- Да, может быть, я напрасно не уехал после встречи с Майором, но я думал…
- Этот человек нас убьет, я чувствую, что он вокруг нас рыщет.
- Это все вздор, он о нас и не думает. Я знаю, зачем он в Париже, у него поважнее заботы, но если тебе уж так страшно, то я тебя одним словом успокою: радуйся, мы отсюда уедем!
- Правда? - воскликнула она, в порыве безумной радости. - Когда? Скоро, не правда ли?..
- Завтра или даже сегодня, через несколько часов.
- Как! Что ты говоришь?
- Да я хотел тебе сделать приятный сюрприз, но, чтобы тебя успокоить, я все тебе расскажу. Это дом, со всей обстановкой продан одному крестьянину, который хочет тут устроить ферму, я получил сегодня, то есть, правильнее говоря, вчера, деньги, весь остальной мой капитал с этими вместе отдал моему банкиру, и взамен я взял у него аккредитивы на большую сумму, вот они тут, у меня в портфеле.
- Куда мы уедем? Говори, говори, скорее! - воскликнула она, задыхаясь.
- Сначала в Испанию, если понравится, то мы там и останемся. Мы поедем с первым поездом, который отходит в шесть часов двадцать пять минут… Вот уже бьет три часа, ты бы прилегла немного, а то устанешь.
- Ни за что на свете! Я спать не хочу и все меня в этом доме пугает.
- Ну, как хочешь, посидим, поговорим, время скорее и приятнее пройдет, - сказал он, смеясь…
- Да останемся вместе, три часа скоро пройдут, нам здесь так хорошо!
- Трусиха!
- Да, признаюсь! Я так трушу, что мне по временам кажется, что я слышу шаги по коридору: я знаю что это сумасшествие, я уверена, что это одно воображение, а между тем мне все кажется… Ах! - крикнула она в ужасе, вскакивая с своего места и выказывая самую высшую степень страха. - Вот!.. Берегитесь!.. Вот они!.. О мои предчувствия!..
Жена Себастьяна испустила такой ужасный крик, ее искаженное лицо выражало такой безумный страх, что Себастьян вскочил и повернулся к дверям, держа по револьверу в каждой руке.
Обе двери столовой отворились без шума, и у каждой из них стояли несколько человек.
- А! - заревел Себастьян, целясь в каждую дверь.
Два выстрела раздались, два человека упали.
Но, перескочив через их тела, ворвались другие люди и бросились на Себастьяна.
Он сделал еще два выстрела, но на него разом накинулись несколько человек. Себастьян продолжал стрелять наугад, пока оставались заряды в его револьверах, когда же он выпустил последний, его повалили и скрутили веревками.
Мичела лежала в обмороке на полу.
Бандиты даже не вынули своих ножей, сопротивление старого матроса было таким энергичным и неожиданным, что они не успели за них взяться.
Борьба длилась не более пяти минут. Себастьяна схватили, но его сопротивление стоило жизни троим разбойникам, Ла-Гуан был опасно ранен, а у Кабуло рука была прострелена навылет.
Фелиц Оианди был контужен в голову и казался совершенно одуревшим, хотя рана была легкая.
Только Майор был цел и невредим.
- Черт возьми, - воскликнул Кабуло, приподнимаясь, - вот дьявол-то! Приятнее видеть его в теперешнем положении, чем давеча!
- Да, и я того же мнения, - сказал Ла-Гуан, пробуя улыбнуться. - А ты еще уверял, что он без оружия; спасибо, так угостил, что чуть всех на тот свет не спровадил!
- Признаться, горячо было.
- Да! И мне кажется, что мне тоже не сдобровать… Кабуло… я тоже…
Ла-Гуан упал на пол, закрыв глаза.
Кабуло нагнулся над раненым.
- С ним сделался обморок, - сказал он, - теперь время, а то, пожалуй, еще очнется!.. Бедный Ла-Гуан, жаль мне тебя, да делать нечего! Дружба дружбой, а дело делом! Он приложил хладнокровно дуло револьвера к виску раненого и спустил курок.
- Ну вот и четвертый! - сказал он, вставая. - Этого мне, по правде, жаль, это был старый товарищ!.. Но дело прежде всего!
- Браво! - сказал Майор. - Ты честно заработал свои шесть тысяч франков, друг Кабуло!
- Не считая еще тех денег, которые они получили вперед и которые я у них сейчас отниму; но, если бы нужно было начать снова, то у меня, пожалуй, и духу не хватило бы!.. Да, правду сказать, уж не знаю, от потери ли крови, или от чего другого, но мне кажется, что я сейчас сам упаду без чувств, все кружится у меня перед глазами…
- Ну! Ничего не будет, - сказал ему Майор, - я тебе сейчас перевяжу руку, а пока понюхай этой соли, тебе сейчас лучше станет.
И, вынув из кармана жилетки крошечный флакончик, он подал его раненому.
Кабуло отвернул стеклянную пробку и поднес флакончик к носу.
Майор следил тревожно за его действиями, не спуская с него упорного взгляда.
Едва понюхал Кабуло из флакончика, как вскочил и конвульсивно, со всего размаха грохнулся на пол, даже не испустив крика.
Он умер.
Соль Майора оказалась синильной кислотой.
- Покойной ночи! - сказал Майор, расхохотавшись ужасным смехом. - Этот мошенник был слишком умен, он бы мне стал мешать! Гм! Кажется, теперь тут порядочно просторно стало, - прибавил он, оглядываясь кругом и растирая каблуком флакончик в порошок.
Считая его, оставались еще четыре человека в живых. Пятеро были убиты.
В числе живых были: во-первых, Мичела, все еще без памяти лежавшая на том же месте, где она упала, потом Себастьян, мрачный, молчаливый, связанный и привязанный к стулу, на котором сидел, и, наконец, Фелиц Оианди.
Последний стоял в отдаленном углу комнаты и глядел вокруг себя бессмысленным взором.
Им овладел безотчетный, безумный страх, зубы его стучали, все тело нервно дрожало.
Майор посмотрел на него пристально и пожал презрительно плечами, не сказав ему ни слова. Затем с возмутительным хладнокровием он нагнулся по очереди к каждому валявшемуся трупу и, убедившись, что смерть вступила в свои права, стал шарить в их карманах, забирая у каждого те деньги, которыми так щедро их наделил.
Это делалось не из жадности. При огромном богатстве Майора эти несколько тысяч франков не могли представлять в его глазах ни малейшего интереса, но он не хотел, чтобы полиция знала, что эти люди попали в этот дом за вознаграждение, и постарался, насколько возможно, скрыть следы.
Окончив это дело, он выпрямился, и страшный огонь блеснул в его глазах. Он подошел к бывшему матросу:
- Ну, друг Себастьян, теперь за тобою очередь, - сказал он беспощадным тоном.
- Убейте меня, - ответил тот с хладнокровной решимостью, - убейте меня, так как я в вашей власти!
- Ну! Время терпит, - сказал Майор, смеясь зловещим голосом. - Потолкуем прежде с полчасика.
- Мне не о чем с вами говорить.
- Может быть, но я имею кое-что сказать тебе. Зачем ты мне изменил?
- Я вам не изменил, я за себя отомстил.
- Какое остроумное мщение: отправиться рассказывать наши дела толпе бездельников, которым до этого дела никакого не было!.. Если уж ты считал себя вправе мне отомстить, зачем ты меня просто не убил?
- Я часто об этом думал.
- Что же тебе помешало?
- Вы слишком бы скоро умерли, а я хотел, чтобы вы долее страдали.
- Я с удовольствием вижу, что в этом наши мнения сходятся. Я тоже для того тебя теперь не убиваю, чтобы дать тебе подольше времени насладиться ожиданием смерти. Теперь моя очередь, мой друг, долг платежом красен. Ты увидишь, что я для тебя приготовил и…
Раздался выстрел из револьвера. Майор не договорил, он упал, как сноп, и остался недвижим.
Фелиц Оианди испустил ужасный крик и бросился вон из комнаты.
Вот что произошло.
Пока Майор разговаривал с Себастьяном, Мичела пришла в себя и открыла глаза. Сначала она не поняла, что вокруг нее происходит, но вскоре память к ней вернулась, она вздрогнула и приподнялась.
Возле нее упал Кабуло, рядом лежал револьвер, которым он не успел воспользоваться во время борьбы с Себастьяном; она протянула руку и схватила это оружие, потом привстала, сделала угрожающий знак Фелицу Оианди, который все стоял, как помешанный, и, прицелившись в Майора, спустила курок.
Она бросилась к Себастьяну и разрезала спутывающие его веревки. Она обезумела от радости, плакала и смеялась в одно время.
- Пойдем, бежим отсюда! - воскликнула она, дрожащим от волнения голосом. - Бежим из этого дома, я не хочу здесь оставаться ни одной минуты.
- Хорошо, пойдем! - ответил Себастьян. - Но так как нам некого опасаться после смерти этого негодяя, то мы останемся в Париже. Зачем нам теперь ехать в Испанию?
- Я на все согласна, только все эти убийства в этом доме поднимут полицию на ноги, и может быть…
- Да, ты права, лучше скрыться на время и вернуться, когда вся история будет забыта.
Четверть часа спустя, Себастьян с женой спешили по направлению к Парижу.
В столовой продолжала царить зловещая тишина.
Вдруг тело Майора слегка вздрогнуло, он глубоко вздохнул и привстал. Он почувствовал сильную боль в левом бедре и мгновенно все вспомнил.
- Ну спасибо, что на мне была кольчуга, а то бы тут мне и конец. Однако пора убираться, пускай полиция разбирается здесь, как знает.
Он поднял свою шляпу и вышел поспешно, хотя немного шатаясь. Переступая порог, он чуть не растянулся, споткнувшись о какое-то тело, лежавшее поперек дороги. Это был Фелиц Оианди.
- Эй, вставай! - крикнул ему Майор, ударив его сапогом в бок. - Нечего тут прохлаждаться.
- Как? Это ты? Ты не умер?
- Как видишь, дурак! Пойдем скорее, нас, должно быть, карета ждет уж давно.
- Иду! Иду!
Они бегом удалились, оставив двери растворенными настежь.
Почти при въезде в Бурже они нашли карету и, сев в нее, приказали ехать в Париж.