Он сделал знак рукой, означающий движение вперед. Группа поднялась по вязкому, как загустевший клей, обрыву и вошла в заросли кустарника, и тогда откуда-то сбоку раздался громкий шепот:
- Хальт! Пароле?
- Штурмфогель, - так же громким шепотом ответил Тасманов, подтягивая руку с зажатой в ладони финкой ближе к груди.
Из зарослей ивняка вышли трое в касках и длинных прорезиненных плащах. В руках высокого худосочного немца вспыхнул фонарик. Тонкий луч ощупал каждого из группы Тасманова и остановился на Рыжикове, согнувшемся под тяжестью "языка".
- О-о! - протянул худосочный и подошел к старшине. Он долго разглядывал Петухова, потом выдернул у него изо рта кляп.
- Кто есть ты? - спросил по-русски худосочный, по-видимому офицер.
Петухов с присвистом втягивал в себя воздух, мрачно и злобно смотрел в глаза немца и вдруг процедил сквозь зубы:
- А пошел ты к… гад…
Худосочный дернулся и резко и быстро ударил сержанта по скуле.
- Русишер швайн… - пробормотал он, вытирая руку о полу плаща.
"Пока все в порядке, - думал Тасманов, - обойдемся без рукопашной, это другие немцы. Они никого из ушедшей на задание группы не знают в лицо. Синяк Петухова не в счет - сам напросился".
Офицер между тем еще раз скользнул лучом по разведчикам и удовлетворенно вымолвил:
- Гут… Штаб-квартир изт фюн фхундерт мейтр энтфернт. Рихтунг линкс эрстер линие фон шюценгрюбер…
- Данке… - как можно радушней сказал Тасманов, тяжело повел плечами, как бы стряхивая усталость, полушепотом скомандовал: - Форвертс…
Пройдя заросли ивняка, капитан резко свернул вправо, к смутно чернеющему лесу. Если верить карте, там должен быть холм.
* * *
Густые облака, ровные, как полотно, неподвижно висели над лесом. Предрассветный синий туманец стлался там, где кончался горизонт, постепенно сливаясь с облаками.
Сквозь словно заледеневшую хрупкую паутину кустарника неясно проступала открытая пойма, заливные луга за рекой. И по всему берегу строгие ряды траншей.
В воздухе стоял бесконечный писк ласточек. Их гнездами, как дробью, был пробуравлен восточный крутой склон холма.
Тасманов лежал рядом с Кудрей и рассматривал в бинокль обрывистый левый берег реки.
- Похоже, фрицы решили тут задержаться надолго, - пробормотал капитан, делая пометки на карте, - и окопчики на полный профиль, и блиндажики…
Тасманов надолго прильнул к биноклю.
- А вот и следы тягачей. Пушечки, Тихон, пушечки скорее всего в ельник упрятали. И заметь, тяжелые пушечки…
- Как же вы… все это видите? - восхищенно выдохнул Кудря.
Капитан насмешливо взглянул на Тихона.
- Разведчику нужно видеть все сразу, - мягко сказал он, - второго раза ведь иногда просто не бывает. Сейчас другое дело. Мы у них за спиной, а они не оглядываются, им, видишь ли, некогда.
Тасманов говорил все это Кудре, чтобы успокоить парня, а заодно настроить себя не торопиться, проверить еще раз то, что так назойливо лезет в окуляры бинокля.
Немцы могли ведь сооружать и фиктивный вал обороны, готовясь к контрудару. Капитана беспокоило отсутствие интенсивного движения на проселочной дороге, ведущей от береговою среза в глубину леса.
Тасманов ждал Рыжикова, которого послал к дороге вместе со Струткисом.
Что касается времени, то оно, по подсчетам капитана, было на исходе. В немецком штабе должны хватиться своих разведчиков.
Тасманов скосил глаза вправо, где у самого среза на вершине устроились Петухов и Долгих. Разведчиков не было видно, едва приметно шевелились кусты. Капитан приказал Петухову вести наблюдение за поймой реки и бродом, откуда могли появиться поисковые группы противника.
Тасманов представил себе ничейное пространство, по которому придется уходить от немцев, возможный бой, вспомнил белую лошадь, привязанную в чаще, оружие, боеприпасы и рацию, убитых немецких разведчиков, просеку и удовлетворенно подумал, что все сделал правильно, тихо порадовался своей дотошной предусмотрительности, которая оставляет шанс на возвращение без потерь.
Времени - вот чего не хватало капитану Тасманову. День хоть и пасмурный, вставал, но низкие промозглые облака как бы сливались с верхушками сосен и создавали впечатление, что это и не день наплывает вовсе, а подкрадываются сумерки. В бинокль была видна сырая, вскопанная лопатами земля, ломти аккуратно срезанного дерна, маскирующего пулеметные гнезда и блиндажи: торчащие из земли обтесанные комли бревен.
Гул возник внезапно. Ровный, пока еще глухой, он наползал на холм с запада, и, прежде чем Кудря успел высунуться из укрытия, пораженный этим новым грозным звуком, Тасманов холодно произнес:
- Лежать… Танки…
"Вот оно, подтверждение намерения противника контратаковать, - думал капитан. - Немцы понимают, что мы измотаны, тылы остановлены распутицей, и все-таки рассчитывают на наш атакующий азарт. Они выиграли время и успели подтянуть технику".
Рыжиков и Струткис появились с западной стороны холма. Тасманов даже вздрогнул, услышав шелест за спиной.
- Танки и самоходки, товарищ капитан, - доложил старшина, - в ельнике две батареи тяжелых и одна противотанковая… Танкисты - эсэсовцы… Сам видел. Однако опять "Викинг"…
Тасманов внимательно и насмешливо взглянул на Рыжикова.
- Что бы я без тебя делал, старшина ты мой, товарищ Рыжиков - ас разведки, ночной орел?.. "Викинг", говорит". Это хорошо. Это кое-что проясняет… А?
- Проясняет, товарищ капитан, - улыбаясь всем лицом, подтвердил Рыжиков, - будут атаковать, когда наши попробуют сбить их с позиций…
- Комплимента ждешь, стратег, - усмехнулся капитан, - комплименты дома, а сейчас…
- Товарищ капитан… - вскрикнул Кудря, которому Тасманов минутой раньше передал бинокль, приказывая наблюдать за противником.
Капитан рванул из рук Тихона бинокль.
- Так… охота на лис с собачками, - пробормотал он, разглядывая в окуляры берег реки, - все правильно - спешат закрыть брод… Пора Парашеньке замуж выходить…
То, что появление поисковых групп для Кудри было полной неожиданностью, не оправдывало его вскрик. Эмоции у разведчиков не в почете. Они мешают сосредоточиться. А думать сейчас нужно быстро и точно.
Тасманов опустил бинокль.
"Через десять минут собаки возьмут след, еще через двадцать они будут на холме. Тридцать минут - это шесть километров при хорошем шаге. Идти на запад, сделать петлю и выйти к реке южнее брода".
Капитан свернул карту, засунул в планшет.
- Уходим… Рыжиков, Струткис, вперед… Смотреть в оба, Направление - вест…
* * *
Высоко над головой шумели сосны. Деревья в бору рослые, голые, с хвоей на макушке. Если вскинуть голову, может показаться, что небо над головой сплошь усеяно маленькими зелеными облачками.
Голову вскидывать некогда - все внимание сосредоточено на движении. Рыжиков, идущий впереди легким, быстрым шагом, иногда взбрасывает руку с компасом, проверяя направление.
Так они шли час. По соображениям Тасманова, марш-бросок должен был вымотать преследователей и увеличить разрыв во времени. Он остановил группу на отдых возле едва приметного родничка.
Выслав в сторону преследователей охранение, Тасманов обернулся к радисту.
- Давай, Коля, самое время…
Долгих развернул рацию, повертел ручку настройки. Капитан взял наушники и окунулся в поток звуков. Мир ожил и заговорил. Из неведомых далей полетели свисты, гулы, треск, вкрадчивое поскребывание, лихорадочная дробь ключа, обрывки фраз. Потом остался один голос. Кто-то монотонно по-немецки передавал шифровку: сто сорок пять - тридцать, четыреста восемь - шестнадцать…
Немец делал паузы и снова сыпал цифирью.
Капитан повертел ручку настройки. Вражеский передатчик работал на волне, указанной в нашем штабе Долгих, и услышать своих пока не было возможности.
- Вызывай…
Тасманов отдал наушники радисту.
- "Вереск"… "Вереск", я - "Вега"… Я - "Вега", - забубнил Долгих.
Через пять минут, так и не связавшись со штабом дивизии, Тасманов поднял группу. Теперь они шли на юг, пересекая гряду холмов, забираясь в низинные чащобы, прислушиваясь к звукам леса, где даже отдаленное собачье взлаиванье сказало бы о преследовании. Но "слухач" Рыжиков только покачивал головой, отвечая таким образом на немые вопросы Тасманова.
Портилась погода. Далеко за лесом задержалась молния, и глухо, ворчливо пророкотал гром, а спустя полчаса с низкого темного неба посыпал дождь. Густой, мерзкий, он ожесточенно сек тонкими ледяными прутьями лес и дальние холмы.
Дождю радовались все. Такой дождь менял многое, он затруднял немцам поиск.
В сырой мгле где-то совсем рядом встало над лесом яркое пламя. Забились на вершинах-шапках красноватые отсветы. Тасманов остановил группу. Кивком головы послал Рыжикова вперед.
Старшина вернулся мрачный, глухо доложил:
- Пятеро эсэсовцев лагерь жгут… Мины ставят… В бараках вроде кричит кто-то…
- Дорога? Машина? - спросил Тасманов.
- Проселок рядом, товарищ капитан. Два мотоцикла у них с коляской… На одной пулемет… Можно взять…
- Нужно, старшина…
Мотоцикл водил он сам. И еще Петухов. Проселок наверняка подходил к реке. И может быть, цел мост. Такой шанс мог только присниться.
Мелькнула мысль о запертых в бараках заключенных, но как-то вскользь, второстепенно.
Они вышли на опушку и ползком - в рост мешало идти редколесье - добрались до кромки непаханого, заброшенного поля.