- Да, завтра нам всем опять предстоит нелегкое испытание, - подхватил Петрашевский.
- Нам, пожалуй, приходится не легче, чем Тобору, - вставил Суровцев.
Коновницын замедлил шаг и сказал:
- Давайте признаем: Тобор оказался неподготовленным к экзамену. Замысел интересен, согласен. Но модель явно не дотянута. Поспешили вы приглашать комиссию.
- Трассу дня он прошел, - произнес Петрашевский.
- А какой ценой? - воскликнул Коновницын. - Сколько штрафных очков он заработал? Мнение членов комиссии мне известно - я успел с ними переговорить. Оно у нас единое.
- Во время генерального прогона, накануне экзамена, Тобор показал… - начал Петрашевский, но Коновницын с живостью перебил его:
- Аким Ксенофонтович, миленький, да поймите же! Предыстория нас не интересует и интересовать не может. Если бы дело обстояло иначе, зачем нужны были б экзамены?
Суровцев опустил голову: возразить было нечего. Но его шеф не собирался без боя сдавать позиции.
- Хорошо, Сергей Сергеевич. Давайте говорить только о сегодняшнем цикле, - согласился он. - Разве сегодня Тобор занимался только тем, что набирал штрафные очки? А Трехмерный Лабиринт, который он прошел быстрее, чем планировалось?
- А как Тобор расправился с установкой для ядерного синтеза? - добавил Суровцев. - Он на ней добрых двести очков сбросил.
- Не спорю. Однако в звездной экспедиции Тобору предстоит решать не только логические головоломки, не только задачи на сообразительность.
Помолчали.
- А вулкан, через который Тобор перепрыгнул? - выложил Петрашевский главный козырь.
- Насчет вулкана разговор особый, Аким Ксенофонтович, - сказал Коновницын. - Прыжок с грузом был великолепным, признаю. И знаю, что тут главная заслуга принадлежит вам, академик.
- Не о том речь…
- Именно о том. Это была великолепная идея - насытить память белкового полной информацией о прыжках древних атлетов с тем, чтобы он в критических условиях поискал решение, которое нам самим неизвестно!.. Но согласитесь, товарищи, - продолжал Коновницын, апеллируя к Петрашевскому и Суровцеву одновременно. - Тобор сегодня перепрыгнул пропасть опять-таки благодаря смекалке, а не силе собственных мышц. Признаю, Тобор попутно сделал большое открытие - он показал нам, людям, как прыгали с грузом древние легкоатлеты. Это для наших спортсменов - ценный, а лучше сказать, бесценный подарок…
"Хочет пилюлю подсластить", - невесело подумал Суровцев.
- Кстати, у меня попутный вопрос к вам, как руководителям ИСС, - сказал Коновницын. - Вот вы говорили о генеральном прогоне Тобора накануне экзамена.
- Да? - вскинул голову Петрашевский, не понимая, с какой стороны ждать подвоха.
- Прыжок через пропасть входил в прогон?
- Да.
- Пропасть была такая же, как сегодня?
- Даже пошире.
- И Тобор одолел ее?
- Да. В обычном прыжке, - обрадовался Петрашевский. Я же говорю, Сергей Сергеевич, что Тобору по силам…
- Минуточку, - жестом остановил его Коновницын. - Дело-то оборачивается против вас. Тобор на предварительном прогоне без груза ведь прыгал?
- Без груза, - подтвердил Суровцев.
- Вот мы и подошли к главному, - сказал Коновницын. - Кому нужен аппарат, который не обладает надежностью? Кому нужна машина, которая сегодня ходит отлично, а завтра буксует в первой попавшейся канаве?
- Но сегодняшний прыжок Тобора… - начал Иван.
- Войдет во все учебники легкой атлетики, - раздраженно закончил Коновницын. - И все равно прыжок Тобора с грузом - частное решение задачи, хотя и остроумное. А мы должны быть уверены, что он в состоянии решать общие задачи. Причем решать с запасом надежности, без проколов. Вот этой уверенности у комиссии, увы, нет. Поэтому мы предлагаем прекратить испытания Тобора.
После паузы председатель Государственной приемной комиссии добавил:
- Нельзя рисковать Тобором.
За поворотом аллеи показалось здание гостиницы-подсолнуха. Огромный выпуклый диск ее, в котором располагались номера для приезжих, был обращен на запад, в сторону нырнувшего за горизонт солнца.
Они остановились перед гостиницей.
- Мы выясним, Сергей Сергеевич, что сегодня приключилось с Тобором, - сказал Петрашевский.
- Не сомневаюсь, - ответил Коновницын. - Но для этого нужно время.
- Попробуем за ночь справиться, - вступил в разговор Суровцев.
Коновницын пожал плечами:
- Несерьезно, товарищи. Ведь система Тобор доводилась, воспитывалась годами. Так что едва ли здесь поможет кавалерийский наскок. Исправление Тобора, Иван Васильевич, может продлиться не один месяц. Короче, завтрашнее испытание Тобора отменяется…
Петрашевский осведомился:
- Это мнение комиссии?
- Увы, да, Аким Ксенофонтович, - вздохнул Коновницын. - Я успел еще в зале перемолвиться с товарищами, и общая точка зрения ясна. Официальное решение комиссии мы вам вручим завтра, пусть люди пока отдохнут.
Суровцев и Петрашевский дождались, пока на гостиничном диске не вспыхнуло единственное окно, остававшееся темным и молча пошли по аллее.
- Непохоже, чтобы люди отдыхали, - сказал Суровцев, - Во всех домах горит свет.
- Кому сейчас до отдыха? - ответил Петрашевский.
- Я все время пытаюсь осознать: что же произошло с Тобором, Аким Ксенофонтович? Мы ведь каждую клеточку его знаем…
- Выходит, не знаем.
- И все-таки я чувствую: разгадка где-то на поверхности, - сказал Суровцев.
Они подошли к домику, который заняли вдвоем на время испытаний Тобора. Маленький двухкомнатный виниловый коттедж располагался на окраине городка, сразу за ним начиналась тайга.
- Ну что ж, все материалы по Тобору у нас с собой, - сказал Аким Ксенофонтович. - До утра остается несколько часов, чтобы попытать счастья. А вам советую соснуть хоть немного, Ваня.
- Пройдусь немного, - решил Суровцев. - Тайгой осенней подышу.
- На ночь глядя?
- Именно на ночь глядя.
- Домой-то звонили?
- Нет.
- Зря.
- Жена спросит, как идут испытания, а что я ей скажу? - вздохнул Суровцев. - Подожду до утра. Авось что-то изменится…
- Оптимист, - покачал головой Петрашевский. - Оптимизм - самая ценная черта молодости. К сожалению, он проходит… вместе с молодостью.
- Вы сами займетесь схемами Тобора?
- Сам, - сказал Петрашевский. - Грешно отрывать людей от отдыха. Эти сутки выжали из них все. Да и… смысла особого не вижу, - добавил он негромко.
Светящаяся дорожка скоро кончилась. В глубь тайги вела робкая, почти неприметная тропинка. Вскоре Иван потерял ее и двинулся напролом, продираясь сквозь кусты.
Спелые звезды висели низко, над самыми макушками кедрачей, загадочно мерцая.
Стояло новолуние, тьма в лесу сгустилась, стала почти осязаемой.
Из-под ног с пронзительным криком выпорхнула ночная птица. Иван вздрогнул и остановился. "Куда же это я забрался?" - подумал он. В сознание разом ворвались ночные шорохи, запахи. Упоенно шелестели не успевшие опасть листья.
Суровцев зябко передернул плечами, глянул на светящийся циферблат часов: было половина второго! Напряжение дня понемногу спадало, он двигался теперь совсем медленно и подумал, что похож на Тобора в конце испытаний.
Почва пошла под уклон, потянуло сыростью. "Речка", - догадался Иван. Тысячу раз пролетал он над этой речушкой, направляясь из дому в институт и обратно, но только сейчас вот довелось подойти к ней.
Берег был топким. Тоненький, едва прорезавшийся серп молодой луны пролил неверный свет на торопливые волны. Они напомнили Суровцеву огненную магму, колыхавшуюся на дне кратера, через который предстояло перепрыгнуть Тобору. И ведь перепрыгнул же черт побери. Да еще как! Стоп, кажется, он опять начинает заводиться.
Иван долго стоял, прислушиваясь к плеску реки. Ему вдруг ужасно захотелось искупаться. От поймы к речке вел довольно крутой спуск. Суровцев двинулся вниз, придерживаясь за ветви. Он небрежно сбросил одежду и шагнул в темноту. Холодная вода обожгла кожу. Речка оказалась не такой уж маленькой, как казалась сверху. Во всяком случае, было где поплавать.
Иван в четыре взмаха выплыл на середину реки, нырнул, выплюнул воду и, не удержавшись, совсем по-мальчишечьи выкрикнул:
- Здорово!
Позабыв о времени, он плавал, шлепал по воде, хохотал во все горло, распугивая ночную тишину. Это походило на безумие. Немного угомонившись, он уцепился за какую-то корягу, торчавшую близ берега, и подумал вслух:
- Будь жив сэр Исаак Ньютон, он непременно открыл бы четвертый закон механики в дополнение к известным трем. И сформулировал его хотя бы так: купанье в ледяной воде гонит усталость.
Стоп. Усталость?! Не о ней ли говорил что-то такое Костя днем, в сферозале? Пораженный неясной еще мыслью, Суровцев на несколько минут застыл, не обращая внимания на то, что коряга начала потихоньку погружаться под воду. Затем вскочил на берег - мягкий, податливый и адски холодный. Тяжело дыша, ежесекундно проваливаясь в бочажины, до краев полные воды, долго искал сброшенную впопыхах одежду. А, вот она. Рука наткнулась на тяжелый продолговатый предмет в кармане куртки. Батарейка! Совсем позабыл о ней. Батарейку сунул ему в карман сынишка, когда Суровцев уходил из дому, торопясь на испытания.
Иван торопливо оделся, включил фонарик, приладил его над собой в развилке между двумя ветками, достал калькулятор и, клацая от холода зубами, погрузился в расчеты.