"Я – дерево в полдень. О чём я шепчу…"
Я – дерево в полдень. О чём я шепчу,
зачем заполняю пространство собой,
и, каждый листок подставляя лучу,
зачем я гляжу в небосвод голубой?
Казалось, я небо держу на весу,
раскачиваю на ветвях облака.
Я чудную чушь безрассудно несу
о жизни, что так бесконечно близка.
Но лето уходит. О, свет мой, прощай!
Ещё тебе долго гореть и сиять,
но слышится в возгласах птичьих – печаль,
но мне – на ветру одиноко стоять,
глядеть безутешно всей тысячей глаз.
Я слиться не в силах с сиянием дня.
Пока ещё вечное длится сейчас,
мой свет уходящий – обнимешь меня?
Есть завтра – я знаю. И было вчера.
Ах, всё, что я в вечности знал – позабыл.
Мой свет уходящий – прощаться пора!
Я деревом, смерть осознавшим, застыл.
Казалось, я деревом буду вовек.
Но, видно, и мне человеческий путь.
Но больно, как будто и я – человек.
…Как в гору подняться. Как воздух вдохнуть.
13.07.96
"Эта роза засохла, но не увяла…"
Эта роза засохла, но не увяла.
В завитках лепестков – сокровенная тьма.
Как очерчена страсть! Эти бездны, провалы…
Это губы любимой, что сводят с ума.
Это жизнь, что ушла – перечти ее снова,
разгадай эти знаки, пойми письмена,
расколдуй этот жар, этот запах былого.
Ну, а впрочем, не надо – ведь бездна без дна.
Может вдруг уколоть этот шип, это жало.
Не гляди, не гадай, этой тьмы не пытай.
Хоть исчезло давно все, что жизнь надышала,
стало дальше, чем Африка или Китай.
Только форма бездушная, слепок растенья -
эта роза, бесстыдно живая на вид.
Только мертвая форма любви и цветенья,
что не в силах уйти и над жизнью стоит.
22.01.96
"Я зиму одолел, переборол…"
Я зиму одолел, переборол,
но весь в долгах, и как деревья – гол.
Чем стану по счетам платить – не знаю.
Я наг и нищ. Душа – дыра сквозная.
Все без изъятья умещает взгляд.
Теперь я знаю истины простые.
На бедный мир и в небеса пустые -
на все гляжу, как будто виноват…
"Вот и уходит год…"
Вот и уходит год.
Канет во тьму. Утонет.
Кто-то вдогонку застонет
иль облегченно вздохнет.
Выпито время до дна.
Что там, на донце, осталось?
Горькая ли усталость?
Легкая тишина?
Вот и дошли до сумы,
да ничего не попишешь.
Чем-то неведомым дышишь.
Воздухом, взятым взаймы.
30.12.94
"Вот и выходит жизнь из повиновенья…"
Вот и выходит жизнь из повиновенья,
мчится куда-то, не зная, зачем и куда,
и понимаешь в следующее мгновенье:
нужно беспечно сказать всему сущему "Да!"
Мир берёт меня в плен. Но, быть может, свобода лишь в этом:
слышать дыханье Вселенной у самой щеки.
Нет, не к победам стремиться, совсем не к победам
и не сражаться с судьбою, всему вопреки.
Сдаться на милость. Поверить неведомой воле,
логике мира отдаться (она ль – не мудра?)
Знать наперёд – даже в безмерности боли,
даже и в боли, но знать: худа нет без добра.
Что обстоятельства, возраст, голод и сытость?
Есть только облако это, влекущее взгляд.
Есть только жизнь – и твоя этой жизни открытость.
О, как свободно душа куда-то летит наугад…
1997 г.
Памяти Иосифа Бродского
"Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию заплатит…"И. Бродский
Но когда тебе уже привычно
на краю стоять и ледяную
воду пробовать ногой, какую
смерть избрать – и вовсе безразлично.
Хоть старались храбро до сих пор мы
пребывать, присутствовать, являться,
но в итоге – разрушенье формы,
ничему уже не срифмоваться.
Ибо смерть есть способ вычитанья.
Что имелось? Две руки. Два глаза.
А в остатке – пустота, зиянье,
никому не слышимая фраза.
Если б в ней последний смысл могли бы
угадать – и усидеть на стуле!
Но ушедшие – молчат, как рыбы,
и – в такую глубину нырнули!
Лишь сорвётся пузырёк воздушный
из пространства доязыкового,
переполнен тишиною душной,
что невыносима для живого.
Ах, поэты, где же губы ваши
шевелящиеся? Мир сей бросив,
оставляете дыру в пейзаже,
как однажды обронил Иосиф.
Ах, какое это было счастье -
говорить! Воздушными шарами
те слова ещё летят над нами.
Частью речи стать. Всего лишь частью
речи. Обойдёмся без вопроса,
всё ли исчезает без остатка.
Да не упадёт летящий косо
на картине дождь. Пасует проза.
У искусства лёгкая повадка.
…Словно дым отстал от паровоза.
Он горчит. Но отчего-то – сладко.
4–6.11.96
Из книги "Бытие" – Одесса, "Инга", 2002 г
"Жизнь ушла, и всё же возвратилась…"
Жизнь ушла, и всё же возвратилась,
пожурив меня и пожалев,
чтоб душа от спячки спохватилась,
в сотый раз от счастья ошалев.
Всё мне любо: даже чад бензинный,
пёс облезлый и бродячий кот.
Я хочу идти дорогой длинной,
и не на закат, а на восход.
Надо мною сень раскинет осень.
Стану стар, как дерево в саду.
А когда листву свою износим, -
постоим у неба на виду.
Трудно ль жить с душою неприкрытой?
…Дождь идёт. Во мгле. Во сне. Во мне.
Время длится баховской партитой,
оставляя скорбь на самом дне.
16.09.2000.
Бессонница
Тянется жизни дневной тягомотина.
В тысячный раз прохожу то, что пройдено.
Злюсь запоздало. Рвусь оголтело.
В сон бы – из пекла земного удела!
Мне надоела уступка, оглядка.
Вымолвить правду – и больно, и сладко.
Слышу – вполуха, вижу – вполглаза,
а на устах – полу-мысль, полу-фраза.
Тянутся мысли в ночном беспорядке.
Ум мой положен на обе лопатки!
Небо бледнеет. Сердце мудреет.
Сон запоздалый в лицо моё веет.
16.12.2000
"Выключи свет на кухне…"
Выключи свет на кухне,
выдохни дым забот
и, полусонный, рухни
в мир материнский, в тот,
где, как дитя в утробе,
лёжа на облаках,
в дырочки дышишь, в обе,
и отрясаешь прах.
Сон бесконечный нежит.
Веки так смежены,
что поневоле брезжит
истина тишины.
С сомкнутыми устами
я обойдусь без слов.
Господи, не остави! -
я ко всему готов.
Словно нашёл потерю.
Словно избыл вину.
Я в чудеса поверю
и в небеса нырну.
В муке рождений-агоний
в крике открою рот.
…Вот он, горит – огонь мой -
с горьким дымом забот.
15.02.01
Снегопад
Я засыпаю. Засыпаю
всю землю снегом. Я богат,
как небеса. Глаза смыкаю -
сквозь веки вижу снегопад.
Медлительно и осторожно
летит душа, оснежена.
Как хорошо, как бестревожно,
какая в мире тишина!
О, быть бы мне комочком снежным,
как будто вновь на свет рождён,
таким легчайшим и безгрешным,
вне нашей тяжести времён.
Я утопаю в снегопаде
и сам я этот снегопад.
Стихи, что заперты в тетради,
уже снежинками летят.
На чей-то лоб разгорячённый.
В сознанье, в мыслей маяту.
Снежинкой белой в думе чёрной
побыть, растаяв на лету.
Не властен я над нашим веком
и надо мной не властен век,
поскольку стал я снегом, снегом,
уже почти не человек.
Я засыпаю, засыпаю
деревья эти и дома.
Тишайшей поступью ступаю
там, где больница и тюрьма.
Хотя б на миг – всё сделать белым,
соединить – чтоб всё сошлось,
со мною вместе стало целым,
сказалось и отозвалось.
12.03.01
"Когда покроет всё вокруг, что голо…"
Когда покроет всё вокруг, что голо,
мука такого тонкого помола
и я проснусь ни свет и ни заря,
подумаю, что мельница природы,
наверно, перемалывает годы
и, видно, это делает не зря.
Уходит жизнь – но, всё же, суть не в этом.
Ах, снегом стань, и музыкой, и светом
зерно мне дорогого бытия!
Пусть мельницей огромной будет небо.
Даруй же хлеба мне! Такого хлеба,
чтобы душа насытилась моя.
И беды, может, лишь затем нависли,
чтобы в бездонной тьме мололись мысли,
чтоб в каждом миге открывалась даль…
О, Господи, как мелется всё тонко!
Ведь это жизнь моя! Вот плач ребёнка.
Вот юный смех. И взрослая печаль.
13.05.01
"Душа, порой ночной пора признаться…"
Душа, порой ночной пора признаться:
ты – огонёк, сквозняк – со всех сторон,
и пламени, увы, нельзя не колебаться,
то разгораясь, то впадая в сон.
Не угасая в подступившем мраке,
едва-едва светя, едва-едва жива, -
ты всё же говоришь в погибельной отваге
какие-то последние слова.
Спрошу: где пораженье? Где победа?
На всё найду ответы поутру.
Но я горю – не хватает света.
Но я – свеча на мировом ветру.
Что б ни было – всему скажу "осанна".
Огонь рождается – он стар и вечно нов.
И чудо бытия – всё так же несказанно.
Я говорю – но не хватает слов.
Что наша жизнь? Ужасна и прекрасна.
Крива одновременно и пряма.
Не плачь, моя свеча, не трать себя напрасно.
Так нужен свет, когда вокруг такая тьма…
15.03.01