- Товарищ командующий, разрешите доложить! Вверенный мне отряд несет службу в усиленном режиме. По данным наблюдения, немецкие войска продолжают наращивать свою концентрацию. В ряде мест отмечаются крупные скопления войсковой техники…
Командарм остановил его:
- Ты попроще излагай, своими словами. Что твои бойцы подметили нового?
- Мои бойцы подметили, что если раньше немецкие погранцы отвечали на наши приветствия, то теперь перестали. Вывод: либо это не погранцы контролируют границу, либо они резко на нас озлобились.
- А сам-то как думаешь?
- Думаю, что это армейские патрули, которые не знают обычаев границы. А пограничников с линии сняли.
- Ну, вот, вот это уже информация. Есть над чем подумать…
И все трое вскинули свои бинокли на запад.
Попов и Коробов стояли рядом… Жаль, никто не снял их в этот момент, поскольку оба стояли на пике своей судьбы. Коробов рассматривал эти дали в последний раз. А Попов еще вернется сюда спустя три года. Его войска будут освобождать в июле 1944-го и Брест, и Крепость, и всю Польшу. И если сейчас он недоумевает, почему не его поставили на 4-ю армию, а Коробова, у которого боевых заслуг намного меньше, чем у него, буденовского рубаки, то потом будет радоваться, что эта горькая чаша его миновала, что именно на Коробова обрушится карающий меч, а он еще станет и генерал-полковником, и Героем Советского Союза, и заместителем командующего фронтом. А потом тихо-мирно доживет в Москве до преклонных годов и будет с почестями погребен на главном советском пантеоне - на Новодевичьем кладбище. А у Коробова и могилы не будет… Но пока они стояли вместе на крыше Тереспольской башни и ждали недолгого уже судного дня.
Коробов первым опустил бинокль и отправился вниз. На третьем этаже генералов поджидала молодая женщина, которая столь неурочно выставила таз с бельем.
- Товарищ командующий, вы уж простите за беспорядок - сами видите в какой тесноте живем!
- В тесноте, да ведь не в обиде?
- Да на кого ж обижаться?! Мы тут дружно живем. А заходите к нам! У нас обед поспел. Вы же, наверное, голодные с дороги! А у нас борщ горячий, котлеты подошли!
Коробов усмехнулся, посмотрел на Попова:
- Ну, что, Степаныч, пойдем в гости?
- Ишь, бойкая какая? - удивился комкор. - А муж-то у тебя где?
- Муж мой старший лейтенант Трошкин на службе сейчас. Вот не знаю, придет ли к обеду…
- Вот так вот! - засмеялся Попов. - Муж на службе, а ты чужих мужиков зазываешь!
- Да какие ж вы чужие? - изумилась женщина. - Вы ж наши родные отцы-командиры!
- Улестила! - довольно покачал головой Коробов. - Идем, Степаныч, чуешь, как борщом-то пахнет? Снимем пробу. Посмотрим, чем тут наших командиров кормят.
- А хорошо мы их кормим! - сепетила молодайка. - Не жалуются. Вот сюда проходите. Вот тут можно и ручки помыть…
Никогда раньше Коробову не приходилось бывать в таких крошечных комнатках: три шага налево, три шага направо. На небольшом - почти вагонном столике - уместились две тарелки и кастрюля с ароматным красно-золотистым борщом.
- Может, по рюмочке примете? У меня есть! - заговорщицки предложила хозяйка.
- Ты что ж это, кума, высший комсостав спаиваешь?! - делано рассердился Попов.
- Сто лет не пей, а перед борщом хоть умри, но на чарку займи. Наливай! - распорядился Коробов.
- И то верно, - согласился Попов. - Ну, уж давай и ты тогда с нами, застрельщица!
Застрельщица и себе рюмку налила.
- За что пьем? - спросил командарм.
- А за то, чтоб войны не было! - тихо сказала женщина и осушила рюмку до дна.
На обратном пути Коробов подбросил Попова на улицу Леваневского в штаб корпуса. Прощаясь с ним, тихо сказал:
- Выводи войска из Крепости под любым предлогом. По роте, по батарее, но каждый день - в поля, на полигоны, в лагеря…
- Так у меня и так обе дивизии рассредоточены. В Крепости по батальону от полка осталось, не больше.
- И их выводи. Нечего им там делать. Пришли мне график вывода, я подпишу.
- Есть!
- Ну, бывай!
Обнялись и расстались. Навсегда.
Глава восьмая
"Эстонцы" действуют в Бресте
Заветную телеграмму привез на старом побитом велосипеде небритый дядя в темно-синей фуражке с молниями Наркомата связи. Ее принял сам Алекс. Расписался и тут же вскрыл бланк: "…Вызываю на переговорный пункт сегодня в 20 часов. Соня".
До начала действий оставалось шесть часов.
- Ну, наконец-то! - радостно вздохнул Синягин. - А то засиделись тут в гостях…
Все переоделись в военную форму НКВД. У молчаливых "эстонцев" были петлицы рядовых, Алекс сразу же стал "старшим лейтенантом" войск связи, а Синягин долго примерял перед карманным зеркальцем синеверхую фуражку с красным околышем. Проверил ребром ладони кокарду, то бишь красную звезду, по центру переносицы, сплюнул, снял фуражку, перекрестился на крест оконной рамы:
- С Богом!
Электростанция, снабжавшая Брест энергией, находилась в сорока километрах от города - в Кобрине. Добраться туда на мотоцикле можно было от силы за час. Алекс сел за руль, Синягин в коляску, а один из бойцов - рыжий - угнездился на заднем сиденье. Черноволосый "эстонец" открыл ворота двора и помахал им вслед. Синягин, придерживая на коленях полевую сумку с маленькой, но мощной миной, с любопытством разглядывал горожан. Так вот они какие - Советы. Впрочем, ничего советского в облике брестчан не было. Большей частью они были одеты в пиджаки и платья, кепи и шляпки еще с "польского часу". Не спеша, фланировали по плиточным тротуарам, наслаждаясь теплым субботним вечером. Среди них мелькали и фуражки военных, которых тоже было немало на улицах Бреста. Красноармейцы, уволенные до полуночи, держались по двое-трое, лузгали семечки, ели мороженое, зазывали девчат на танцплощадку.
Неширокая шоссейка, обсаженная по обе стороны аллеей лип, тополей и каштанов, быстро стелилась под переднее колесо мотоцикла. Благополучно проскочили Жабинку.
Алекс остановил мотоцикл у железных ворот электростанции. Все трое вошли в проходную. За оконцем сидел пожилой вохровец с красным лицом и седыми усами. Увидев военных, он привстал.
- Кто начальник караула? - строго вопросил его Алекс.
- Я начальник… - растерялся охранник. - Максим Демьянович Калещук.
- Значит так, Максим Демьянович, ввиду особого положения в приграничном районе электростанция как объект особой важности переходит под охрану НКВД. Ясно?
- Зрозумяло… А мы як же-шь?
- А вы сдавайте объект и по домам до понедельника. В понедельник ваше начальство даст вам новые объекты. Сколько людей на вахте?
- Да мы со Стефаном. Тольки Стефана я отпустил уже… - смущенно признался вохровец. - Приболел трохи.
- Ну, вот и хорошо. Передавайте товарищу капитану документы - и до понедельника свободны!
Дед засуетился, снял ремень с наганом и положил его в железный ящик, оттуда достал замызганную папку с документами - передал ее капитану. Распрощался и был таков.
Синягин пожал Алексу руку - все было сработано в самом лучшем виде. Теперь Алексу предстояло забрать оставшегося в доме второго бойца и ехать под Жабинку на линию связи. Им предстояло свалить дюжину телеграфных столбов и вырезать сотни метров проволоки. Город должен был остаться без связи и без электричества…
Синягин прошел в агрегатный зал электростанции. Здесь стоял истошный гул вращающегося металла. Латунный кожух генератора мелко сотрясался от напряженной работы - шел пик вечернего потребления электроэнергии - и точно так же била дрожь и Синягина: наконец-то пришел его час, его пик, наконец-то и он сможет сделать свой реальный вклад в дело победы над большевизмом! Он покосился на портрет Ленина, висевший над пультом: "Ну, ничего, сейчас ты слетишь оттуда, как дохлый таракан!" Дежурный инженер - тощий пожилой еврей с лицом, покрытым сетью глубоких морщин, - встревоженно поднялся навстречу капитану.
- Чем могу служить? - крикнул он, стараясь пересилить гул генератора.
- Капитан Травкин. НКВД, - сухо представился Синягин.
- Сменный инженер Лейбович.
- Товарищ сменный инженер, находились ли здесь сегодня посторонние лица?
- По-моему, никого посторонних не было, - неуверенно пожал плечами Лейбович, - только обслуживающий персонал.
- К нам поступили сведения, что на электростанции готовится диверсия.
- Ой, да не дай бог!
Втроем - вместе с пожилым электриком - они стали осматривать машинный зал.
- А это что за дверь? - толкнулся Синягин в закрытую подсобку.
- Чулан. Ветошь храним, инструменты…
- Откройте!
Пока рабочий бегал за ключами, а Лейбович осматривал пожарный щит, "капитан" открыл фидерную коробку и сунул туда "апфелькухен". "То, что надо! - одобрил он свой выбор. - Рванет фидер - станция обесточится минимум на сутки. А там…" А там ее введут в строй уже немецкие специалисты.
Тем временем открыли подсобку и, конечно же, ничего подозрительного в ней не нашли.
- Ладно! - сказал "капитан". - Будем надеяться, что предупреждение оказалось ложным. Работайте! В случае чего - позвоните мне по телефону. Запишите: 12–34.
Лейбович обрадованно кивнул и поспешил к своему пульту. Синягин посмотрел на часы: мина взорвется через тридцать минут… Он еще раз посмотрел на лысого вождя и с удовольствием представил, как портрет сметет взрывом.