От множества забот Мария похудела, загорела, и только глаза её, казавшиеся теперь просто огромными на похудевшем лице, блестели по-прежнему девчоночьим блеском. Князь Василько, впрочем, тоже заметно отощал от непрестанных забот, и виделись они теперь всё больше ближе к ночи.
- Страшная я стала, Василько? - спрашивала она мужа, когда вечером они ложились в опочивальне.
- Ты самая красивая у меня! - князь целовал её глаза и губы.
- Да уж… Скажи, я сильно похудела, да?
- Где? - изумлялся Василько. - Как ты могла, без моего дозволения? А ну, показывай, где похудела-то?..
"Здравствуй, любимая сестрица моя, Феодулия. Пишу тебе письмо из Ростова города, месяца октября тридцатого числа года шесть тысяч семьсот тридцать пятого от сотворения мира.
У меня всё хорошо, даже очень. Муж меня любит безмерно, и я его. В Ростове все его чтят, и вообще народ добрый, весёлый. Город Ростов не зело велик, но богат и красив строениями. Князь мой возводит храм дивной красоты, собор Успенский, что батюшка его заложил ещё. Осталось немного совсем, да вот денег не хватает малость, так что, мыслю я, и на тот год не кончим. Ну да ничего, Бог милостив, закончим сие богоугодное дело, пусть хотя бы года через два или три.
Хлеба нынче у нас уродились неплохие, и рыбы насолено, и всяких припасов вдоволь. Так что голода и мора в Ростове нынче не ждём, перезимуем с Божьей помощью.
У нас уже снег лёг, и Василько мой уехал нынче на охоту, по чернотропу. Звал и меня, да я не поехала - дел выше головы. Мужчинам что, они ведь как дети малые - захотел, всё бросил да и поскакал сломя голову. Нам же, хозяйкам, дом держать хоть днём, хоть ночью, хоть при потопе. Ты себе не представляешь, Филя, как я устаю порой - прямо с ног валюсь. Видела бы ты меня летом - чёрная, как мавр, худая, как палка. Думаю, ежели бы Василько мой увидал меня тогда такую, так не то что сватать - в дом бы не зашёл, на коня и в степь, до того страшна. Сейчас вроде отбелилась, да отъелась малость.
Да, а снег тут ложится заметно раньше, чем в Чернигове, и лежит дольше. И снега глубоки зимой, куда там. Ну а вообще места здесь богатые, и рыба под боком, в озере, прямо кишит, и зверь лесной, и птица в изобилии. А уж ягод, грибов - пропасть! И мёд дикий есть, и всё, всё.
Скучаю я порой по тебе сильно, Филя, да и по матушке с батюшкой тоже. Но вот приехать нынче погостить никак не получится, хотя Василько мой, наверное, и отпустил бы. Да на кого ж я хозяйство брошу? Нет, помощники мне тут имеются, одна тётушка Пелагея, Василькова родня дальняя, чего стоит - куда там нашей Фовре! И бояре при случае не отказывают, да и муж всегда поможет, а то и утешит ладу свою.
Как бы хотела я видеть тебя в Ростове, Филя! Да знаю, знаю, что невозможно сие. Батюшка наш сроду дочь свою безмужнюю не отпустит.
Ладно, Филя, Бог даст, как-нибудь свидимся. Матушке и батюшке я отписала отдельно, так что это моё письмо только тебе.
Молю Господа, чтобы послал он тебе наконец счастье, как мне послал. За тем остаюсь сестра твояМария.
P.S. Обнимаю тебя и люблю"
Мария вздохнула, отложила перо, пососала измазанный в чернилах палец, отчего на губах также появились чернильные пятна. За окном валил густой мокрый снег, скрадывавший и без того бледные сумерки. Да где уже князь?
Вдали зародился шум, хлопали распахиваемые двери. Мария встрепенулась, вскочила, забыв про письмо. Дверь в княжеские покои распахнулась, и в горницу ввалился князь Василько, весь облепленный снегом.
- Ух, ну и погодка!
Мария подскочила к нему, прижалась, и Василько погладил её по голове.
- Соскучилась, лада моя?
- Угу… - Мария зарылась носом в мокрый мех мужниной шубы.
- И я. О, а это что тут у нас? - он провёл пальцем по губе Марии, измазанной чернилами. - Всё пишем да пишем? Никак труд философский затеяли на пару с отцом Савватием, не меньше…
- Да письмо писала я! - засмеялась Мария. - Сестре, в Чернигов. И родителям ещё одно. Ты когда посылать гонца будешь?
- Да, мыслю, вот послезавтра и пошлём. Но я вообще-то голодный…
- Ох, ну я и дура! - встрепенулась Мария. - Малуша! Эй, Малуша! Пускай на стол накрывают, да поживее!
- … Вот заставь дурня Богу молиться, так он и лоб расшибёт!
Князь Василько был раздосадован. В княжеской опочивальне сегодня было жарко и душно - истопник постарался сверх всякой меры.
- Ну, не сердись, Василько, чего ты, - улыбнулась Мария. - Ляжем спать без одеяла, только и всего.
- Да, без одеяла… - хмыкнул Василько. - А ночью застынем, и заболеешь ты, не дай Бог…
- Как? И ты позволишь мне застыть, это в мужниной-то постели? - лукаво блеснула глазами Мария. - А ещё я все лампады зажгу, чтобы светло было. Вот проснёшься ты ночью, а я вот она, вся на виду! - она засмеялась.
- А? Хм… - князь обдумывал происшествие, открывавшееся с неожиданно интересной стороны. Досада уже улетучилась. - Ладно. Быть по сему!
Немного позже, когда они уже насытились друг другом и отдыхали, князь Василько вдруг сказал:
- Думаю я отправиться в гости к батюшке твоему, Мариша. Много вопросов накопилось, кои бы обсудить надобно.
- Ну? - Мария открыла глаза, привстала на локте - И когда?
- Да вот на Рождество бы и съездить. Поедешь со мной?
- С тобой, муж мой, не то что к родному батюшке - хоть в пекло!
Посмеялись.
- Вот только как хозяйство оставить, Василько?
- Хозяйство… Плоха та хозяйка, которая ни на миг без пригляду хозяйство своё оставить не может, - поддел жену князь Василько.
- Плоха-а?! - возмутилась Мария. - Которая тогда хороша? Которая спит до обеда, а свиньи по столам бродят?
- Нет, Мариша. У хорошей хозяйки так всё налажено, что как бы само вертится, ей только малость подправлять приходится кое-что.
- А, так вот оно что значит, настоящая-то хозяйка! - насмешливо протянула Мария.
Посмеялись.
- Да нет, Мариша. Это просто хорошая хозяйка если. А настоящий хозяин…
Князь Василько помолчал, обдумывая мысль.
- Так что есть настоящий хозяин? - спросила Мария, уже без смеха.
- А настоящий хозяин вот каков - самого уже на свете нету, а дело его живёт. Вот так вот, Мариша.
Князь Михаил Черниговский был задумчив. На столе перед ним стояли всевозможные яства - князь любил покушать с размахом - но сегодня он жевал, даже не чувствуя вкуса еды.
- Да что тревожит-то тебя так, батюшка? - не выдержала княгиня, наблюдая за ним.
- Помолчи, мать, - Михаил потянулся было к стеклянному графину венецианского стекла, внутри которого рубиново рдело греческое вино, но раздумал. Сейчас как никогда нужна трезвая голова. - Новгородский стол многие занять ладятся.
- В народе недаром бают: "На двух лавках одним задом не усидишь" - вновь подала голос княгиня Черниговская.
- Не усидишь, бают? - ухмыльнулся Михаил - А вот увидим. Ростислав!
- Да, тато, - откликнулся отрок.
- Хочешь быть князем в Господине Великом Новгороде?
- Ну? - недоверчиво переспросил Ростислав - В самом Новгороде?
- Собирайся! - Михаил тряхнул головой, твердея, принимая решение. - Завтра поутру и поедем. Время не терпит, а до Новгорода путь неблизок.
Князь Михаил Всеволодович встал из-за стола.
- Ишь ты, "не усиди-ишь…" - передразнил он княгиню. - Надобно нам усидеть, мать. И на Новгородском престоле, и на Киевском. И Чернигов при этом за собой оставить, вот так. Надобно начинать собирать воедино русскую землю.
- …Ну и хват твой батюшка, ох и хват! - засмеялся князь Василько, читая. - На ходу подмётки режет!
Перед ростовским князем лежал придавленный медной чернильницей пергаментный свиток, сплошь испещрённый мелкими буквами - вести из Чернигова, только что доставленные очередным гонцом.
- Что там, Василько? - Мария заглянула к мужу через стол. - Что пишут-то?
- Князь Михаил Всеволодович великое дело провернул - поставил на княжение в Новгороде своего сына Ростислава свет Михалыча.
- Ростишу? - изумилась Мария. - Да он сопли токмо научился вытирать!
- А вот уже князь Новгородский, - снова засмеялся Василько. - Олега Курского, и других князей обставил батя твой, ладно… Но как ему вече-то новгородское охмурить удалось?
- Батюшка мой вообще сроду удачлив, - улыбнулась Мария не без гордости. - Я же помню, как мы в Чернигов въезжали, когда батюшка Олега Курского вышиб со княжения черниговского. А до того помню, как он на рать уходил, на ту страшную сечу на Калке-реке. Ох, мать ревела тогда вослед!
- Сколько годов-то было тебе тогда?
- Десять. - улыбнулась Мария. - А Феодулии одиннадцать. Помню, как радовались мы, что батюшка жив-невредим домой вернулся.
- Да, страшное было дело… Какие люди погибли тогда, какие витязи, герои земли русской!
Князь Василько вздохнул, сворачивая свиток.
- Я ведь тоже тогда на Калку ходил, Мариша, с войском ростовским. Да не дошёл малость, не успел… Тем и жив, чаю. Малолетка же был сопливый, тринадцать годов всего!
Мария смотрела на мужа во все глаза, чувствуя, как по коже пробирает мороз. Перед внутренним взором встало страшное видение - Василько, разрубленный напополам вражеским мечом, лежит в степи среди множества таких же тел, и здоровенный чёрный ворон выклёвывает ему глаза…
- Ты чего, Мариша? - спросил князь. Вместо ответа Мария порывисто обняла мужа, прижалась что есть силы.
- Не хочу… Нет, не хочу…
- Ну чего ты, чего? - Василько гладил жену, успокаивая. - Ведь живой я, вот он!
Мария посмотрела мужу в глаза.