- Может, и откроют, - согласился Юрко, но сделал вид, что это ему безразлично: даже закрыл глаза и стал покусывать какую-то травинку.
- А я поеду в Ковель.
- С ума сошла?
- Как видишь... - Девушка засмеялась будто бы беспечно, однако какое-то напряжение чувствовалось в ее смехе.
- Что ты не видела в Ковеле? - Юрко быстро поднялся, сел, положив руки на плечи Катре, и заглянул ей в глаза. - Что?
- Пойду в школу.
- А в Подгайцах?
- Здесь только семь классов, а я - в восьмой.
- Так над тобой же будут смеяться: семнадцать лет - в восьмой...
- Пусть смеются, все равно буду учиться. А потом во Львов...
- Катруся, - вдруг сказал Юрко жалобно, - и ты хочешь бросить меня?
- Давай вместе.
- Не могу, - покачал головой, - у меня долг.
- Отец говорил: кто из бандер добровольно сдается, большевики прощают.
- Так я и поверил...
- В Подгайцах на сельсовете воззвание...
- На сельсовете? - удивился Юрко. - Сорока им пропишет воззвание!
- Красные немцев добьют и за вас возьмутся.
Юрко безвольно махнул рукой. Честно говоря, он и сам так думал, но что поделаешь? Уйти от Сороки страшно: оуновцы лютуют, предателям, говорят, нет пощады. Сидел насупившись, затем решительно вскочил, вытянулся и произнес:
- Ты, Катруся, подожди. - Протянул руку, привлек ее к себе - высокий, сильный, стройный. - Подожди неделю, я вернусь, и мы все решим.
Девушка положила руки ему на грудь, подняла глаза, обожгла голубизной, и Юрко утратил всю свою решительность. А она взлохматила ему русый чуб и тихо засмеялась.
- Глупый еще, - прошептала. - Надо решать: останешься с Сорокой или со мной?
- С тобой, - сказал Юрко, - только с тобой.
Засмеялась счастливо и прижалась к парню.
- Ну не могу же я... - произнес просительно Юрко. - Ведь мы договорились, и я не хочу нарушать слово. Мужчина я или нет?!
- Куда идете?
Юрко забыл о наказе сотника, да и какие могут быть секреты от любимой?!
- В Квасово.
- Это где?
- Далеко, сто верст.
- Зачем? - посуровела Катря. - Я не хочу...
- Ты же знаешь, у меня руки чистые.
- Что за акция?
- Надо встретить кого-то... - неопределенно ответил Юрко. Подумал немного и добавил: - Если через неделю не вернусь, езжай в Ковель.
- А ты?
- От Квасова до Ковеля ближе.
- Отыщешь меня у тети. Песчаная улица, семь.
- Песчаная, семь, - повторил Юрко. - Через неделю жди меня.
4
Майор Бобренок с удовольствием стянул сапоги и, пока Толкунов влезал на дерево, дал передохнуть ногам. Смотрел, как ловко поднимается по дубу капитан, наконец тот дотянулся до белого лоскута, снял его с острой сломанной ветки осторожно, словно это был не простой шелк, а мина замедленного действия. Толкунов сел верхом на толстенную ветку, разгладил кусок материи на колене и только после этого сказал:
- Он, голубчик... Настоящий немецкий парашютный шелк.
Бобренок ничем не выразил своей радости, хотя известие в самом деле было приятным. Стало быть, они не ошиблись, и первый след наконец обнаружен.
Майор заученно бросил взгляд на часы. Восемь часов тридцать четыре минуты. Посты противовоздушной обороны впервые засекли немецкий самолет в два часа ночи, а через шесть с половиной часов у них уже появилось первое подтверждение того, что самолет выбросил парашютистов. Неплохо, даже очень неплохо, иногда такой поиск затягивается на сутки, а то и больше.
Пока Толкунов спускался с дуба, Бобренок аккуратно перемотал портянки и обулся. Взял у капитана кусок шелка, внимательно разглядел:
- Парашют зацепился за сук, пришлось дергать. Вот и оборвали.
- Или оборвал, - уточнил Толкунов.
- Да, может, он был и один, - согласился Бобренок. - Во всяком случае, не повезло ему... - Огляделся вокруг. Действительно, если бы парашютист спустился на несколько метров в стороне от дуба, попал бы на полянку. На рассвете выбрал бы подходящее место, закопал парашют - и ищи его в этих лесах хоть целую неделю.
Но один ли парашютист? Немцы, как правило, забрасывают группы из трех - пяти человек. Диверсанты или шпионы со взрывчаткой, рацией, оружием... Правда, на этот раз мог быть и один. Полковник Карий говорил, что из разведывательных данных стало известно: немцы готовят какую-то важную акцию в зоне расположения тылов армии. Приблизительно на линии железной дороги Сарны - Маневичи - Ковель... Тут одному не справиться. Если, конечно, это диверсия. Шпиону тоже трудно одному - с рацией хватает хлопот. Хотя может иметь явки, связных, оставленных здесь во время отступления.
Однако что бы ни было, их надо искать. Другого выхода нет - только искать. Осмотреть каждый квадратный метр вокруг, и не только вокруг - весь лес. Диверсанты не могут не оставить следов, должны ведь закопать где-нибудь парашюты...
Толкунов мрачно посмотрел на майора.
- Разойдемся? - предложил хмуро.
- Разойдемся, - согласился Бобренок и положил в сумку парашютный лоскут. Топнув правой ногой, проверил, хорошо ли обернул портянку, достал карту. - Ты возьмешь этот квадрат, - очертил на карте, - будем двигаться в направлении Жашковичей, встретимся, если ничего не случится, в одиннадцать на дороге - третий километр от Жашковичей.
Шел Толкунов устало, засунув пальцы за ремень, добротный, почти новый. Капитан раздобыл его вместе с портупеей у какого-то интенданта. Кобуру, правда, не сменил - повесил на новый ремень старую и потертую, с обыкновенным офицерским ТТ. Большинство разведчиков отдавали предпочтение наганам, но Толкунов не расставался со своим ТТ. С ним он пришел в Смерш - пехотный лейтенант, командир взвода, которого приметил полковник Карий.
Капитан уже исчез в кустах, и Бобренок медленно двинулся в обход поляны. Вряд ли здесь закопан парашют: трава и цветы нигде не примяты - майор сразу увидел бы следы человека на поляне.
Обойдя колючие кусты, Бобренок вышел к небольшому оврагу, дно которого заросло папоротником, а песчаные склоны - кустарником. Неплохое место для тайника. Майор двинулся по дну оврага, но не обнаружил никаких следов и, только выбираясь наверх, заметил что-то беловатое. Бобренок остановился: неужели еще один парашютный лоскут? Приблизился к нему сверху, чтобы ничего не вытоптать вокруг.
На траве лежал кусок бинта, грязная марля, и кровавые пятна проступали на ней. Человек, пользовавшийся бинтом, нашел укромное место - трава низкая, будто скошенная, сидя на такой, не оставишь следа. Наверно, человек присел на бугорок, спустил ноги. И раненный... Майор понюхал повязку: еще не выветрился запах лекарства.
Бобренок спрятал бинт в сумку. Теперь надо найти следы. Сделал большой круг и ничего не заметил. Второй, третий - и наконец его настойчивость была вознаграждена: след четко просматривался в низине, поросшей мхом, - влажный грунт осел под ногами человека, обутого в сапоги, это майор знал сейчас абсолютно точно. Шел человек из леса на дорогу, поскольку метрах в трехстах пролегала проселочная дорога к большому селу Жашковичи. А из Жашковичей рукой подать до шоссе на Маневичи.
Вдруг Бобренок даже свистнул от неожиданности и опустился на колени прямо на сырой мох, забыв, что может запачкать совсем новые галифе. Правый след вырисовывался четче, был глубже левого чуть ли не на сантиметр, а это значило: человек хромает. Итак, мужчина ступал на левую ногу осторожно, перенося всю тяжесть тела на правую. Из этого следовало...
Майор почувствовал, как запылали у него щеки. Да, из этого следовало, что человек поранил или вывихнул левую ногу: неудачно приземлился, парашют запутался в дубовых ветвях, диверсант обрезал стропы и упал. Могло так случиться? Какое это имеет значение, главное - надо искать хромого человека.
До одиннадцати оставался еще час. Бобренок дошел до проселка и, поняв, что хромой направился к Жашковичам, повернул назад. Наверное, диверсант еще до выхода на проселок спрятал парашют, и, может, удастся найти его.
Целый час майор шарил в кустах, осматривая укромные участки леса, однако сегодня фортуна уже отвернулась от него. Он опоздал к условленному месту на пять минут. Толкунов уже поджидал его - сидел на обочине дороги и смотрел осуждающе: привык к точности и даже пятиминутное опоздание считал разгильдяйством.
Не обратив внимания на укоризненный взгляд Толкунова, Бобренок спросил:
- Ну что?
- Ничего, - мрачно ответил Толкунов. - Я обыскал каждую кочку, - ударил ребром ладони по колену, - и ничего. Проклятие какое-то...
Майор присел рядом, достал из сумки бинт и, еще раз понюхав его, протянул Толкунову.
- Где? - сразу понял тот.
- Метрах в трехстах от дуба. Перевязывал ногу.
- Почему именно ногу?
Бобренок высказал свои предположения, и лицо капитана просветлело.
- Надо расспросить людей в Жашковичах, может, кто-нибудь видел хромого. - Толкунов встал легко, словно отдыхал не пять минут, а по меньшей мере час. - Пошли в село.
Бобренок внимательно наблюдал за дорогой, стараясь обнаружить знакомые следы, но безрезультатно. Совсем недавно в Жашковичи проехали возы с сеном, его клочья виднелись на обочине дороги.
Село показалось неожиданно, первая хата стояла среди леса, и только за ней деревья были выкорчеваны - там виднелись огороды. Крытая щепой, срубленная из старых, потемневших бревен, хата казалась меньше, чем была на самом деле, выглядела какой-то печальной, будто тосковала о чем-то. Крыльцо перекосилось, щепа на крыше замшела, калитка скривилась и стучала на ветру.