найти бы кого-нибудь, спросить.
— Стой! Руки вверх!
Надо же так глупо влипнуть, думал я, поднимая руки. Часовой уже подошел ко мне, остановился опасливо в нескольких шагах, наставив на меня короткое дуло.
— Оружие есть? — спросил он, — на землю!
Оружие-то есть, а патронов все равно нет. Я бросил «Рокаду» наземь. Теоретически, наверное, можно было бы его треснуть рукояткой... ерунда это все, у него автомат настоящий, и наверняка ему приказано стрелять, если что.
Часовой подошел и обыскал меня. Потом велел повернуться и идти вперед. Временами дуло утыкалось мне между лопаток, и это было неприятно. Мы дошли до ворот, часовой переговорил там с кем-то. Через минуту прибежала пара охранников в серой привычной форме с треугольниками, с наручниками у пояса. Один из них туго защелкнул наручники на моих запястьях. В таком виде меня повели в здешнюю тюрьму.
Мы шли через территорию всей общины. Община здесь была взрослая, не юношеская. Нам попалась молодая мамаша с грудным младенцем на перевязи, какой-то дед возился с мотоcкаром и даже не посмотрел на нас. Остальные, видимо, были на работе. Я заметил, что здания здесь, как обычно, стандартные, пятиэтажные, недавно выкрашены в блекло-красный цвет, краска выглядела еще новенькой.
Мы подошли к зоне, обнесенной колючей проволокой, за которой виднелись несколько точно таких же стандартных зданий. Охранники предъявили что-то у входа, меня провели вовнутрь. Действительно, нормальные общинные здания, тоже свежевыкрашенные, только разве с той разницей, что на балконах и окнах — никаких занавесок или горшков с цветами, окна во многих местах забраны решетками.
В одно из этих зданий мы вошли. Дальше потянулась довольно нудная процедура. Я еще ни разу ее не проходил, но почему-то она показалась мне знакомой и даже будто привычной. Меня раздели, отсканировали номер, обыскали, потом снова велели одеться. В следующей комнате человек в форме Хранителя расспросил меня: имя, номер, община, год рождения, специальность, причина побега... я отвечал на все вопросы, тем более, что о друзьях Хранитель вообще ничего не спросил. Да и чего скрывать-то? Я не настолько наивен, чтобы надеяться отсюда убежать.
К тому же все эти вопросы были пустой формальностью: как только сняли мой номер, остальное легко можно узнать из сетевой базы данных.
Мне даже не было страшно... хотелось спросить, не здесь ли Арни, но спрашивать, разумеется, было бы очень глупо. Думаю, если бы прямо из этого кабинета меня повели на расстрел, у меня даже ничего не шевельнулось бы внутри.
Мы с охранником поднялись на четыре этажа выше, он открыл передо мной одну из камер. Я шагнул вовнутрь. И тотчас же увидел Арни.
Он лежал на низеньких нарах на животе, подогнув под себя ноги. Куртка валялась рядом, а рубашка вся промокла, потемнела и прилипла к спине. Несколько секунд спустя я сообразил, что это кровь. Его били тут без меня.
Время уже, наверное, послеобеденное. Я шел по лесу довольно долго.
Хрип был не очень громкий, но слышный. По крайней мере, он жив. Я подошел и хотел тронуть Арни за плечо, но побоялся задеть раны. Да и стоит ли его будить сейчас... ведь он спит — или без сознания, иначе он бы обернулся на звук.
Пусть отдохнет пока. Раз уж смог заснуть... в нашем положении сон — лучшее времяпрепровождение.
Я просто сел на другие нары, стоявшие у противоположной стены. Камера была крохотной, проходец между нарами всего локтя с полтора. Не проход, а протиск.
Подумав, я накрыл Арни курткой. Лучше, когда тепло... На затылке его белые волосы тоже слиплись от крови. Господи, да что же с ним делали все это время.
Я тоже повалился на нары. Раз уж не запрещают, лучше полежать. Незаметно для самого себя я заснул.
Проснулся от шороха рядом.