумку! - говорю я.

Люся улыбается. Теснее прижимается ко мне.

- Не бойся, - говорю я.

- Я не боюсь…

- Ты сможешь прыгнуть?

- Смогу. Только ты первый. Мне тогда будет не так страшно.

- Ты не бойся и прыгай сразу за мной.

- Я прыгну сразу.

- Не бойся. Я поймаю тебя.

- Я с тобой не боюсь!

Мы подымаемся все выше. Дорога идет над стоящими у подножья холма домами. В свете прожектора они белые, чистые, как на картине "В лунную ночь".

Я гашу прожектор и снова смотрю вперед. Там уже виден крутой поворот. Дальше медлить нельзя.

- Прыгай сразу за мной, - говорю я и распахиваю дверь. - Вперед и немножко вбок!

- Сережа!

Люся бросается ко мне. Крепко обнимает.

- Если со мной что-нибудь случится…

- Ничего не случится!

Я целую ее.

- Пора!

Я спускаюсь по ступенькам. Прежде чем прыгнуть, оборачиваюсь. Люся стоит наготове, держась за поручень. В глазах у нее какое-то совсем особенное выражение.

Я машу ей рукой и прыгаю вперед и немного вбок. Меня ударяет о щебень, я падаю, но тут же вскакиваю.

Люся уже на последней ступеньке подножки.

- Давай! - кричу я.

Люся отделяется от подножки. Я со всех ног бросаюсь к ней. Люся клубком катится к краю насыпи. Я поспеваю вовремя и удерживаю ее.

- Ушиблась?

- Нет, ничего…

Она очень испугана.

- Кости целы?

- Вроде да…

Мы смотрим на удаляющиеся тепловозы. Они уже наверху возле поворота. Отсюда кажется, они идут совсем не так быстро. Темный состав четко виден на фоне неба. Так в кино идут поезда, перед тем как их подорвут партизаны.

И вдруг…

Ровная линия состава надламывается. Тепловозы вздыбливаются - лезут друг на друга. И вот уже первый из них летит вниз.

Мы с Люсей бежим вверх по насыпи. Люся что-то кричит. А может быть, это кричу я?

Тепловозы один за другим летят вниз. Они катятся по высокой насыпи, по склону холма. Один, второй, третий, четвертый.

А внизу в домах спят люди. Они спокойно лежат в постелях и не знают, что через секунду на их дома обрушатся страшные громады. Они сомнут стены, раздастся взрыв…

- А-а-а!.. - в отчаянии кричу я.