- К вашим услугам. Позвольте узнать ваше имя, командир!
- Франкер, также готов служить вам. Не прикажете ли передать от вас что-либо в Занзибар или в другое место?
- Нет, ничего особенного. Вот если бы я мог подойти к вам, то с удовольствием передал бы вам ящик шампанского.
- Благодарю за намерение и благополучного пути!
- И вам тоже!
С обеих сторон начали махать платками, посылать приветствия руками, прощаться.
Колетта положительно успела влюбиться в двух молодых блондинок, стоявших у решетки около лорда Ферфильда, которые ни на минуту не переставали ей улыбаться и махать платками, прельщенные, в свою очередь, ее красотой.
При отъезде ни те, ни другие не вытерпели и стали посылать воздушные поцелуи, между тем "Лили" переменила галс и взяла прежнее направление на юго-запад. Долго еще виднелся улетающий силуэт красивой яхты. Наконец она превратилась в мелькавшую точку и совсем скрылась. Тогда все пришли в себя и начали сообщать друг другу о своих впечатлениях, и только теперь заметили, что господин Брандевин был чем-то очень недоволен и взволнован. Краснее, чем обычно, со взъерошенными волосами, откинув левую руку назад, он, взявшись за шляпу, неистово кланялся вслед уходящему судну.
- Что это он?! - воскликнул Генрих Массей, удивленный его жестикуляциями.
- Он не переставал ни на минуту во время нашей беседы проделывать эту гимнастику! - сказал Жерар, имевший своеобразную способность видеть одновременно, что делается перед его глазами и за его спиной.
- Кому это он? - удивился Массей. - Он никак совсем ошалел!
- Вы, кажется, чему-то очень радуетесь, господин Брандевин, - вежливо обратился к нему капитан. - Не правда ли, какое у нас сейчас было приятное зрелище? Как хорошо устроена эта "Лили", просто наслаждение для моряка полюбоваться ею! Но я не знал, что вы такой знаток в этом деле.
- Я? Нисколько!.. Хотя, по правде сказать, я давно мечтаю завести собственную яхту, которой я бы сам командовал…
- Вот как? - не удержался от улыбки господин Массей, вспомнив страшные конвульсии этого человека при всяком незначительном волнении моря.
- Есть вещи просто невероятные! - возразил тот, выпрямившись. - Если есть средства, сударь, отчего же и не позволить себе этой роскоши?
- Конечно, отчего же, - вежливо ответил Массей, которого очень забавляло хвастовство марсельца. - Так вы, значит, увидев портрет вашей будущей яхты, так радостно приветствовали и раскланивались с "Лили"?
- Нет, сударь, - ответил Брандевин с достоинством. - Я кланялся своим знакомым.
- А! - сказал капитан, заметивший про себя, что эти поклоны остались без ответа. - Вы знаете лорда Ферфильда?
- Да, знаю; а также и его мать, вдову, леди Ферфильд, а равно и его сестру Феодору, - вы, наверное, заметили эту молодую особу, всю в белом, с большим красным зонтиком; а барышни, которые стояли около лорда Ферфильда, - его двоюродные сестры-близнецы мисс Амабель и мисс Миллисента Мовбрей; маленький же господин, рыжий, с цветком в бутоньерке, это - Альджернон Гиккинс, зять лорда Ферфильда. Скоро исполнится десять лет, как он женился на леди Феодоре. Она в то время была замечательной красавицей. Весь Лондон был у ее ног, и все были уверены, что она променяет имя Мовбрей только разве на корону маркизы или герцогини. И что же! она предпочла простого пивовара, да, сударь, такого же коммерсанта, как я!
- Но, быть может, этот коммерсант обладал особенными достоинствами? - спросил капитан, рассмеявшись.
- Конечно, громадным состоянием, сударь! Неужели вы думаете, что такая особа, как леди Феодора, согласилась бы выйти замуж за первого встречного без разбора?
- Однако вы действительно хорошо знаете их всех! - удивился господин Массей.
- Еще бы мне их не знать! - обрадовался Брандевин. - Я прожил шесть лет под одной кровлей с этим семейством; я знал покойного лорда, замечательную личность, высокого, сильного, такого же красавца, как я, - совсем не то, что его тщедушный сынок. И любил же он вкусно поесть…
- Но, - вскричал капитан, который, как истинный моряк, привык к откровенности, - что же вы там делали в этой стране… в их среде?
- Я служил у лорда Ферфильда поваром! - сказал с гордостью Брандевин. - И позвольте вам сообщить, господа, если вы этого не знаете, что у англичан в доме нет более почетного звания. С лакеями, камеристками и ключниками говорят отрывистыми фразами, высокомерным тоном, которого французский служитель не мог бы вынести. Я не говорю уже о мелких сошках - с ними и вовсе не разговаривают. Но повар - дело другое. Перед ним все тают. Милорд никогда не проходил мимо меня, чтобы не сказать мне ласковым голосом: "Какое прекрасное утро, Брандевин!" или: "Скверный день!". Тот, кто знает этих людей, может подтвердить, что это была большая милость. Что же касается миледи, то, когда она звала меня на какое-нибудь важное совещание, приглашала меня сесть возле себя, - да, возле себя, - это та высокая и толстая дама, которую вы там видели, разряженная и размазанная, как… как Савская царица!.. "Сядьте вот тут, господин Брандевин, - говорила она мне слащавым голосом, - и скажите мне, вполне ли вам хорошо у нас?". И только после таких вежливых фраз мы приступали к вопросу об обеде.
Видно было, что бедный повар рассказывал сущую правду, и эта черта англичан хорошо известна, а потому все и заинтересовались его рассказом.
- Да, да, - сказал капитан, - я видел эту даму: эта особа пожилых лет не выходила из-за чайного стола и даже не соблаговолила посмотреть на нас. Жаль, что она не видела ваших поклонов.
- Она их прекрасно видела, но сделала вид, что не замечает меня! - вздохнул Брандевин с обидой. - Миледи "срезала" меня, по их выражению. И, однако, уверяю вас, что не один раз, а по крайней мере двадцать раз она мне повторяла: "Господин Брандевин, вы настоящий артист!" Однажды, я как сейчас помню, их должен был посетить важный князь, и милорд лично просил меня употребить все мои старания. Я придумал все, что мог: работал, соображал день и ночь; но зато и стол оказался на славу!
- Вы превзошли самого себя, господин Брандевин, - объявила хозяйка. - Мы главным образом обязаны вам хорошим расположением духа его сиятельства во время его визита!.. И вдруг теперь она меня "режет"!
- Но, может быть, эта дама не узнала вас? - вмешался доктор Ломонд, тронутый благородным негодованием несимпатичного Брандевина.
- Нет, нет, сударь; я их хорошо знаю, этих англичан. Пока им нужны были лакомые блюда, они находили достаточно любезностей для меня; теперь же, когда им больше нечего рассчитывать на меня, они не хотят знать меня. Такова жизнь! - решил Брандевин.
- Если они действительно так думают, тем хуже для них! - возразил доктор. - Но мне кажется, что вы судите их слишком строго.
- Господин доктор, хотя вы и очень талантливый человек, но вам не пришлось изучить этих людей, как мне. Да, да, можно смеяться: Брандевин воображает, что знает Англию, потому что он жил шесть лет в кухне… Но я утверждаю, что кухня - самое лучшее место для наблюдений, и серьезно посоветовал бы тем, которые приезжают туда с целью изучить нравы страны, заглянуть в кухню!
- Да, господа, - продолжал бывший повар, воодушевляясь, - я знал этих журналистов, репортеров и "интервьюеров", которые берутся изучать и описывать народ между приездом и отъездом увеселительного поезда; в общем в два с половиной дня! У меня даже есть такой племянник, страшный шалопай, бумагомаратель. Я видел его за работой: он приезжает, останавливается в Лейчестерском сквере, где встречает одних французов; затем объезжает лондонские кварталы, забегает ко мне на минутку, садится опять на пароход, не обменявшись ни с кем ни одним английским словом; после чего он рассказывает своим читателям о том, как поживают по ту сторону Ла-Манша! Дай-ка мне лучше перо, - не раз говорил я ему, - если твоя статья и будет не совсем гладко написана, зато в ней прочтут правду!
- Мерси! - отвечал мне племянник, - мне это не годится. Какое мне дело, правдивы ли мои описания или нет. Все, что мне нужно, это преподнести моим читателям тот соус, которого они ждут. Вы, дядя, повар, а потому сами должны знать, что в этом вся суть. А так как я не дурак, то и мои впечатления о путешествии настрочил заранее до отъезда; так спокойнее, я был уверен, что написал то, что требовалось, и в нужном объеме!..
- Верьте после этого тому, что вы читаете в газетах!.. - заключил Брандевин, удаляясь, чтобы возобновить прерванную партию в домино.
- Этот человек неглуп и наблюдателен! - заметила мадам Массей.
- Вот уж никак не ожидал, что под такой грубой оболочкой скрывается философ и моралист! - добавил ее муж.
- Да это алмаз в грубой оправе! - воскликнул Генрих Массей.
- Из чего следует вывод: не спешить судить о людях по наружности, - добавил доктор. - Вот человек, который своими выходками в походном театре нашего "Дюранса" произвел на всех самое неприятное впечатление. И что же! Очень возможно, что если бы с нами случилось несчастье, Брандевин оказался бы одним из первых, кто пришел бы на помощь.
- О! доктор! - запротестовал Жерар, - как вы можете так говорить?
- Ну, представьте себе, Жерар, что мы, подобно Робинзону, выброшены на необитаемый остров; все наше образование, приобретенный лоск окажутся совсем непригодными; представьте себе, что нам пришлось бы вновь осваивать и открывать все завоевания цивилизации? Тут природные качества каждого из нас проявились бы с необыкновенной силой, а также и Брандевин показал бы свои качества.
- Это совершенно верно, - сказал Массей. - С его здравым смыслом, его геркулесовой силой и умением состряпать кушанье из найденных трав и раковин на пустынном острове, Брандевин был бы очень полезным товарищем при крушении.