Но полковник не сердится на этот раз. Он даже улыбается. В самом деле, не так просто этому славному солдатику разобраться во всех тонкостях ведущейся им игры.
- Мое имя, дружок, имя полковника Роя Беркли, хорошо знакомо этим господам. Настолько хорошо, что, назвав его, вы без труда получите возможность поговорить с глазу на глаз со старым Питером. - Полковник берет со стола большую фотографию, протягивает ее Джону. - Вот этот человек, вам надо его хорошенько запомнить. Обратите внимание на маленькие, узко посаженные глаза, массивные челюсти, тяжелый подбородок. Ни дать ни взять итальянский дуче, не правда ли? Дуче в миниатюре - рост у него всего 162 сантиметра… Так вот, ему-то, как только удастся остаться с ним наедине, и передадите вы наше послание. Вот оно.
Отложив фото, Джон принимает из рук полковника небольшой листок глянцевитой бумаги, пробегает его глазами.
- Только и всего, сэр?
- Только и всего. Но вы должны произнести все, что здесь написано, слово в слово, ничего не выпуская. Фото и текст пока останутся у вас - вы сможете изучить их на досуге.
Клейтон внимательно перечитывает странное коротенькое послание.
- А если я не встречусь со штандартенфюрером? Надо ли добиваться свидания с ним?
- Ни в коем случае. Так можно погубить все дело… Мы примем тогда другие меры, а вам… вам, Джон, придется запастись терпением и помаяться два-три месяца в лагере для военнопленных. Два-три месяца, не больше - за это время с нацизмом будет покончено… И надо ли говорить вам, что и в этом случае задание будет считаться выполненным на все сто процентов.
- Понятно, сэр, - без особого на этот раз воодушевления отзывается Клейтон.
- Выше голову, сынок! - добродушно бросает Беркли. - Все эти россказни о диких расправах с парашютистами, о лагерях смерти и прочих нацистских ужасах - не более, как обычные приемы военной пропаганды. Уж кто-кто, а мы осведомлены об истинном положении вещей. Кроме того, добровольная сдача, безусловно, обеспечит вам благосклонное отношение властей. И, наконец, вероятность такого оборота совершенно незначительна. Вам никак не миновать Рушке, а уж он-то, могу за это поручиться, сумеет обеспечить безопасность нашему посланцу. - Полковник кивает собеседнику на кресло, усаживается рядом, придвигает ему ящик сигар. - "Каждый воин должен понимать свой маневр" - так говорят наши русские союзники. Прекрасные слова, Джон, отличнейшее правило. У меня тоже нет причин скрывать от вас смысл вашего маневра. Слушайте внимательно. Этот Рушке непрочь сигануть с нацистского корабля, прежде чем прохудившаяся посудина нырнет на дно. Но он работает на восточный фронт и, как большинство гитлеровцев, смертельно боится русских. С ними он ни за что не решится установить контакт. А между тем, это нам тоже хорошо известно, в Грюнендорфе сейчас подготовлена целая серия диверсий в тылу наступающей Советской Армии. Наш союзнический долг - сорвать их планы. Бомбежкой тут не поможешь - диверсанты уже разосланы по местам. Нам нужно получить о них все данные, и тогда мы сможем поднести нашим доблестным союзникам неплохой подарочек. Не так ли, Джон?
- О да, сэр! Это будет прекрасно.
- Вы видите, Клейтон, как почетно порученное вам дело. Рушке уже связан с нами, мое имя послужит паролем, фраза, которую вы произнесете, будет для него приказом, а голуби - средством связи.
Беркли тянется через стол, нажимает кнопку звонка. Вошедший капитан нисколечко не удивлен, видя своего шефа за дружеской беседой с попыхивающим сигарой рядовым. Корректным военным кивком он приветствует Клейтона. Черт побери, можно подумать, что на Джоне по крайней мере лейтенантские нашивки.
- Познакомьтесь с нашим новым коллегой, - весело рокочет Беркли и оборачивается к Клейтону: - Капитан Гуд позаботится о дальнейшем. Кстати, есть у вас близкие, которых надобно предупредить об отъезде?
- Невеста, сэр… - нерешительно произносит Клейтон.
- Можете написать ей, намекнуть, что отправляетесь на ответственную операцию. Капитан подскажет, как это сделать поделикатнее… Будут у вас какие-либо просьбы?
- Быть может, сэр… Если я вернусь нескоро или даже вовсе…
- Понимаю, Джон. Можете полагаться на меня. Мы позаботимся о ней.
- Благодарю вас, сэр, - с облегчением говорит Клейтон. - Вы и не представляете, как это скверно, когда девушка остается одинокой в Голливуде.
- Ладно, ладно, - добродушно отмахивается Беркли. - Это наш долг, Джон, - позаботиться о ваших близких. А впрочем, я не сомневаюсь в вашем скором возвращении. Грюнендорф расположен совсем недалеко от побережья, и Рушке, бесспорно, найдет способ переправить вас в нейтральную Швецию. Старая лиса сделает все, чтобы угодить нам… Ну-ка, что скажете вы ему при встрече?
Не заглядывая в листок, Джон без запинки произносит непонятную, напоминающую телеграфное послание фразу.
- "Аминь", - подсказывает полковник опущенное Джоном заключительное слово. - Ни в коем случае не забудьте сказать "аминь". В нем ключ ко всему тексту!
Беркли встает, отложив сигару, и солдат поспешно вытягивается перед полковником. Сейчас Джон взволнован не на шутку. И даже, что там скрывать, растроган. Мог ли он ожидать здесь такого приема!
- Ступайте, мой мальчик, - серьезно и чуть-чуть торжественно говорит Беркли. - Ступайте и возвращайтесь. Я буду молиться за вас.
"Время потрачено не напрасно, - думает полковник, глядя вслед Клейтону. - Можно не сомневаться - сделает все как надо. Золотой парень этот Джон…"
- Золотой парень, сэр, - докладывает он спустя минуту по телефону. - Честный и мужественный. Этот не продаст, я за него ручаюсь. Подумать только - тупицы из армейской контрразведки едва не упекли его под суд! О да, сэр, я тоже согласен с нашими советскими коллегами. Наемник никогда не заменит искренне преданного делу человека. Это трагедия, что так редко мы можем пользоваться услугами настоящих патриотов.
КОНЦОВКА ПО-ГОЛЛИВУДСКИ
Вдалеке, справа по курсу самолета, одна за другой взмывают в ночное небо очереди трассирующих снарядов. Где-то там невидимые зенитки яростно бьют по невидимым целям, но расстояние скрадывает скорость, и желтые, зеленые трассы, медленно прочерчивающие темноту, напоминают скорее о мирной иллюминации, чем о битве.
Вот так же - увлекательным, красивым зрелищем - предстает война и на экране. Что ж тут плохого? Кино должно развлекать - в этом он, Джон Клейтон, полностью согласен с хозяевами Голливуда. В жизни и без того хватает нужды и горя… Да-да, развлекать, возвращать надежду. Когда-нибудь после войны он тоже скроит сценарий… Фронтовая ночь, бешеный огонь зенитных батарей, двухмоторный самолет, крадущийся в тыл врага. И крупным планом - лицо героя. Открытое, мужественное лицо, сурово сдвинутые брови… Черт возьми, он сам сыграет эту роль, никто теперь не загонит его в дублеры. Офицерские погоны, они что-нибудь да значат! Посмотрим, что скажет босс, когда Джон явится заслуженным ветераном. Придется потесниться этим выхоленным господам, позерам, неспособным даже затянуть подпругу у взнузданного мустанга… А Мэй, милая девочка Мэй, - разве он оставит ее? Они вместе будут заключать контракты. Как Дуг и Мэри! О да, он возродит в Голливуде традиции великого Дуга. Славный белозубый Дуг! Ведь именно ему обязан Джон своим знакомством с Мэй…
Это произошло в крохотном окраинном кинотеатре. Крутили старенькую немую ленту, но помещение было забито до отказа. Дуг, как и всегда, был великолепен. Мэри очаровывала своей неподражаемой, чуточку застенчивой улыбкой. Когда она с объятого пламенем балкона смело прыгнула на руки к гарцующему на коне Дугласу, Джон не выдержал:
- Смотрите - никаких дублеров! - шепнул он от избытка чувств, толкая в бок невидимого в темноте соседа.
- О да! - откликнулся взволнованный женский голос.
Сконфуженный Джон отдернул руку, но когда включили свет и он приподнялся, намереваясь извиниться перед соседкой, слова застряли в горле. Перед ним была вторая Мэри! Те же глаза, тот же овал лица, тот же точеный носик, та же прическа, выглядевшая сейчас немного старомодной… Если б Клейтон не знал, что со дня съемки прошло уже добрых тридцать лет, он бы не сомневался: это сама Мэри Пикфорд явилась в душный зал полюбоваться своим отражением на экране.
- Извините, пожалуйста, - наконец выдавил он. - Я пришел после начала сеанса и не догадывался…
- Ничего, ничего… Ой, смотрите! - она назвала хорошо знакомое Джону имя.
Между креслами, втянув голову в плечи, пробирался бедно одетый старик в потрепанной и вылинявшей синей фетровой шляпе. Да, это был безусловно он, соратник Дуга, неизменный участник всех его фильмов. Трудно было поверить, что всего несколько минут назад этот самый человек в роскошном сомбреро, в куртке, расшитой позументами, нарядный и жизнерадостный, красовался на экране с огромным мушкетом в руке.
Девушка и Джон как зачарованные провожали его глазами. Потом заговорили. Как произошло это? Трудно сказать. Джон никогда не принадлежал к числу развязных молодчиков, заполнявших улицы и бары Лос-Анжелоса, а что до Мэй, то врожденная ее застенчивость и скромность, как это ни странно, усилились еще более под губительными для многих палящими лучами голливудских юпитеров.