Он прекрасно понял, о чем говорил старик, поскольку сам постоянно практиковал похожий способ получения информации. И хотя он был много сложнее описанного и подразделялся на множество разных подвидов и методик, разработанных деятелями Ордена Иерархии, суть была одна. Теперь понятно, почему у Павла никогда не возникало проблем с обучением сканированию.
– А еще Нюрка людей лечила, – продолжал Евсей Ильич, глубоко затягиваясь и приглашающе кивая головой в сторону лежавшего на обочине бревна, возле которого стояло несколько гладко обтесанных чурбанов. Наверное, принятое в среде путейской элиты место для азартных игр типа домино, догадался Павел. Казино по-глински. – И целебные зелья варила. Бог весть какие она туда травы мешала, никто рецепта не знал. Но факт есть факт – одного соседа на Путейской от рака вылечила. Врачи от него отказались, он уж и завещание написал, все семейство слезами обливалось, как водится. А Нюрка пришла навестить, выслушала жалобы и велела пока не паниковать. Неделю химичила у себя в задних комнатах, наварила какого-то зелья, заставила выпить. И что ты думаешь, Паш? Этот сосед только в запрошлом годе помер!
– Н-да, похоже, мастерица бабка была, – неопределенно протянул Павел, устраиваясь на бревне по правую руку от Евсея Ильича.
– Ну, а уж после этого случая у Нюрки, как сейчас принято говорить, от клиентов отбою не стало. Я сам не видел, но у нас поговаривали, будто по ночам за ней черный «воронок» приезжал.
– НКВД, что ли?
– Ну да, – понизил голос Евсей Ильич, доверительно наклоняясь к Павлу и обдавая его крепким запахом вчерашнего перегара. – Только возили ее не в тюрьму или там на допрос, а чтобы реально помогла. Все наши городские головы у нее лечились – и партийные бонзы, и генералы.
– Не знал, – усмехнулся Павел, слегка отстраняясь. – Вроде, когда я у нее жил, никто особенно к нам не захаживал. Хотя… кто знает. Я маленький был, может, внимания не обращал.
– Да, когда ты приехал, все уже по-другому было, – согласился Евсей Ильич, выразительно поглядывая на оттопыренный нагрудный карман рубашки Ткачева. Павел перехватил его взгляд, вытащил пачку и протянул старику. Тот вынул сигарету, пачку засунул в карман телогрейки. На этот раз он не спешил, тщательно размял «Мальборо» желтоватыми пальцами, аккуратно оторвал фильтр и только после этого сунул в рот. – Всякие темные дела у нас в городе стали твориться.
– Какие темные дела?
– Это я толком не знаю, я ж тогда сидел, – развел руками Евсей Ильич, страдальчески морщась. – Вроде Матвей Нюркин чудил…
– Какой еще Матвей?
Павел точно знал, что его деда по материнской линии звали Кузьмой (еще в Москве навел кое-какие справки). Дед погиб во время Великой Отечественной. Бабка больше замуж не вышла – да это и понятно, мужчин после воины мало осталось, на всех не хватало. А тут какой-то Матвей…
– Матвей-то? – затянулся Евсей Ильич и озорно подмигнул Павлу. – А хахаль Нюркин. До войны к ней таскался.
– Любопытно… Я первый раз слышу.
– И лучше было бы, если бы ничего не знал. – Евсей Ильич принялся пускать дым колечками. – Темный человек был. Не любили его у нас.
– А бабка любила?
– Да вроде все у них склеивалось. Матвей был намного ее старше, лет на пятнадцать, а то и на двадцать. Овдовел в тридцать пятом. Тогда многие перемерли – сам понимаешь, колхозы, коллективизация… Грустил Матвей недолго, начал к Нюрке подъезжать. Она его привечала, только замуж не спешила – молодая была, думала, встретит еще парня помоложе да посвежее.
– А потом?
– Потом суп с котом! – неожиданно ответил дед. – Неплохо бы спрыснуть встречу, а? Не каждый день такие бывают!
– Не вопрос, дядя Евсей! Ты мне дорасскажи, а потом уж мы в магазин… Все чин чинарем.
– Ну ладно, верю.