Машинально вглядывались в мягкую тропу - не осталось на ней следов. И другая была тропа, давно знакомая, потому что бегали по ней из лесниковой избушки в деревенский магазин за сахаром и за хлебом. И на танцы в клуб, бывало, заглядывали по той же тропке.
- Сколько мы отсутствовали?
- Как и договаривались: двенадцать часов.
- А кажется, дольше.
- Кажется…
Уже никогда не вернуть напряженных минут боя, ощущения уверенности в себе, кристальной ясности мыслей, которая возникает именно в момент опасности, в состоянии стресса, и ты поступаешь так, как должен поступить, и никак иначе, твое решение самое верное, единственное, и ты силен, и ты бесстрашен, и дело твое правое, и победа, конечно же, за тобой…
- Вроде бы дошли…
- Кто?
- Мы, мы дошли. Вон наш дворец…
Последние шаги к избушке. Выбить сапоги о стальную скобу у порога, снять мокрую грязь. Но тише, тише, чтобы не слышали ни шеф, ни председатель: не стоит портить театральный эффект неожиданного появления. Аккуратно приоткрыть дверь - только бы не скрипнула! На цыпочках в сени. Дверь в комнату рывком на себя.
- А вот и мы!
10
- Наконец-то, - сердито сказал Старков. Генератор выключен, стрелка на нуле, рубильник торчал перпендикулярно щиту. Старков пил чай из фаянсовой кружки с петухом, нарочито громко хрустел сахаром, на студентов никакого внимания.
- В самом деле, - председатель не сумел подыграть Старкову. Он был взволнован, обрадован: все удалось, и живые вернулись. - В самом деле, не могли раньше прийти?
- Хорошо, что я опыт ограничил двенадцатью часами, - проворчал Старков. - А то бы они там до конца войны сидели…
- Неплохая идея. - Олег повесил телогрейку на гвоздь, уселся за стол, придвинул чайник. - Ух, изголодались…
- Не кормили вас там, что ли? - Некогда было.
Этим "некогда" Олег невинно намекал на информацию - немалую и важную, которую они готовы сообщить заждавшимся руководителям. Но Старков не принял намек, не захотел понять. Он все еще играл роль сердитого воспитателя, не прощающего ослушников, выдерживал характер. Председатель - тот попроще. Ему прямо-таки не терпелось узнать подробности путешествия, он бросал умоляющие взгляды на Старкова, но тот игнорировал его, тянул чай, помалкивал.
Потом не выдержал, спросил Олега:
- Что ты на меня уставился? Давно не видел?
- Давненько, - протянул Олег. - Считайте, тридцать пять лет. Изменились вы здорово…
Старков подался вперед, чуть не опрокинув кружку. Все было мгновенно забыто: и показное равнодушие, нелепое желание убедить всех, да и себя тоже в том, что важен лишь удачно поставленный эксперимент, само путешествие во времени, а не его содержание… Мол, с таким же успехом можно было переместиться в год тридцать пятый, восемьсот девяностый - в какой угодно… В какой угодно? Ох, врешь, Старков, сам с собой душой кривишь! Ждал ты ребят из своего года, мучился, сгорал от нетерпения. Так не ломай комедию - не перед кем.
- Рассказывайте, - почему-то шепотом сказал Старков.
- То-то же… - Олег не собирался долго мучить шефа и председателя. Начал рассказ, к нему присоединились Раф с Димкой, перебивали друг друга, вспоминали подробности, вскакивали, размахивали руками, демонстрируя перипетии боя.
Поймали Димку: тот вырывался, прикрывал руками голову. Подтащили к Старкову, показали след борьбы с "летающей доской". Вопреки Димкиным страхам Старков не рассердился, только сказал огорченно:
- Вечно тебе не везет. Прошлый раз - пуля. Теперь - деревяшка.
- Почему не везет? - удивился логичный Раф. - Наоборот: все пули, равно как и все доски, мимо него. Жив, здоров и невредим мальчик Вася Бородин.
- Он герой, - заявил Олег. - Он всех спас.
- Я герой, - скромно согласился Димка.
Здесь, в натопленной избушке, в привычной обстановке, в своем времени, все пережитое казалось далеким и, пожалуй, игрушечным. Даже запекшаяся кровь на затылке вызывала скорее приятные воспоминания. Тем более что голова уже не болела. Теперь и пошутить можно, покуражиться, посмеяться над Рафом, который сначала растерялся, увидев живого фашиста, а потом "совершил рекордный прыжок", прикрыв от пули старого учителя. Или вспомнить бдительного Севку, рыжего Севку и его пикировку с "подозрительными типами". Или то, как умелец Димка разобрался за пять минут в партизанской рации. Или вышутить Олега, ставшего командиром отряда всего на… полчаса, когда шли из леса к деревне.
Все-таки это было не их прошлое. Даже не потому, что лежало оно на какой-то иной ветке времени, не совпадало с прошлым Старкова и председателя, вернее, не во всем совпадало. А прежде всего потому, что их прошлое было детсадовским, школьным, прошлым веселых игр в "казаки-разбойники", прошлым серьезных фильмов "про войну", которые оставались только фильмами, пусть убедительной, но все же иллюзией реальной жизни. И не казалось ли им путешествие таким же фильмом, в котором они сами сыграли прекрасные роли? Вот так: сыграли, а не пережили…
Может быть, может быть… И трудно, думал Старков, их упрекнуть за то, что относятся они к прошедшему эксперименту, как к лихой игре, к опасной игре, к серьезной, к увлекательнейшей, но игре. Хотя действовали они - или играли? - надо признать, умно и по-взрослому. Здорово действовали - не упрекнешь ни в чем.
- А ведь я никак не мог поверить в ваше ветвящееся время, - задумчиво проговорил председатель. - Как это так: мышь вчера убили, а она сегодня жива-здоровехонька? Не укладывалось такое в моем крестьянском сознании.
- Теперь улеглось? - ехидно спросил Раф.
Председатель не заметил ехидства или не захотел заметить.
- Теперь улеглось. Не в моем прошлом вы побывали. Са-ав-сем в чужом. Вон у вас Макарыча только ранило, хотя и серьезно, а наш Макарыч еще до этого боя убит был. И Стас в вашем прошлом с отрядом ушел. Значит, жив остался, не казнили его… - Помолчал, подумал, сказал убежденно: - Хорошее у вас прошлое, что и говорить…
Так и сказал: "у вас". Он, так же как и студенты, не считал это своим прошлым, своим и старковским. Но раз и навсегда отдал его своим ребятам: вы воевали, вы все пережили, вам вспоминать. Он уже не смотрел на них как на сосунков неумелых, которые жизни не знают, пороха не нюхали. Они были равны ему, равны далекому Рытову, о котором председатель не слыхал с конца войны, равны Старкову, кого партизаны избрали комиссаром отряда прикрытия, несмотря на его тоже несерьезный возраст. И у председателя и у студентов сейчас было прошлое, которым стоило гордиться. И он гордился им, как гордился самими ребятами, хорошими ребятами, смелыми и надежными - так он считал.
Владимир МИХАНОВСКИЙ
ТОБОР ПЕРВЫЙ
Рисунки Ю. МАКАРОВА
Какая-то дурманящая волна внезапно захлестнула мозг. Иван тайком ущипнул себя за кисть, чтобы прогнать непрошеную дремоту. Сон отступил.
И снова Иван, как и все, кто находился в сферозале, смотрит жадно на мерцающий впереди экран.
…Так и есть, на какую-то долю секунды он, видимо, расслабился, отключился. За это время с выпуклой поверхности экрана успели исчезнуть разгневанные валы, крутящиеся воронки - то, что в сценарии испытаний обозначено как "штормовая водная преграда". Тобор преодолел-таки акваторию, правда - Суровцев бросил наметанный взгляд на табло и нахмурился - не так быстро, как хотелось бы…
А пока трансляторы далекого полигона, неукоснительно следуя настойчивому продвижению Тобора, переключились на новый участок испытательной трассы.
Вода сменилась сушей, но и здесь Тобору не легче. Почва - во весь экран - изрыта кратерами, словно язвами. Метеоритный ливень хлещет напропалую, и красноватая порода вулканического происхождения непрерывно содрогается.
Картина освещена косыми зеленоватыми лучами яростного светила.
Угадать, куда выстрелит метеорит, нелегко. Да и то сказать, ведь для решения этой задачи отводится не какое-то там спокойное время, достаточное для того, чтобы обдумать ответ, как студенту на экзамене, а сотые и тысячные доли секунды. И от решения задачки зависит не отметка в зачетной книжке и даже не судьба стипендии, а само существование. Да, жизнь того, кто теперь преодолевает очередную полосу препятствий. Впрочем, еще труднее не только сообразить, куда угодит метеорит, но и увернуться от него. Тут уж необходимы высшая, дьявольская, как любит говорить Аким Ксенофонтович, ловкость и быстрота реакции.
Задача Тобора стала бы куда проще, будь у него в наличии обычная танкетка на гусеничном или колесном ходу, которыми, как правило, пользуются космонавты при высадке на новую, неисследованную планету, или шагающий манипулятор, который тоже у них в чести, или - на худой конец - хотя бы стандартный панцирь, снабженный противометеоритным полем.
Но как быть, если ничего такого у испытуемого не имеется и ему приходится рассчитывать только на себя, на собственные, как говорится, возможности?..
Ничего не попишешь, именно таков девиз нынешнего, заключительного, цикла испытаний: аварийные условия. Именно они составляют суть многотрудного решающего экзамена Тобора, который должен продлиться в общей сложности трое суток.
Первая треть испытании на исходе, и скоро будет объявлен перерыв для отдыха. Белковый Тобор, конечно, не ведает усталости, он мог бы пройти весь трехсуточный цикл без перерыва. Тобор, но не люди… Экзаменаторы буквально с ног валились от усталости.
Люди, сидящие в сферозале, знают: метеоритная полоса, как говорится, цветочки. Главное испытание сегодняшнего дня впереди.