10
Судья, назначенный визирем для разбора текущих дел, оказался мужчиной в летах и, похоже, был человеком многоопытным. Его просторное одеяние держалось на двух широких бретелях, сходившихся чуть ниже затылка на шее, охваченной золотым ожерельем, к которому была подвешена статуэтка богини Маат.
Маат была представлена в облике сидящей женщины со знаком жизни в руке. Ее голова была увенчана высоким пером, Маат - это Истина и Закон. Кому же, как не ей, покровительствовать судам?
- Под покровительством Маат и во имя фараона, - скороговоркой провозгласил судья, - заседание суда объявляется открытым. Да вдохнет истина в ноздри людей жизнь и да изгонит зло из тел человеческих. Обязуюсь судить беспристрастно, сиречь убогого так же, как и могущественного. Приведите сюда зачинщиков свары, случившейся в переулке близ рынка.
Сириец и оба его приспешника и не думали отпираться и лишь умоляли суд о милосердии. Суд в составе четырех писцов, ткачихи, отставного воина и толмача приговорил троицу к пяти годам принудительных работ. В случае повторного нарушения закона преступникам будет воздано втрое.
А когда перед заседавшими предстал Жар, он даже головы не склонил. Ни строгая обстановка суда, ни суровый вид судейских не произвели на него, кажется, никакого впечатления.
- Твое имя - Жар, и ты утверждаешь, что помогал жертве нападения.
- Так оно и есть.
Стражи подтвердили показания юноши, после чего суд выслушал заявление Молчуна.
- Меня ударили в спину: напавшие заставили меня уткнуться лицом в землю. Я не мог оказать ни малейшего сопротивления, и, если бы мне на помощь не пришел этот юноша, я, возможно, был бы уже мертв. Выступить в одиночку против троих - это необычайно смело.
- Суд ценит его благонамеренность, - одобрительно кивнул судья, - однако присутствующий здесь писец, отвечающий за общественные работы, подал на Жара жалобу, обвиняя его в уклонении от работ.
Чиновник, сидевший в первом ряду зрителей, удовлетворенно осклабился.
- Отважный Жар заслуживает снисхождения суда, - просительно заговорил Молчун. - Неужто ему нельзя простить эту ошибку юности?
- Закон есть закон, а общественные работы нужны для блага Египта.
И тут вышел Собек-нубиец:
- Как начальник стражи Места Истины, я должен поддержать ходатайство Молчуна.
Высокопоставленный законник насупил брови.
- А каковы доводы, оправдывающие столь неожиданное вмешательство в судопроизводство?
- Почитание закона Маат, коему всем нам должно повиноваться. Будучи единственным сыном селянина, Жар по закону освобожден от общественных работ.
- В донесении писца обстоятельство это, столь весомое, никак не оговорено, - заметил судья.
- Значит, донесение его лживо и сочинитель должен понести подобающую кару.
Ухмылка сползла с губ чиновника.
Жар ошарашенно уставился на нубийца. Вот уж никогда бы не подумал, что какой-то вертухай, верный пес закона и - как это у них называется? - блюститель порядка станет за него заступаться.
- Нерадивый чиновник да будет схвачен! Жару же да будет возвращена свобода. И тотчас же, - приказал судья.
Молчун слушал приговор, но смысл слов, в которые было облечено решение суда, доходил до него с трудом, ибо мысли его были далеко: он уже долго, не отрываясь, вглядывался в статуэтку Маат, украшавшую грудь судьи.
Место Истины - удел Маат, нет места на этом свете лучше из всех тех мест, где отправляется правосудие. Ибо там учат тайне, открывающейся в деяниях мастеров, получивших посвящение в "Доме Золота"… Вот куда Молчун не мог попасть. До сего дня.
И вот, когда он созерцал богиню, его сердце открылось.
Статуэтка росла, она стала совсем огромной, заполнила все помещение суда… Вот она пронзила потолок, устремляясь к небу. Теперь она была немыслимо громадной и простиралась до края вселенной и далее и жила светом.
И Молчун увидел родную деревню - ее дома, мастерские, храм. И услышал зов: глас Маат повелевал ему вернуться в Место Истины и творить, следуя предначертанному пути.
- Сколько еще раз должен я повторять? - услышал он раздраженный голос судьи. - Я спрашиваю: удовлетворены ли вы? Молчун, вы что, оглохли?
- Да-да, конечно. То есть нет… То есть да… Я слышу! И я удовлетворен.
Медленно выходя из здания, в котором проходил суд, Молчун не сводил глаз с Закатной вершины, покровительницы Места Истины.
- Я хотел бы с тобой потолковать, - сказал ему Жар - но ты как будто не в себе. На тебе лица нет.
Молчун все еще был во власти услышанного наконец зова и потому не сразу признал своего спасителя.
- Прости меня, я так тебе обязан. Не знаю, как и благодарить. Еще вопрос, остался бы я цел, если бы не ты…
- А, брось! Шел себе мимо - гляжу, такое дело. Чего ж не встрять?..
- Любишь драться?
- Ну, если в селе живешь, умей постоять за себя. Бывает, не глянешься кому, а то и просто из-за ничего привяжутся.
- А где ты живешь?
- На западном берегу. Но с этим покончено. Завязал я с семейным хозяйством. Напрочь. Слушай, пить до смерти хочется. Как ты?
- Разве что пива свежего… Не против?
Молчун купил целый кувшин, и оба устроились под тенистой пальмой, росшей на крутом берегу.
- Так почему ты из дома ушел?
- Да в земле не хочу ковыряться - тоже мне отцовское наследство. Не по нраву мне это достояние предков.
- А чем жить будешь? Чего хочется?
- Знаешь, душа одного просит: рисовать. И на свете есть только одно место, где бы меня испытали и сказали, гожусь ли я, и где бы мне дали то, чего мне недостает. Это - Место Истины. И я пробовал даже туда пролезть, но… куда там! И все равно я эту затею не брошу… Иначе и жить незачем!
- Ты, Жар, еще такой молодой. Все у тебя может перемениться. Сто раз еще передумаешь.
- Ну уж нет, от этого мне не избавиться! С детства, сколько себя помню, я гляжу на зверей, на селян, на писцов… И рисую все это. Хочешь, покажу?
- Давай.
Жар пошарил под пальмой, нашел сухую веточку и начертил на земле невероятно похоже лицо судьи, его золотое ожерелье и статуэтку богини Маат.
Впервые в жизни Жару стало как-то не по себе. Никогда прежде не сомневался он в своей одаренности и только смеялся, если кому-то его наброски приходились не по вкусу. Но теперь… Теперь он с тревогой ожидал, что скажет старший товарищ. Такой тихий и спокойный.
А Молчун все медлил с ответом.
- Пожалуй, неплохо вышло, - наконец заговорил он. - У тебя врожденное чувство меры и рука очень уверенная. Это точно.
- Так что? Думаешь… правильно я решил?
- Думаю, да.
- Ух ты! Я - свободный человек, и я - рисовальщик!
- Но тебе еще многому стоило бы поучиться.
- Обойдусь! - отмахнулся Жар. - До этого дня никто мне не помогал, я сам научился. И дальше сам буду разбираться!
- А чего же тогда ты так рвешься в братство служителей Места Истины?
До желторотого художника дошло, что его устремления противоречивы, и его словно бы кнутом огрели.
- Потому… потому что там мне дадут рисовать и писать красками день напролет и не будут приставать с другими делами.
- Так, значит, тебе все-таки кое-что нужно?
- Я им докажу, что я лучше их!
- Вряд ли тщеславие поможет тебе открыть ворота братства.
- Какое еще тщеславие! Просто мочи нет терпеть: жжет хуже огня! Я должен туда попасть, и я пролезу, и плевать, какие помехи они еще придумают.
- Пыла-то у тебя хватает, но, наверное, еще что-то нужно.
Жар поднял глаза к небу:
- А у меня не только пыл. Знаешь, меня словно бы позвали и этот зов такой могучий, что нет сил ему противиться, так что я просто не могу оставить свою задумку. Место Истины - вот мое настоящее отечество, и жить я должен только там… Или нигде. Нет, тебе меня не понять.
- А по-моему, я тебя понимаю.
Жар широко открыл огромные удивленные глаза.
- Да, ты мне сочувствуешь, верю. И не спорю. Но ты меня старше и опытнее и потому просто не понимаешь, что во мне все горит и клокочет. А ты умеешь сдерживаться.
- Дело в том, - признался Молчун, - что Место Истины - мое родное селение.
11
Жар вцепился в плечи Молчуна с такой силой, что тот испугался, как бы его новый юный друг не переломал ему кости.
- Не верю! Быть того не может… Издеваешься!
- Если бы мы были знакомы чуть дольше, ты бы знал, что нет у меня такой привычки.
- Если так… Ты должен знать, как попасть в Место Истины!
- Это даже труднее, чем ты думаешь. Чтобы принять нового мастерового, нужно согласие всех мастеров братства, фараона и визиря. И предпочтительнее быть в кровном родстве с семейством ваятелей или рисовальщиков.
- А как же они набирают народ со стороны?
- Если кого и принимают, то только из мастерских, обслуживающих великие храмы, такие, как в Карнаке. Смотрят, как человек работает, и после испытательного срока, который обычно затягивается надолго, решают, годится ли он.
- Хочешь мне доказать, что у меня ничего не выйдет… Но я не передумаю.
- А еще, чтобы предстать перед приемным судом - так именуется собрание, решающее, открывать ли врата братства перед искателем, - надо, чтобы за тобой не числилось долгов, а при себе ты должен иметь кожаный мешок, складное сиденье и столько мебельного дерева, чтобы из него можно было смастерить кресло.
- Целое богатство! И немалое!
- Примерно столько новичок зарабатывает за семь месяцев. Это доказательство того, что он умеет работать.
- Но я - рисовальщик, а не столяр!
- У Места Истины свои требования, и не тебе менять установленные правила.