– Может, Уварова свои же и прикончили? – высказал предположение Воробьев. – Как шпиона?
– Если б как шпиона, то известили бы в газетах, – сказал Федор Петрович.
– Что-то тут не так! – задумался Красильников, посмотрел на Сазонова: – А ты, Сергей, что молчишь?
– Думаю, как сообщить Врангелю, что его посланец в контрразведке, – сказал Сазонов. – Меня затем сюда и послали, чтобы таких вот неожиданностей не было.
– Насчет подсказки Врангелю – это ты правильно придумал. Но послушай… Если у контрразведки такая крупная игра пошла, то они и без объявлений в газетах Уварова прикончить могут. Втихую. И все следы заметут.
– Это, положим, у контрразведки не получится, – жестко прищурившись, сказал Сазонов. – Во всяком случае, мы должны ей дать знать, что тоже посвящены в эту игру.
Епископ Вениамин служил обедню в честь великого праздника – Благовещения Пресвятой Богородицы. Под сумеречными сводами торжественно звучал хор. Горели свечи. Пахло ладаном…
На паперти, залитой ярким солнцем, толпились нищие. Возле соборной ограды стоял, отсвечивая лаком, экипаж на дутых шинах. Над ним на акациях гроздьями висели вездесущие севастопольские мальчишки: ждали завершения богослужения, чтобы посмотреть на епископа. На Соборной площади и прилегающих к ней улицах – тоже человеческий муравейник.
Семен Красильников и Василий Воробьев с трудом пробрались сквозь водоворот пестро одетой уличной толпы, очутились возле экипажа.
– Владыка еще правит? – спросил Красильников у тощенькой старушки, чистенькой, с румяными щечками.
– Заканчивает обедню, – сказала старушка и объяснила: – Слышите, уже "Спаси, Господи, люди твоя" поют, значится, скоро выйдет.
И правда, еще даже не успел смолкнуть хор, как из собора повалила толпа. Потом люди потеснились в стороны, пропуская епископа. Он вышел в сопровождении двух послушников в торжественном своем одеянии, с панагией на груди, сияющей на солнце драгоценными камнями.
– Иди! – подтолкнул Красильников Василия, и тот ринулся к дверце экипажа.
– Ваше преосвященство! Позвольте передать! – Василий оказался буквально рядом с епископом и, смиренно склонив голову, протянул к нему руку со свернутым трубочкой письмом.
Епископ, мельком взглянув на Воробьева, сел в экипаж.
– Прошение? – поправив рясу, наконец спросил он.
– Нет, ваше преосвященство!
– Что же?
– Особой важности письмо!
Епископ улыбнулся в бороду: ему чем-то понравился этот настойчивый прихожанин.
– Отдай в канцелярию! Скажешь, что я велел принять.
– Никак нельзя… – начал Василий, но, увидев, что кучер уже подобрал вожжи, с отчаянной решимостью крикнул: – Жалеть будете, ваше преосвященство!
Епископ удивленно посмотрел на Василия Воробьева и приказал кучеру:
– Пошел!
Породистые кони с места взяли рысью. Василий и Красильников разочарованно смотрели вслед быстро катившему по улице экипажу.
– Ну и что теперь? – спросил Воробьев, пряча письмо в карман пиджака. – Может, и впрямь в канцелярию?
– Когда они там прочтут его? И решат отдать преосвященному или выбросят в корзину для мусора?! – Красильников отрицательно покачал головой. – Нет, сейчас мы уже не можем зависеть от случая. Нет времени!
Красильников направился к свободной пролетке. Вслед за ним уселся и Воробьев. Кучер тронул пролетку:
– Куда?
– Пока – прямо, – сказал Красильников.
Тарахтели по булыжникам мостовой колеса, поскрипывая, покачивалась пролетка. Красильников прикидывал: на маяк ехать смысла не было. Может быть, пойти к Бондаренко? Но он предупредил, что обращаться к нему можно лишь в самом крайнем случае. Крайний ли это случай? Не лучше ли завернуть к Наташе и вместе обсудить создавшуюся ситуацию?
– На Корабелку, – сказал Красильников, и кучер хлестко взмахнул кнутом. Василий вздохнул: такие траты были не по нему.
Наташу они застали дома не одну. В комнате сидел еще крепкий, широкий в кости мужчина, горбоносый, с черными вьющимися волосами.
– Входите, входите! – увидев, что при виде незнакомца Красильников замешкался у входа, сказала Наташа. – Я давно хотела представить… Это Митя. Во-первых, он – мой старый товарищ! Во-вторых, он – друг Павла Кольцова, они вместе учились в гимназии. И в-третьих…
– Разве недостаточно "во-вторых"? – едва заметно улыбнулся Красильников и внимательно оглядел Наташиного гостя.
– Нет-нет, в-третьих… это очень важно… Митя состоит в подпольной группе, они решили казнить генерала Слащова… Но об этом лучше пусть он сам расскажет!
Знакомясь, приятель Наташи назвал свою фамилию:
– Ставраки!
Красильников назвался Красновым, Воробьев – Птичкиным. Они перемолвились с Наташиным гостем ничего не значащими фразами о погоде, о ценах на базаре, о последних новостях и слухах – и затем наступила тишина, которую уже не могла, как ни старалась, разрядить Наташа.
Митя наконец понял, что виновником этой затянувшейся унылой паузы является он, и торопливо засобирался:
– Я, пожалуй, пойду? – спросил он, переводя взгляд с Наташи на Воробьева и остановив его на Красильникове, признавая в нем главного.
– Да-да, – кивнул Красильников и успокаивающе добавил: – Мы еще встретимся. Вполне возможно, что очень скоро. В ближайшие же дни. Наташа знает, как вас найти?
– Да, конечно.
Митя вышел из комнаты, быстро пересек дворик. Уже выходя из калитки, не выдержал и обернулся.
– Ты уверена, что он нам не опасен? Чем он занимается, кто он? – холодно спросил Красильников.
– Знаете, я тоже поначалу думала, что он – типичный обыватель, – задумчиво сказала Наташа. – Ну, из тех, кто хотел бы переждать грозу на теплой печке. А потом он рассказал и про подполье, и про Слащова…
– Это слова.
– Он помогал мне, когда я узнала, что вы в Джанкойском лагере.
Лицо Красильникова несколько разгладилось.
– Я так думаю, ему можно верить. Он – надежный товарищ, в этом я убедилась. – Наташа говорила, глядя на Красильникова. И то, что он слушал ее, мягко кивая, как бы соглашаясь, успокаивало девушку.
Когда Наташа смолкла, Красильников одобрительно сказал:
– Что не жалеешь для друзей доброго слова – молодец! – Он на мгновение задумался. – У меня против него возражений нет. Да и расширяться нам надо. Новые надежные люди нужны. И все же… все же осторожность – прежде всего!..
Потом Красильников рассказал Наташе о встрече с Бондаренко, о подпоручике Уварове. Теперь было необходимо, чтобы о возвращении Уварова узнал барон Врангель. Решили уведомить барона с помощью епископа Вениамина, одного из немногих, кто имел свободный доступ к главнокомандующему. И вот такая неудача!
– Но зачем Вениамин? – горячо воскликнула Наташа. – Может быть, лучше всего прямо к Врангелю? Я могу пойти!
– Да кто ж тебя допустит к Врангелю? – вразумляюще, словно малому ребенку, сказал Красильников. – Тебя и в штаб-то, не уверен, пустят ли. Скорее всего сразу в контрразведку заметут… Вон епископу и то не смогли письмо всучить!
– А если я?
– Не уверен, что и у тебя что-то получится. Не допустят тебя к нему. Письмо велят передать в канцелярию… А времени у нас в обрез.
– Так что же делать?
– Да что я вам, Бог, что ли? – вскипел Красильников. – Васька спрашивает. Ты тоже! Откуда я знаю, что делать!
Часы вдалеке, на кухне, прокуковали четыре часа пополудни. Наташа легко поднялась, деловито сказала:
– Где письмо? Давайте его сюда! Я попытаюсь!
Красильников и Воробьев вопросительно посмотрели на нее.
– Есть только одна возможность сегодня же передать письмо епископу, – пояснила Наташа. – Одна-единственная. С помощью Тани Щукиной.
– Как? Она еще здесь? – удивился Красильников.
– Два дня назад я мельком видела ее. Она со своим отцом шла мимо… – Наташа взяла из рук Красильникова письмо. – Я попытаюсь упросить ее.
– Вот! – радостно воскликнул Красильников. – Я всегда знал, что ты умница! Но что ты такая умница… Постой, а где же они живут?
Но Наташа уже умчалась. Она не хотела рассказывать, как, увидев Таню, движимая любопытством и ревностью, которая, оказывается, никуда не исчезла, отправилась следом и обнаружила дом, в котором жила девушка. С тех пор она несколько раз гуляла возле этого дома, сама не зная, зачем она это делает, зачем рискует. Скорее всего, ей хотелось просто поговорить о Павле – пусть с соперницей. Даже лучше с соперницей!
Щукины снимали в Севастополе старый облупившийся купеческий особнячок. Располагался он на Большой Морской, во дворе, и был густо окружен кустами сирени. Поблизости, вероятно, тоже жили контрразведчики, и квартал время от времени обходила охрана. На этот раз патруля поблизости не оказалось, и Наташа решительно подергала цепочку звонка. Она волновалась: а вдруг случайно полковник окажется дома? Но открыла Таня. Одета она была в домашний голубенький халатик, в руке держала книгу. Наташа мельком отметила название: "Овод" Войнич.
– Здравствуйте, Татьяна Николаевна.
– Здравствуйте. – Таня удивленно рассматривала незнакомую посетительницу. – Но я…
– Не пытайтесь вспомнить, вы меня не знаете, – сразу же предупредила хозяйку дома Наташа. – Мы – чужие люди, хотя и должны поговорить о судьбе человека, который был близок вам.
– Вы – от Павла? – Таня вся засветилась изнутри. – Хотя что это я?.. Но вы, вероятно, что-то о нем знаете?
– Не больше, чем вы. Впрочем, я знаю, как ему помочь.