- Со времени твоего отъезда Феликс стал большим любителем турниров. Верно, Феликс? Вот только демуазель не желает платить за снаряжение.
- Это все детали, - возразил Феликс. - Мужчине ни к чему никакое снаряжение, чтобы показать, на что он способен. Никаких дубинок, да, Клаас? Может, на мечах? Или с тупыми копьями, если ты способен удержаться в седле? Способен?
- Спроси об этом Томаса - обычно он тащит меня волоком полпути, а затем перекидывает через седло, как только лошадь перестает хромать. А кто тебя учит турнирному делу?
Серсандерс улыбнулся.
- Если сумеешь заставить Феликса сказать тебе это, то узнаешь куда больше, чем известно нам. Он нашел какого-то учителя в Лувене. Единственная проблема - это деньги. Так что теперь смысл ясен - если Карнавал принесет ему богатого отчима, то плевать, кто это будет. Не так ли, Феликс?
- Удэнен, - предположил Клаас. - Я всегда это говорил. А Феликс может взять в жены его дочь. Колард, ты зачем нам махал?
- Что? - переспросил Колард, который уже погрузился в глубокие раздумья над очередным пергаментом.
- Ты нам помахал рукой, - терпеливо повторил Серсандерс.
- Да, помахал, - подтвердил Колард. - Должен был передать, что твой дядя хочет тебя видеть. И Клааса тоже, если он привез письма Он у Джованни Арнольфини.
- Колард, - окликнул его Клаас. - Мы здесь были целый час, или даже два.
- Я не возражаю, - отозвался тот. - Но уже все равно почти ничего не осталось. Это правда. Так что вам лучше идти.
- Может, и впрямь нам лучше уйти, - подтвердил Серсандерс. - Клаас?
Тот кивнул.
- Да, иду. Феликс?
- Что? - Феликс открыл глаза.
- Так что же с твоими сестрами на завтра? Ведь матушка просила, чтобы именно ты сопровождал их на Карнавал, не так ли?
- А я велел, чтобы ты сам взял их с собой, - заявил Феликс, приоткрывая глаза чуть шире. - Ты же не собираешься сделать вид, что можешь отказаться?
- Феликс! - воскликнул Серсандерс. - Это несправедливо, и твоей матери это не понравится. Она…
- Ей придется смириться. Больше все равно никого нет.
Феликс пожал плечами.
- Удэнен, конечно, был бы счастлив помочь, но он последний, к кому она обратится, слава Богу. Есть еще Хеннинк, но даже Клаас, вы согласитесь, будет лучше, чем он. Даже, несмотря на его физиономию. Во что это ты, кстати, ввязался?
- На меня напал дикобраз, - коротко ответил Клаас. - Ладно, я возьму девочек, при одном условии. Ты сам скажешь матери, что попросил меня, и получишь от нее согласие. Иначе я слягу с чумой.
- Ты сам - чума, - заявил на это Колард Мансион. - Отойди, ты загораживаешь мне свет.
* * *
На улице они расстались. Феликс с Бонклем отправились дальше искать развлечений. Клаас с Ансельмом Серсандерсом двинулись на запад к рыночной площади, а затем на север - к консульскому особняку лукканцев, где проживал богатый торговец Арнольфини, принимавший сейчас у себя дядю Серсандерса, элегантного Ансельма Адорне.
Поспешить им никак не удавалось. Снег перестал идти и превратился в грязь цвета сепии под ногами многочисленных ремесленников, направленных городом и гильдиями, чтобы украсить площадь, ратушу, звонницу и все основные здания в центре, готовясь к завтрашнему масленичному карнавалу.
Приставные лестницы перегораживали улицы и торчали из-за углов. Повсюду теснились повозки с бумажными фонариками. На площади установили павильоны, где будут держать угощения для участников лотереи, а потом и для карнавальной толпы. Шатры то и дело падали, и их натягивали вновь и вновь. Сквозь этот гомон и суету пытались пробиться городские герольды, чтобы во всеуслышанье объявить новости: кто разорен, кто умер, кто женится и кто нуждается в кормилице. Любопытные новости, если бы кто-то мог их расслышать.
Мастеровые с флагами вбивали гвозди для вымпелов, живописцы рисовали, подводы с кувшинами вина и пива с грохотом перемещались от таверны к таверне, влекомые разнаряженными лошадьми, украшенными перьями. Стайка вопящих сорванцов гналась за двуногим бочонком, где некогда было пиво, а теперь помещался Поппе, торговавший в пост имбирем, который за свою провинность был вынужден оказаться на улице в таком виде.
Ансельм, по доброте душевной, походя бросил в него снежок, тем самым смыв со лба яичный желток, после чего они с Клаасом остановились покидаться снежками в прядильщика Виткина, который стоял, привязанный к шесту и обмотанный собственной пряжей, в знак напоминания, что прясть во время заморозков противозаконно.
Обе жертвы в ответ беззлобно выругались. Человек обходит закон, его ловят, он смиряется. В следующий раз тоже самое может случиться с Клайкине, и тогда Поппе и Виткин с удовольствием отыграются. Возможно, не снежками, а навозом.
Нужный им особняк находился на той же улице, что и дом Пьера Бладелена; прямо за биржей, рядом с домом генуэзских торговцев.
В дверях Серсандерсу неожиданно передали дядину просьбу: отыскать кузин Кателину и Марию, которые вместе с братом катались на коньках на канале, и сказать, что отец скоро придет за ними.
Добросердечный юноша, Серсандерс очень любил своих двоюродных сестер и братьев, хотя порой ему было тошно в сотый раз выслушивать рассказы о подвигах их брата Яна в Париже. Но поскольку, кроме добросердечия, ему была свойственна и проницательность, то он удалился без единого слова, оставив Клааса одного.
Вслед за дворецким Клаас прошел по коридорам Лукканского консульства в небольшой дворик, затем поднялся по лестнице и оказался перед троими мужчинами, сидевшими за длинным столом, покрытым богатой тканью. Одним из них был хозяин дома, Джованни Арнольфини, другим - Ансельм Адорне. Третьего он знал лишь в лицо, - Уилли, глава английских негоциантов в Брюгге. Он неподвижно встал перед ними, с легкостью сдержав первоначальный импульс улыбнуться.
- Дорогой мой Клаас! - воскликнул мессер Арнольфини. - Что ты сотворил со своим лицом?
Этот вопрос уже начал его утомлять. Человек недобрый вполне мог бы спросить о том же и самого мессера Арнольфини. Двадцать пять лет прошло с тех пор, как Ян ван Эйк запечатлел это бледное лицо с раздвоенным подбородком и висячим носом, похожим на крыжовник. Джованни Арнольфини рука об руку со своей будущей женой.
Разумеется, монна Джованна до сих пор сохранила свои рыжие волосы, но мессер ван Эйк был мертв, а мессер Арнольфини, судя по виду, мертв наполовину. Прежним осталось лишь зеркало на дальней стене, хотя эмаль оправы явно успели подновить; а также шестилапый посеребренный канделябр над головой, в котором ярко горели свечи.
Мессер Арнольфини и его родичи в Брюгге, Лондоне и Лукке славились изящными манерами. От простого торговца шелком он прошел путь до одного из финансовых агентов герцога Филиппа У него была франшиза на пятнадцать тысяч франков ежегодно с герцогского налога на все товары (к примеру, на английскую шерсть), отправляющегося в Кале и обратно через Гравелин. Он покупал ткани для гардероба французского дофина и одалживал дофину деньги.
- Это был нечастный случай, монсеньер, - коротко ответил Клаас. - Вы хотели узнать новости из Милана.
На умном бледном лице появилась улыбка.
- Новости я знаю из писем, которые ты привез. Нет, я хотел, чтобы мессер Эдвард познакомился с тобой. И у меня для тебя есть распоряжения. Те письма, что ты привез из Италии для монсеньера дофина, должны быть переданы мне.
В этих нескольких фразах содержались четыре важных новости, и начать можно было с любой из них. Но первый шаг был очевиден.
- С удовольствием, монсеньер, - отозвался Клаас. - У монсеньера есть письменное подтверждение?
Оно у него было.
- А доспехи, монсеньер, - осведомился Клаас.
- Доспехи?
Перегнувшись через стол, негоциант пальцем указал на табурет по другую сторону. Клаас уселся.
- Доспехи милорда дофина Прошлогодний подарок от вельможного герцога Миланского. Посланец милорда дофина повез их на север осенью, но был вынужден оставить в Женеве, у ростовщика, чтобы оплатить себе дорогу домой.
- И? - полюбопытствовал мессер Арнольфини.
Оба гостя его внимательно изучали потолочные балки.
- Поскольку у меня с собой было золото, - заявил Клаас, - то я их выкупил. Они лежат в сохранности в особняке де Шаретти вместе с письмами герцога, адресованными дофину. Все это я готов вручить вам немедленно.
- Ты выкупил их на собственные деньги? - изумился Арнольфини.
- Разумеется. По совету месье Гастона дю Лиона, который прибыл в Милан на турнир.
Молчание затягивалось.
Наконец, мессер Арнольфини поинтересовался:
- А что, друг мой Никколо, у тебя имеется и закладной билет?
Разумеется. Он принес его с собой.
- Тогда, - промолвил мессер Арнольфини, - позволь мне, когда ты доставишь мне эти доспехи, возместить все расходы от имени el mio Morisignore el Delphino. А теперь не расскажешь ли нам о тех новостях, которые узнал по дороге? К примеру, о епископе Тернийском, его светлости Франческо Коппини?
- Достойнейший прелат, - кивнул Клаас, - которому доверили собирать деньги для крестового похода его святейшества папы. Во Фландрии, разумеется. Его святейшество уже заявил, что потерял всякую надежду получить помощь из Англии, где свирепствует гражданская война, или из Шотландии, расположенной слишком далеко за пределами Океана. Тем не менее, он уповает на то, что епископ Коппини сумеет добраться и туда тоже.