* * *
Далекая автоматная очередь прервала горячий спор. Гость, худощавый бледный человек в новеньком мундире штурмбанфюрера, опустил рюмку, насторожился.
- Очередной псих, - успокоил его хозяин - щупленький, одетый в штатское старичок с массивным подбородком. - С тех пор, как СС в наружной охране заменили фольксштурмом , это происходит чуть ли не ежедневно.
Оба прислушались. Выстрелы не повторились.
- Свинство, сплошное свинство! - проворчал старик, вертя в руках наполовину опорожненную бутылку. - Последняя…
- Тем более, - улыбнулся худощавый, но хозяин бесцеремонно перебил его:
- Я об охране. Свинство… Оставили какую-нибудь дюжину эсэсовцев, остальных заменили этим дерьмом.
- И я о том же, - спокойно, с той же улыбкой продолжал гость. - Последние резервы, последняя бутылка коньяку. Надо решаться, отец.
- Сейчас столько болтают о новом секретном оружии…
- Приманка для простаков! Который раз затевают эту болтовню. Неужели вы способны верить?!
- Но если слухи верны? - не сдавался старик. - Если фортуна вновь повернется к нам лицом?
Худощавый весело рассмеялся:
- Победа! Пусть толкуют о ней господа из имперской канцелярии. Им нечего тревожиться - ценности у Франко, валюта в Швейцарии. А мы? С чем останемся, если уцелеем?
- Ты не должен так говорить, Генрих, - возмутился старик. - Приданое Гретхен…
- О да, - весело подхватил тот, кого назвали Генрихом. - Поместье в Польше, рудник на Украине, пивоваренные заводы в Чехии… Мы состоятельные люди, мой отец. Мы очень, очень состоятельные люди!
- Но, Генрих…
- Отец! - В горячем шепоте Генриха уже не было смеха. - Со дня моей помолвки с Гретхен я слушался вас во всем. Послушайтесь и вы меня хоть раз. Я только что из Берлина. Там паника. Меня не проведешь. Внешне все чинно, благополучно, но каждый озирается по сторонам - куда бы метнуться в случае чего… Крысы уже бегут с корабля. О да, это был великолепный, прекрасно оснащенный корабль, но судьба не определила ему счастливого плавания. Мы идем ко дну, отец, и если…
В дверь громко постучали. Едва Генрих по знаку хозяина отомкнул ее, в комнату пулей влетел начальник охраны.
- Штурмфюрер Мальц? - проворчал старик, небрежно отвечая на приветствие. - Ну, что там у вас стряслось?
- Парашютист, господин штандартенфюрер, американский парашютист. Эти кретины изрешетили его насквозь. Я ничего не понимаю в медицине, но…
- Давайте сюда, живо.
Два дюжих эсэсовца втащили бесчувственного парашютиста в разорванном комбинезоне. Третий держал клеточку с голубями, пистолет и объемистую сумку.
- Кладите на диван, - скомандовал старик. - И осторожнее, черт вас побери. Он еще должен говорить.
- Все, что было при нем, господин штандартенфюрер, - доложил Мальц, передавая старику небольшое фото. - В сумке - продукты и запас патронов. Клетка была закреплена на груди - он так на нее и плюхнулся. Забавное, доложу я вам, было зрелище, - рассмеялся эсэсовец. - Подъезжаем, а он стоит на карачках, головой в землю уткнулся. Как жучок-навозник. Знаете, такие славненькие, черненькие. Тронешь его - он и поднимется, вытянется на лапках. Пугает, значит. Ну, тут самое время спичку чиркнуть и - под брюшко, под брюшко…
- Ладно, Мальц! - оборвал его болтовню старик, осматривавший в это время парашютиста. - Ступайте.
- Есть! - щелкнул каблуками штурмфюрер.
- Мальц действительно ничего не смыслит в медицине, - заметил старик, когда дверь за солдатами закрылась. - Шесть ранений - и ни одного тяжелого. Впрочем, повязки наложены не так уж плохо.
- Где я мог видеть эту мордашку? - проговорил Генрих, разглядывая оставленное Мальцем фото. - Я определенно ее где-то видел.
- В старом голливудском фильме, - подсказал старик. - Мэри Пикфорд, знаменитость. Впрочем…
Он взял у Генриха карточку, внимательно рассмотрел ее, перевел взгляд на бледное от потери крови лицо парашютиста и вдруг рассмеялся:
- Нет, это не Мэри. Она такая же Мэри, как этот валяющийся перед нами парень - Дуглас Фербенкс. Обрати внимание на пробор, на узенькие дерзкие усики. Ни дать ни взять - знаменитый киноактер. Однако, дело становится чертовски интересным.
- Надо привести его в чувство.
- Сейчас, сейчас. Чертовски любопытное дело, Генрих. Понимаешь, Дуг и Мэри - это прошлое, романтика. У американской молодежи сейчас иные боги. Плесни-ка коньяку в рюмку, и мы раскроем эту маленькую тайну.
- Янки наметили очередной объект бомбежки, - отозвался Генрих, беря бутылку. - Только и всего.
- Бомбить объект, работающий против русских? Ты полагаешь, верность союзническому долгу заходит у них так далеко? Нет-нет, здесь что-то другое. Голуби, парашютист-романтик…
Старик приподнял голову раненого, осторожно поднес к губам его рюмку коньяку.
Через минуту щеки парашютиста порозовели, закатившиеся глаза ожили.
- Штандартенфюрер Рушке?! - воскликнул он.
- Да-да, это я, дружок. Кто же вас послал ко мне?
Сознание медленно возвращалось к Джону. Беседа с полковником, капитан Гуд, ночной полет, приземление… Что было дальше? Ах да, выстрелы и боль, жгучая боль, как от удара кнутом, полоснувшего наискось, от плеча к пояснице. Он напоролся на засаду, это ясно. Дело ни к черту. Ведь он должен был сдаться, сдаться по доброй воле.
- Я собирался сдаться, - говорит Джон. - Решил еще в самолете. Да-да, сдаться. Со мной обошлись, как с негром. Послали на верную гибель…
Постепенно он входит в роль, с удовлетворением отмечает истерические нотки в своем голосе. Рушке слушает его не перебивая. Когда Джон замолкает, он роняет, словно невзначай:
- Вы упомянули мое имя…
Джон внимательно смотрит на старика. Ошибки быть не может. Тяжелый подбородок, массивная голова на маленьком, хлипком теле. "Дуче в миниатюре"! Однако не поторопился ли он? В комнате еще кто-то есть.
Скосив глаза, Джон видит подтянутого молодого эсэсовца с бледным, как у мертвеца, лицом. "Вот беда, - проносится у него в голове. - И надо же было проговориться!"
- Так кто послал вас ко мне?
Ну, на этот вопрос Джон может ответить. "Дуче" сразу поймет, в чем дело, и выставит белолицего…
- Полковник Беркли? - переспрашивает старик и, к удивлению Джона, оборачивается к молодому эсэсовцу: - Слышишь, Генри? Рой Беркли, мой верный друг.
Оба - "дуче" и белолицый - придвигают стулья, подсаживаются к Джону. Что за чертовщина? Полковник специально предупреждал его: "Наедине, только наедине".
- Говорите же, - предлагает Рушке и, перехватив взгляд Джона, поспешно поясняет: - Это мой зять, Генрих Шернер. У меня нет от него секретов. Можете говорить свободно.
"А, черт с ними, с этими нацистами! - решает Клейтон. Короткое, вызванное коньяком возбуждение уже прошло, он чувствует головокружение и усталость. - Черт с ними…"
- Родные и близкие встревожены состоянием дядюшки Питера, - тихо произносит он условную фразу. - Готовы оказать помощь в любое время. Молят всевышнего о ниспослании ему здоровья и удачи. Аминь".
"Дуче" обменивается взглядом с белолицым. Что же они молчат? Головокружение становится все сильнее и сильнее, ноющая боль в плече делается невыносимой.
- Тебе плохо, дружок? - спохватывается "дуче". - Сейчас, сейчас. Ранение, слава богу, не тяжелое, можно обойтись без врача. Не следует вмешивать чужих в наши семейные дела, верно?.. Генрих, будь добр, там в углу в аптечке… Да-да, бинты. Давай сюда - в первую очередь нужно сделать перевязку. Так. А теперь флакон, - левый верхний угол, - противостолбнячная вакцина. Флакон и шприц. Вот-вот. Чиркни-ка зажигалку: надо продезинфицировать иглу…